Двойник - Страница 7

Не торопясь, как человек, решивший использовать ранний утренний час для прогулки, он проехал по городу, но, несмотря на красные и желтые огни светофоров, замедляющие движение и дающие возможность подумать, он так и не смог найти выход из положения, которое, как всем нам хорошо известно, зависело только от него самого. Хуже всего, что он и сам так думал, и, добравшись до улицы, на которой находилась школа, признался себе вслух: как бы мне хотелось выбросить из головы эту глупость, забыть об этом безумии, об этом абсурде, он сделал паузу, решив, что первой части данной фразы было бы уже вполне достаточно, и продолжил: но я не могу, что явно показывало, насколько велико было охватившее его наваждение и насколько он растерялся. Урок истории, как уже было сказано, начинался только в одиннадцать, до него оставалось еще почти два часа. Рано или поздно коллега-математик должен появиться в учительской, где Тертулиано Максимо Афонсо ждет его, делая вид, будто еще раз просматривает работы, принесенные с собой в портфеле. Внимательному наблюдателю очень скоро стало бы ясно его притворство, ведь ни один опытный учитель не станет читать во второй раз то, что уже проверил, и не столько из-за возможности найти новые ошибки и внести новые исправления, сколько из соображений престижа, авторитета, самоуважения или просто потому, что то, что уже сделано, сделано, и незачем вновь к этому возвращаться. Не хватало только, чтобы Тертулиано Максимо Афонсо принялся исправлять свои собственные ошибки, если мы допустим, что в одной из этих работ, которые он сейчас листает, не видя их, он зачеркнул правильное и заменил ложным истинное. Самые замечательные открытия, мы никогда не устанем это повторять, совершаются людьми не очень искушенными. Наконец появился учитель математики. Он увидел коллегу-историка и сразу подошел к нему: доброе утро, сказал он. Доброе утро. Я вам не помешал. Нет, что вы, я просматривал их во второй раз, я практически уже все исправил. Ну и как. Что вы имеете в виду. Ваших ребят. Как обычно, ни шатко ни валко, ни хорошо ни плохо. Совершенно как мы в их возрасте, сказал математик и улыбнулся. Тертулиано Максимо Афонсо ждал, что коллега спросит у него, взял ли он напрокат видеокассету, посмотрел ли ее, понравилось ли ему, но учитель математики, казалось, совершенно забыл об их вчерашнем интересном разговоре. Он налил себе кофе, снова сел и не спеша разложил на столе газету, намереваясь получить информацию о положении дел в стране и в мире. Пробежав глазами заголовки первой страницы и при этом беспрестанно хмыкая, он сказал: иногда я спрашиваю себя, не мы ли сами виноваты во всех несчастьях нашей планеты. Мы – это кто, я и вы, спросил Тертулиано Максимо Афонсо, делая вид, что ему интересно, и надеясь, что разговор, несмотря на столь малообещающее начало, в конце концов войдет в нужное русло. Вообразите, что перед вами корзина с апельсинами, изрек математик, и вообразите, что один из них, где-то на самом дне, стал гнить, и вообразите, что все они, один за другим, тоже начали гнить, и вот, я спрашиваю вас, кто бы мог определить теперь, где именно зародилась гниль, А ваши апельсины, они что, страны или люди, пожелал уточнить Тертулиано Максимо Афонсо. Внутри страны они люди, а в мире они страны, и поскольку не существует стран без людей, гниение неизбежно начинается с них. А почему виновные – это обязательно мы, я, вы. Но кто-то должен быть виновным. А почему вы не принимаете во внимание фактор общества. Общество, мой дорогой друг, равно как и человечество, не более чем абстракция. Как математика. Намного больше, чем математика, по сравнению с ними математика столь же конкретна, как древесина, из которой сделан наш стол. А что вы скажете о социальных исследованиях. Нередко так называемые социальные исследования являются всем чем угодно, но только не исследованиями о людях. Берегитесь, если вас услышат социологи, они приговорят вас по меньшей мере к гражданской смерти. Считать удовлетворяющей необходимым требованиям музыку оркестра, в котором играешь сам, а особенно свою в нем партию, это очень распространенное заблуждение, особенно среди непрофессиональных музыкантов. Но не все люди одинаково безответственны, мы с вами, например, не так уж и виноваты, мы не совершаем никаких особенно страшных проступков. В вас говорит желание иметь спокойную совесть. Возможно, но так оно и есть. Самый верный способ оправдать абсолютно все состоит в том, чтобы