Двойняшки для Медведя (СИ) - Страница 32

Оказывается, мне жутко этого не хватало. Суровый родительских будней, вечной суматохи и домашних дел, что имели вредную привычку не заканчиваться примерно никогда. И не хватало так остро, что даже слёзы наворачивались.

— А-а-а-а!

— Дя-я-я-я!

— Ну да, — смешно поморщившись, поддакнула я обиженно орущей Ленке и собственным мыслям. — Какой страшный зверь эта женская логика, верно, дочь? И кто бы мог подумать, что из всех вещей в мире, скучать я буду именно… По этому?

Конечно же, двойняшки мне ответили. И возведя глаза к потолку, я принялась шушукаться с притихшими детьми, выясняя, что ж они успели не поделить. Не заметно для себя увлёкшись настолько, что щелчок замка на входной двери прозвучал для меня как выстрел. Я даже вздрогнула, выныривая из накатившей внезапно дрёмы, и прижала ладонь ко рту, давя банальное желание заорать:

— Ой…

— Прости, не думал, что ты спишь, — криво улыбнулся Макс, прислонившись к дверному косяку. Вид у него был потрёпанный и жутко усталый.

Настолько, что я медленно, осторожно поднялась с нагретого места у дивана, где раскинувшись в позе «морской звезды» сладко сопели мелкие. Одёрнула широкую, явно мужскую футболку, которую успела на себя натянуть и в два шага оказалась прямо перед хозяином квартиры. После чего аккуратно обняла его руками за талию, пряча лицо на широкой, крепкой груди:

— Я скучала…

Мне всё ещё казалось, что всё происходило слишком быстро. Я всё ещё испытывала ничем необоснованный, безотчётный страх перед будущим. Но слова Лёли про «шанс» я уже не могла и…

Не хотела игнорировать. Вот и стояла так, уткнувшись носом в чужую шею, вдыхая терпкий запах табака, алкоголя и мужского одеколона. Даже не удивившись, когда меня крепко сжали в ответ и выдохнули едва слышно прямо на ухо:

— И я, Риш… Я тоже очень скучал.

Максим Потапов

Новое утро начинается со звонка. Привычного и доставшего до зубного скрежета звонка будильника на телефоне. Того самого, что я с чистой совестью отключаю и вновь проваливаюсь в сон, крепко сжимая в объятиях чужое, хрупкое тело. Тихо балдея от того, что со вчерашнего дня имею на это полное право. Прижимаюсь носом к лохматой макушке, трусь щекой о копну рыжих волос и вывожу пальцами неведомый узор на обнажённой коже дрожащего живота. И только потом вспоминаю, где я, с кем и почему. И не могу сдержать широкую, довольную ухмылку.

— Доброе утро, — я тихо шепчу и даже не думаю открывать глаза, надеясь продлить как можно дольше это ощущение тепла и уюта.

— Д-доброе, — с заминкой и еле слышно, но всё же отвечает Ирина. И сама не замечает, как прижимается всем телом ко мне, прячась от реального мира, что ждёт нас за пределами этой квартиры. Тихонько вздыхает, кладя пальцы поверх моих рук, и замирает на несколько минут, не сказав больше ни слова. А мне…

Мне хочется стиснуть её сильнее, придвинуться ближе. Коснуться губами вмиг покрасневших ушей и оставить парочку меток на нежной коже шеи. Но…

— А-а-а!

— Ма-а!

Грохот и звон свалившихся на пол игрушек. Который и мёртвого поднимет с могилы, не то что разбудит меня. И я чертыхаюсь себе под нос, выпуская добычу из рук. Делаю вид, что не вижу её улыбку и нехотя выбираюсь из-под одеяла наружу. Засовываю настойчиво вибрирующий на повторе телефон в карман домашних брюк и пару минут морально готовлюсь начать привычный ритуал под названием «доброе утро». Пусть даже ни хрена оно не доброе, это утро.

— Дети — цветы жизни, — уныло бормочу себе под нос. Ирина тихо смеётся, уткнувшись в лицо подушкой, а я с тоской признаю, что эти самые «цветочки» с завидной регулярностью обламывают весь кайф. Ни стыда, ни совести, блин, ничего лишнего.

Наступившая внезапная тишина заставляет меня волноваться, а раздавшийся следом богатырский рёв корчить недовольную мину. Тормознув в дверях, я оглядываюсь на вновь задремавшую Ришу. Скольжу взглядом по её тонкому профилю, растрёпанным волосам и сбегаю до того, как мысли окончательно сворачивают в сторону откровенного непотребства. Я бы, может, и не прочь воплотить их в жизнь…

Но надрывный детский рёв не способствуют настрою, и сводит на нет любое, даже самое извращённое представление о романтике.

