Дворцовые тайны. Царицы и царевны XVII века - Страница 16

Несколько месяцев упорный Афанасий Власьев настаивал на скорейшей поездке Мнишеков в Москву. Наконец в феврале 1605 года начали упаковывать веши. 2 марта огромный обоз двинулся в путь. Первым ехал Юрий Мнишек с 445 сопровождающими его лицами, далее — Марина с 251 членом свиты, за ней — Ян Мнишек (брат Юрия) с 107 лицами, потом — Константин Вишневецкий с 415 лицами, за ним — Николай Мнишек с 87 сопровождающими, пан Тарло с женой и множество других шляхтичей, слуг и купцов. Общее число путников превышало две тысячи человек. Все это говорило о том, что в одиночку Марина и ее отец ехать в Москву опасались.

Путешествие оказалось долгим и утомительным из-за начавшейся весенней распутицы. К тому же русская сторона не ожидала, что польских гостей будет так много. Далеко не всех удавалось разместить на ночлег в домах, не всем хватало продовольствия. Только для Марины на каждом привале были построены новые домики из бревен, остальным приходилось коротать ночь в палатках, утопавших в мокром снегу. Но в данном случае гостям приходилось винить только себя — в путь следовало собраться значительно раньше.

Чувствовалось, что Лжедмитрий, как мог, старался заботиться о будущих родственниках: на всем пути были проложены сносные дороги, отремонтированы мосты, жители населенных пунктов дарили хлеб-соль, а те, кто был побогаче, приносили более ценные подарки: меха, ткани, красивую посуду. Марина все это с благодарностью принимала, не зная, что, по обычаю, следовало наградить дарителей либо ничего не брать. Рядом со Смоленском невеста получила от жениха в подарок три богато украшенные кареты со слюдяными окошками. Первую везли двенадцать белых лошадей, и она была предназначена для самой Марины. Отец довольствовался той, в которую были впряжены десять лошадей. В последнюю сели знатные женщины. К сопровождающим присоединилась тысяча русских дворян, и ночлег стал еще более проблематичным.

К тому же у Марины вскоре появилось серьезное осложнение — она не могла есть слишком тяжелые для ее слабого желудка блюда. Пришлось питаться отдельно и только тем, что готовили ее повара. Все неприятности с трудом скрашивали многочисленные подарки, которые постоянно прибывали от жениха: золотые украшения с драгоценными камнями, нитки жемчуга, всевозможные побрякушки и, наконец, целый табун породистых лошадей. В Можайске по просьбе Лжедмитрия Юрий Мнишек первым отправился в столицу, чтобы помочь организовать достойную встречу польских гостей. Марине же было предложено на несколько дней задержаться в городе, а потом отдохнуть в загородной резиденции Большие Вяземы, красиво отстроенной еще царем Борисом.

Последний ночлег состоялся в палаточном городке у самой Москвы. Огромные шатры поразили всех размерами, формами (некоторые были похожи на многоглавые дворцы, другие — на крепостные стены с башнями) и богатой отделкой.

2 мая состоялся парадный въезд в Москву. Сначала гостей встретила почетная свита, состоявшая из нескольких тысяч конных дворян и стрельцов в парадных одеждах. Потом им подали новые экипажи — для Марины украшенную серебром царскую карету с гербами, которую везли двенадцать серых в яблоках лошадей. В ней находились живые игрушки — маленький арапчонок с обезьянкой. Наконец все увидали тысячи горожан в ярких и красивых одеждах, рассыпавшихся на лугах у стен города.

Марина, не отличавшаяся особой красотой, поскольку была мала ростом, тщедушна, с мелкими чертами лица, решила поразить будущих подданных великолепием своего наряда. Она надела белое атласное платье, сшитое на французский манер, с узким лифом и широкой юбкой на кринолине, и богато расшитое жемчугом и драгоценными камнями. Волосы она распустила, несмотря на запрет, и украсила их алмазным венцом и жемчужными нитями. На ярком весеннем солнце все это сверкало и переливалось, а сама она напоминала дивный заморский цветок. Члены свиты в одежде из зеленого бархата с золотой отделкой очень хорошо оттеняли белизну ее наряда.

