Двойная западня - Страница 8

Когда Сашка Кондрат, пошатываясь, вернулся в дом и поискал в кухне воду, он, к своему удивлению, обнаружил там еще одну бутылку такого родного, как оказалось, «Слынчев бряга». Пить в одиночку – алкоголизм. Но сейчас он меньше всего думал о том, как выглядит происходящее со стороны. Открыл бутылку, поискал, куда бы налить, нашел чайную чашку в цветочек, пожелал себе удачи, выпил, не чувствуя вкуса, постоял, покачиваясь. Потом налил еще…

…Утром проснулся от требовательного стука в дверь, обнаружил себя без штанов поперек кровати, голова гудела и кружилась, во рту полыхало адово пламя. Стук не был похмельной галлюцинацией, Кондрат сполз с кровати. Даже не потрудившись надеть джинсы, пошел открывать. Может, пацаны пришли, пива принесли.

– Кондратенко? Александр Александрович? Перед глазами по-прежнему все плыло, однако погоны на плечах форменной тужурки и милицейскую фуражку на голове утреннего незваного гостя он разглядел. За спиной милиционера в майорской форме маячили еще какие-то люди, в кителях и штатском.

– Ну? – выдохнул Кондрат.

– Вы арестованы. Вот ордер на обыск. Понятые, пройдите. Оружие в доме есть? Наркотики, взрывчатые вещества?

Все происходило стремительно и неотвратимо. Хотелось верить, что это сон, но наручники на запястьях оказались самой что ни на есть реальностью. Наркотой Кондрат не баловался, стволов дома не держал, арсенал бригады хранился в надежном месте. Не за пьянку же его…

Словно в замедленной съемке, у него на глазах милицейский майор полез, кряхтя и чертыхаясь, под кровать, пошарил там и выбрался обратно, держа двумя пальцами за дуло пистолет марки ТТ.

– Понятые, подойдите. Кондратенко, это ваш пистолет? Больше контролировать себя Сашка не мог и изо всех сил, изо всей похмельной злости заехал локтем в живот молодому оперку в штатском, пристроившемуся рядом, – это он, зеленый сосунок, надел на него браслеты.

– Шубин! – крикнул майор, скорее всего обращаясь именно к пацану-оперу, то ли предупреждая его, то ли приказывая хватать беглеца.

Еще удар – и Кондрат перепрыгнул через упавшего Шубина, или как там его чертова фамилия, ударил еще кого-то, но этот самый Шубин оказался прытким – вцепился в ногу мертвой хваткой, не отпускал, тоже что-то орал, и сама попытка бегства в наручниках выглядела отчаянной глупостью.

…и языком протоколов называлась попыткой к бегству и сопротивлением при аресте.

Адвокат ушел, и Александр Кондратенко наконец смог вытянуться на нарах.

Положение вещей ему обрисовали в доступной форме. На пистолете ТТ, найденном в его доме, – его же отпечатки пальцев. Из этого пистолета стреляли в ответственного работника Киевской прокуратуры, следователя по особо важным делам. Есть показания свидетелей, видевших в тот день его, Сашку Кондрата, молодого человека криминальной внешности лет двадцати пяти, который в ресторане гостиницы «Донецк» поссорился с высоким худым мужчиной лет сорока из-за какой-то молоденькой проститутки. Есть показания этой проститутки, подтверждающие, что парень, назвавшийся Сашкой, завелся с гражданином из-за нее. Детали – потом, главное – орудие убийства, повод и свидетели.

Если он, Александр Кондратенко, с этим не согласен, ничего не изменится. У него просто не будет нормального адвоката, зато будет злой прокурор, из тех, кто особенно ненавидит убийц следователей прокуратуры, – не важно, из-за чего там убили коллегу. К тому же к делу подошьют весь имеющийся на подсудимого материал – новошахтерский уголовный розыск подсуетился. При таком раскладе высшая мера наказания обеспечена.

Допустим, Александр Кондратенко со своей участью смиряется. Тогда в дело вступает тот же адвокат и суд учитывает и чистосердечное признание, и раскаяние, и то обстоятельство, что преступление совершено на почве личной неприязни, в пылу ссоры, когда молодой человек не контролировал себя. Никакого заказного убийства, никакого бригадира Сани Кондрата. Пятнадцать лет придется отсидеть – в городе Донецке есть люди, которые считают, что нехорошие поступки должны быть наказаны.