На то чтобы успокоить детей я трачу добрые пять минут. Ещё полчаса уходит на привычный ритуал «переодень меня, умой и накорми» к концу которого относительно чистая футболка годиться только на выброс.

Ни одна химчистка не возьмётся её отстирать.

— Это была моя любимая футболка.

Попытка воззвать к совести не удалась. Двойняшки игнорируют мой укоризненный взгляд и радостно перебирают игрушки. И мне не остаётся ничего другого, как признать своё проигрыш (опять) и просто стянуть грязную футболку. Напрочь забывая о том, что теперь у меня есть, кому посмотреть импровизированный стриптиз в любое время дня и ночи.

— Мило…

Мягкий, хриплый смешок скользит по коже и вызывает табун мурашек вдоль позвоночника. Растягивая губы в ухмылке, я кошу взглядом в сторону спальни и не могу удержаться и не покрасоваться перед ней. Встаю так, чтоб предоставить выгодной обзор и маню пальцем застывшую на пороге Ирину.

— Иди сюда… Жена.

Слова даются легко, без напряга. Сердце бьётся сильно и ровно, гоняя по телу адреналин, наполняя уверенностью в правильности происходящего. И я цепляю тонкие пальцы своей очаровательной супруги, мысленно посылая к чёрту всех и вся и признавая, что мне до чёртиков нравится так её называть.

— Всё… Хорошо? — Ирина осторожно придвигается ближе, прижимается щекой к моему плечу и смотрит с улыбкой на возню детей. А я стоически терплю эту маленькую пытку, в полной мере познав, что означает суровый, длительный недо…

— Кхм…

Давлюсь скользящим в мыслях словах и тоскливо отвешиваю сам себе оплеуху. Пару минут позволяю себе пострадать о том, чего не видать ещё минимум пару недель и гордо заявляю, обнимая Ирину за талию:

— Более чем. Малолетние террористы обезврежены, накормлены и заняты новыми планами по завоеванию мира. На ближайшие полчаса так точно. Есть идеи, чем заняться двум взрослым, ответственным людям, пока дети не видят?

— О-о-о…

Риша хитро улыбается в ответ и привстаёт на носки, касаясь губами моего подбородка. Опаляет дыханием щёку и заставляет наклониться ниже и, пока я откровенно балдею от её пальцев, запутавшихся в моих волосах, ломает на корню все мои коварные планы.

Она тихо шепчет, смущённо заглядывая мне в глаза и кусая пухлые губы:

— Ты. Я. И… Завтрак?

Я громко фыркаю, поздравляя себя с визитом великой птицы «обломинго» и оставляю на её губах лёгкий, невинный поцелуй. Радуюсь, что ей комфортно рядом со мной и в этой квартире. И всеми силами хочу оттянуть неприятный разговор, но…

— Нам надо поговорить.

Слова срываются с языка до того, как я успеваю его прикусить. Могу поклясться, что слышу тот самый ужасный звук, с которым Ирина снова закрывается от меня, и тихо вздыхаю, поминая недобрым словом собственную тактичность. Реально, млять, медведь натуральный, сибирский, необразованный.

И никаким дипломом, опытом и самообразованием это не исправить.

— Я… — тихо вздохну, Ирина ведёт кончиком языка по губам и прячет от меня взгляд. Отступает на шаг, прячет руки за спиной и добавляет, неловко переступая с ноги на ногу. — Пойду умоюсь, наверное… И переоденусь. Сделаешь мне… Чаю?

— Угу, — недовольно бурчу в ответ и снова ловлю её в свои объятия. Ломаю тихое сопротивление и утыкаюсь губами в макушку. — Ри-и-иш, ну что ты успела себе надумать, м?

— Ничего, — недовольно отнекивается рыжая, но её ложь я уже научился считываться влёт и точно знаю, что вся её бравада сейчас — та ещё ложь. А ещё я получил профилактический трындюлей от любимой помощницы.

Но это здесь сейчас совсем не причём.

— Риш, — вздохнув, я утягиваю её за собой в коридор и там припираю к стене. Цепляю пальцами подбородок и заставляю посмотреть мне в глаза. Ловлю отблески страха и неуверенности в светлых глазах и сглатываю внезапно подступивший к горлу комок, стискивая челюсть.