Двойная ставка на смерть - Страница 29

В этот момент послышался стук в дверь, и Доулиш понят, что Луис ожидая именно этого. Он повернулся, прижавшись к стене. Лицо вошедшего было ему совсем незнакомо. Это был невысокий темноволосый человек, слепой на один глаз.

— Ну?! — рявкнул Луис.

Единственный глаз человека сверкнул, когда он бросил взгляд на Доулиша.

— Он приехал один, — сообщил он на правильном английском. — Я нашел таксиста, который подобрал этого типа на большой площади. Там он тоже был один. И когда он пришел сюда, он был один.

— Это все, что я хотел знать, — сказал Луис, и было заметно, что уверенность возвращается к нему. — Вы идиот, Доулиш, неужели вы думаете…

И тут на Доулиша обрушился удар — он не видел, как двинулся маленький человечек, как поднялась его рука.

Он провалился в небытие.

Но это была еще не смерть.

Доулиш пришел в себя в комнате, в которую пробивался слабый дневной свет. Он лежал на спине и не мог пошевельнуться. Он начал припоминать последние события и удивился тому, что до сих пор жив.

Голова болела, и его страшно мутило.

Совсем рядом он увидел что-то, отливавшее золотом. Потом разглядел, что это были чьи-то волосы. Светлые волосы. Белокурая Куколка?

— Блонди! — хотел он окликнуть ее, но из горла вырвалось только какое-то шипение.

Он попытался снова.

— Блонди!

Она не двигалась. Он испугался.

С усилием, задыхаясь, Доулиш встал на ноги и прислонился к стене. Перед глазами кружились и качались золотые волны волос; но постепенно головокружение стало проходить, и Доулиш двинулся вперед.

Горло Куколки было перерезано.

Его колотило, он пытался сообразить, что же произошло, но отчетливо понял только одно: ему нужно поскорее выбираться отсюда.

И чем быстрее, тем лучше!

Он почувствовал резкий запах виски. Потом увидел на полу возле кресла полупустую бутылку и стакан. Принюхавшись, он понял, что пахнет не столько из бутылки, сколько от его собственной рубашки. Он весь был пропитан этим запахом, словно безнадежный пьянчуга.

Почему?

И опять все тот же вопрос — почему?

Доулиш отвел глаза от зияющей раны на горле женщины и привычно полез в карман за сигаретами. Под пачкой сигарет лежало еще что-то, Нож.

— Я понял, — произнес он осипшим голосом. — Понял.

Он начал прикидывать. В этой комнате будут его отпечатки пальцев — избавиться от них у него нет никакой возможности. Рано или поздно тело найдут, явится полиция, и тогда капкан захлопнется. Охота уже началась.

Он повернулся к окну. Окно было открыто, но снаружи его перекрывала решетчатая ставня. Сквозь решетку он увидел фонтан, тележку, запряженную осликом, и машину. В машине сидел человек, и что-то в его фигуре показалось Доулишу слишком знакомым. Он вгляделся повнимательнее — это был Триветт.

Одним прыжком Доулиш подскочил к двери и крутанул ручку — дверь не открылась. Конечно, они и должны были его запереть, чтобы он не сбежал. Должны? Разве это не вызовет у полиции некоторые сомнения — зачем бы убийце запираться? Но этот вопрос сейчас ни черта не значил: он был заперт. Оставили ли они ему его нож с отмычкой?

Он порылся в кармане — нож был здесь.

Руки дрожали.

— Спокойно, Патрик, — вполголоса посоветовал он сам себе, — не паникуй! Ты должен отсюда выбираться.

Ему показалось, что пока щелкнул язычок замка, прошла целая вечность.

Доулиш распахнул дверь и вышел в узкий коридор. На лестнице послышались шаги — спокойные, уверенные. Коридор сворачивал в сторону — по крайней мере Доулиша теперь не было видно с лестницы.

Перед ним был ход на чердак. Он поднялся, стараясь как можно тише скрипеть деревянными ступеньками.

Наверху была комната с покатым потолком и длинным узким окном. Высунувшись, он увидел, что на улице и на площади полным-полно полиции; увидел машину, Триветта, вылезающего из нее с каким-то испанским полицейским чином, видимо высокого ранга. Все выглядело уж как-то слишком официально. Вокруг полицейских быстро собиралась толпа.