сказать себе, если виноваты все, следовательно, не виноват никто. Но мы-то с вами ничего не можем поделать, так уж устроен мир, это его проблемы, сказал Тертулиано Максимо Афонсо, желая положить конец разговору, но математик поправил его: проблемы мира – это проблемы людей, и, произнеся сию сентенцию, он снова уткнулся в газету. Минуты шли, время урока истории приближалось, а Тер тулиано Максимо Афонсо так и не удалось перевести разговор на интересующую его тему. Он бы мог, разумеется, прямо спросить своего коллегу, а кстати, это было бы совсем некстати, но ведь для того и существуют в языке слова-паразиты, для таких вот ситуаций, когда нужно срочно перейти от одного сюжета к другому, но так, чтобы не выдать своей в том заинтересованности, такие словечки – общепринятая уловка, нечто вроде я-тут-вот-как-раз-вспомнил; кстати, мог бы сказать историк, вы заметили, дежурный администратор из фильма – моя точная копия, но это было бы все равно что открыть главную карту, посвятить третье лицо в тайну, которая и двоим-то еще не принадлежит, и тогда было бы очень трудно избежать вопросов, вызванных праздным любопытством, например: а вы уже встретились с вашим двойником. Внезапно учитель математики оторвал взгляд от газеты. Ну как, спросил он, вы взяли напрокат этот фильм. Взял, взял, ответил Тертулиано Максимо Афонсо, оживляясь и чувствуя себя почти счастливым. И как вы его находите. Очень забавно. Он вам помог справиться с депрессией, то бишь с маразмом. Не все ли равно, маразм или депрессия, дело не в названии. Так он вам помог. Думаю, да, во всяком случае, в некоторых местах я смеялся. Учитель математики встал, его тоже ждали ученики, наконец-то Тертулиано Максимо Афонсо представилась возможность спросить: а кстати, когда вы сами смотрели в последний раз «Упорный охотник подстрелит дичь», я спрашиваю просто из любопытства. Последний раз был первым, а первый последним. Так когда же вы его видели. Около месяца назад, мне его одолжил один друг. Я думал, он ваш, из вашей видеотеки. Дорогой мой, если бы он был моим, я бы вам его принес, не заставлял бы вас тратиться на прокат. Они уже шли по коридору к своим классам, и у Тертулиано Максимо Афонсо было легко на душе, словно его маразм внезапно улетучился, исчез в космическом пространстве, возможно, навсегда. На углу коридора они расстанутся, каждый пойдет в свою сторону, но, когда они дошли до поворота и уже сказали друг другу: пока, преподаватель математики, сделав несколько шагов, вдруг обернулся и спросил: а вы заметили, там есть один актер, из второстепенных, он очень похож на вас, будь у вас такие же усики, так просто как две капли воды. Маразм испепеляющей молнией обрушился с высоты и вдребезги разбил благодушное настроение Тертулиано Максимо Афонсо. И все же он, скрепя сердце и собрав последние силы, ответил слабым голосом, готовым прерваться на каждом слоге: заметил, сходство необыкновенное, поразительное, и добавил с жалкой улыбкой: мне не хватает только усов, а ему – преподавать историю, в остальном нас друг от друга не отличить. Коллега пристально посмотрел на него, будто они встретились после долгой разлуки. А у вас, помнится, несколько лет назад тоже были усы, сказал он, и Тертулиано Максимо Афонсо, потеряв осторожность, словно человек, который гибнет, но не желает слушать ничьих советов, ответил: возможно, в то время учителем был именно он. Математик подошел и отечески положил руку ему на плечо. Дорогой мой, вы действительно очень подавлены, такие совпадения часто встречаются, это пустяк, не надо так беспокоиться. Я не беспокоюсь, я просто плохо спал, провел почти бессонную ночь. Скорее всего, вы плохо спали из-за беспокойства. Учитель математики почувствовал, как плечо Тертулиано Максимо Афонсо напряглось под его рукой, словно все тело его от головы до пят внезапно окаменело, это его так потрясло, что он поторопился убрать руку. Он сделал это как можно осторожнее, стараясь не показать, будто понял, что его оттолкнули, но непривычная жесткость взгляда Тертулиано Максимо Афонсо не оставляла места сомнениям, миролюбивый, мягкий преподаватель истории, к которому он привык относиться с дружеской, но покровительственной снисходительностью, казался теперь другим человеком. Сбитый с толку, словно его заставили вступить в игру, правила которой были ему неизвестны, математик сказал: хорошо, встретимся позже, сегодня я не обедаю в школе. Тертулиано Максимо Афонсо только кивнул в ответ и вошел в свой класс.