Несомненно, вид царской невесты поразил москвичей, считавших, что самым нарядным цветом может быть только красный и что женские платья должны быть просторными и многослойными.

Дав всем вдоволь налюбоваться своей необычной внешностью, Марина села с фрейлинами в карету и въехала в Москву. По обычаю, жених не имел права встречать ее, но Лжедмитрий тайно появлялся, чтобы самому расположить встречающих. Он даже решил изменить сложившиеся правила, по которым въезд почетной гостьи в Кремль должен был сопровождаться колокольным звоном, — Марину приветствовали музыканты, разместившиеся на особом помосте у крепостных стен. Однако сразу принять невесту в своем дворце он не решился. До свадьбы ей полагалось жить с его матерью (ее роль мастерски исполняла Мария — Марфа Нагая, мать настоящего царевича Дмитрия). Поэтому Марину сразу же повезли в Вознесенский монастырь, где были покои Марфы, постриженной в монахини после гибели настоящего Дмитрия в 1591 году.

Бывшая царица ознакомила польскую гостью с обязанностями жены русского монарха, рассказала о придворном этикете и показала, как следовало вести себя в православном храме. Свадебная церемония была назначена на 8 мая, поэтому времени для овладения чуждыми обычаями было не так уж много. Из всего услышанного Марина сделала вывод, что участь русской царицы была совсем незавидной. Она должна была жить в отдельных покоях, редко появляться на людях, не имела права участвовать во всеобщих празднествах, пирах, приемах и т. д. и обязана была постоянно рожать детей и руководить работой мастерских по производству одежды и белья для членов царской семьи, следить за прачками, огородниками и другими служителями дворца, занимавшимися организацией государева быта.

Все это было неинтересно и обременительно для свободолюбивой польской девушки, склонной ко всевозможным развлечениям. Ведь на ее родине дня женщин не существовало запретов на участие в празднествах и увеселениях. Поэтому Марина твердо решила после свадьбы все кардинально изменить при русском дворе. Пока же ей приходилось для видимости уважать обычаи чужой страны. В ночь перед свадьбой ее перевезли в особых санях в царский дворец, заново отстроенный Лжедмитрием. Конечно, он не походил на величественные польские замки, хотя и был достаточно красив: внутренние покои обиты шелковыми тканями, парчой и бархатом, на полу персидские ковры, печи отделаны изразцами и серебряными решетками, двери — позолоченными украшениями. Покои Марины переходом соединялись с помещениями лжецаря и с парадными залами в старой каменной части дворца. Кроме того, там было много потайных дверок и ходов, позволявших незаметно покидать дворец.

Утром под колокольный звон началась праздничная церемония. На этот раз Марине пришлось надеть русское платье из вишневого бархата, обильно расшитое самоцветами. Волосы ей разрешили распустить, но сверху следовало накинуть тонкое покрывало. Голову венчал алмазный обруч, стоивший целое состояние — семьдесят тысяч рублей. Чтобы не соблюдать множества русских обрядов, ведущих начало еще с языческих времен (укручивание невесты, чесание гребнем и т. д.), Лжедмитрий объявил русской знати, что первой церемонией будет венчание его будущей жены на царство. Ранее никогда этого не было, поскольку царские жены самостоятельного политического значения не имели — титул получали после свадьбы и лишались его после смерти мужа. Марине же дали право быть царицей и без мужа. Обряд венчания ее на царство был таким же, как для наследников престола. Патриарх возложил ей на голову «шапку Мономаха», надел бармы и дал в руки скипетр. После этого прошла достаточно скромная свадебная церемония, на которой присутствовал лишь узкий круг родственников. После нее по приказу Лжедмитрия опять же началось небывалое — всех представителей знати и царского двора обязали на кресте дать клятву верности новой царице. Это, по мнению самозванца, должно было остановить русских людей от измены.

Однако скоро выяснилось, что нрав новых подданных очень переменчив. Твердо усвоив, что ложному царю можно давать только ложные клятвы, они довольно быстро забыли свои обещания.