– Вы понимаете, о чем я, Александр?

– Да, господин адвокат, я понимаю, о чем вы.

– Так что вы решили?

– Надо подумать.

– Не смею мешать.

А думать Саше Кондратенко было о чем. Пистолет, из которого стреляли в следователя, оказался под его кроватью не случайно. И пили они тогда не так чтобы очень много: две бутылки паленого бренди на четверых. Третья бутылка выключила его в момент – чем дольше Кондрат думал об этом, тем яснее понимал: подстава все это.

И никто, кроме троих друзей детства, подставить его не мог.

Он сам впустил их в дом. Когда пистолет оказался под кроватью? Кто его принес? Никого из троих нельзя было поймать за целый день, так получается – сговорились? Гусля, Жираф и Валет решили сдать его Кардиналу таким вот наглым образом?

Не может быть, чтобы все трое.

Но кто-то один – точно.

Кто?

Гусля, поддержавший идею бежать? Ведь это его бренди, он его принес, и он мог оставить в кухне третью бутылку, уже сдобренную отравой. Ведь знал, сукин сын, что обязательно захочется добавить после дружеской попойки.

Но и Жираф мог рассуждать так же. И подкинуть Гусле идею взять тот самый бренди. Сам мог и дряни в бутылку подсыпать. Не важно, как пробка закручена, – на герметичность бутылок с поддельным алкоголем давно никто не обращает внимания. Тем более в том состоянии, в котором был Сашка. Конечно, Жираф мог просчитать ходы, поскольку понимал: договориться с Кардиналом не получится, надо что-то решать.

Да и Валет не дурак. Без тормозов, однако не глупый. Демонстративно мог бросаться на амбразуру, рвать на груди тельняшку, а самому ой как погибать не хочется! Особенно в ситуации, когда поражение засчитывается еще до начала битвы.

Получается, сдать его мог каждый.

Или все вместе.

Школьные друзья… Они учились в традиционно враждующих классах «А» и «Б». Хотя сначала Саня с Игорем попали в класс «Б», но родители Кондрата и Валета добились перевода сыновей в разные классы, и Сашка попал к Женьке и Аркаше, которые вообще сначала соблюдали нейтралитет в этих школьных войнах. Вместе с педагогами они наивно полагали, что эти не по годам бойкие мальчишки со временем отдалятся друг от друга. Однако они добились противоположного эффекта: благодаря крепкой дружбе парней из параллельных классов в средней школе № 1 города Новошахтерска эти воинствующие коллективы зарыли унаследованный от трех поколений школяров топор войны и сплотились в единое целое, а команда лидеров «первой» школы удвоилась. Более того, Кондратенко с Шереметом подтянули к себе Поляка и Большого, нарушив еще одну традицию – чмырить «ботаников». Скоро они ничем не отличались по поведению от одноклассников явно бойцовской породы, ну разве что оценками…

Дружная четверка распалась всего на два года. За это время Кондрат успел отслужить в ВДВ. Жираф подался в Донецкий университет, откуда после третьего курса ушел, переведясь, правда, на заочный и все-таки подкрепив знаниями фактически купленный диплом. Валет вместо армии, куда не хотел, попал на зону, куда хотел еще меньше, отсидел за драку, вышел по амнистии, причем – и этому удивлялись остальные – было учтено нехарактерное для него примерное поведение. Из-за своего недосиженного срока он считался в компании чуть ли не матерым уголовником. Гусля после восьми классов занимался непонятно чем и в бандиты подался, чтобы не забросило в шахту.

Они дружили с четвертого класса. Округлив цифру, получаем пятнадцать лет.

Кто из них, друзей детства, отрочества и юности, сдал его Кардиналу? Кого из троих Сашка Кондрат знал так плохо, что дал себя одурачить?

Утром вместе с кипятком вертухай передал «маляву» – сложенную вдвое осьмушку тетрадного листа в косую линейку.

Прочитав имя, написанное на нем, Сашка порвал бумажку и, немного подумав, проглотил обрывки. Он сразу поверил написанному. Так получилось, что он не сомневался: тот, кому его сдали, сообщил ему имя того, кто его сдал. На всякий случай, но с тонким расчетом.