Доулиш глянул на крышу дома напротив. Расстояние до нее было небольшое, всего метр восемьдесят — метр девяносто. Сумеет ли он перепрыгнуть?

Если нет, надежды на спасение никакой.

Он высунул руку из окна, попробовал край крыши. Отломилась какая-то щепка, но сама по себе крыша была крепкой. Он снова взглянул вниз: смуглые лица, темные глаза — все смотрели на дверь. У двери стояли двое полицейских: соблюдая формальности, они начали колотить в дверь. На нижнем этаже, под чердаком, был балкончик, скрывавший его от взглядов толпы, и Доулишу оставалось только возблагодарить за это бога.

Он полез в окно.

Каждое движение причиняло мучительную боль, все тело ныло, но ему все же удалось ухватиться за край крыши и медленно подтянуться. Стук в дверь прекратился, послышался ропот толпы и резкий, громкий — такой английский — голос Триветта.

Доулиш осторожно посмотрел вниз с крыши. Похоже, его никто не заметил — по крайней мере, никаких удивленных возгласов он не услышал. Он лег у самого края. Боль терзала все тело. Доулиш немного переждал и встал на колени. Затем, пригибаясь, — на ноги. Место, где расстояние между крышами не превышало двух метров, было уже рядом.

Он добрался до этого места и позволил себе снова взглянуть вниз. Толпа и машина все еще были на площади, но Триветт и испанский офицер куда-то ушли. Скоро они вернутся. Вернутся за ним.

Прочна ли крыша дома напротив? Выдержит ли она тяжесть его тела?

Доулиш собрал все свои силы, сделал глубокий вдох — и прыгнул.

Приземлился он с грохотом и мгновенно лег ничком.

Он лежал тихо, затаив дыхание, боль накатывала мучительными волнами. Он понимал, что толпа услышала этот грохот. Рискнув посмотреть вниз, он увидел, что кто-то, разглядывая улицу, вертит головой по сторонам, но, слава богу, пока никто не догадался поднять голову вверх.

Он внимательно оглядел соседние дома. По зеленым ставням ему удалось определить гостиницу, в которой скрывались Тим и Мепита.

И вдруг Доулиш увидел то, что вселило в него слабую надежду: от края крыши, на которую он приземлился, вела пожарная лестница. Он добрался до нее и начал медленно спускаться, повернувшись к улице спиной. Несомненно, на него обратили внимание, но он нарочно старался не спешить, заставляя себя спускаться спокойно. Здание гостиницы скрывало его из поля зрения Триветта и испанского полицейского.

Главный вход в гостиницу был как раз на этой улице. Он вошел. За конторкой, пересчитывая кучку грязных скомканных песет, сидел уже другой портье. Он проводил Доулиша отсутствующим взглядом.

Доулиш стал бистро подниматься по лестнице.

Подошел к нужному номеру, повернул ручку двери.

На пороге комнаты его поджидал Луис — человек, так поразительно похожий на него самого. В руках он сжимал пистолет.

Луис саркастически улыбался, а с улицы доносились возбужденные крики толпы, голоса Триветта и испанского полицейского. Очевидно, они только что обнаружили труп женщины.

— Ну и кто тут у нас самый умный? — осведомился Луис. — Самый умный попал из одной ловушки в другую.

Доулиш молчал. Он действительно растерялся.

— Итак, молчим, — издевательски заметил Луис. — А мне говорили, что вас не так-то просто заставить заткнуться. Но, похоже, они были не правы.

«Надо ждать, — подумал Доулиш, — и он разговорится. Скажет все, что надо».

— Представьте себе, Блонди не понравилось, что я женился на Мепите! — воскликнул Луис, всем своим видом давая понять, что он этим одновременно и возмущен, и польщен. — Так что с ней надо было кончать. Если б вас сейчас при ней прихватили, все было бы отлично. Впрочем, вы вполне могли сломать себе шею, прыгая по крышам. И тогда все тоже было бы прекрасно. Полиция получила бы своего злодея, я был бы в безопасности, а Мепита, опасаясь за своего драгоценного братца, держала бы язык за зубами, оставаясь при этом моей законной супругой.