Двое из прошлого (СИ) - Страница 5

Но император не удостаивает меня ответом на вопрос — вместо этого бросает:

— Подождешь минуту? Я попрощаюсь с Настей и Мишей и вернусь. Все равно мне было уже пора.

Я хочу спросить, что это за гость заезжает на свадьбу на пятнадцать минут, но его уже и след простыл.

Я не особо разбираюсь в авто, но машина у Соколова внушительная. Высокая, вместительная и пахнет кожей. Меня усаживают на переднее сиденье и без спроса пристегивают. В тот момент, когда Даниил перегибается через меня, чтобы защелкнуть ремень безопасности, я инстинктивно задерживаю дыхание. Все мое тело протестует против его близкого присутствия: раньше это всегда означало конфликт или, на худой конец, драку.

Меня все еще потряхивает, но непонятно почему: из-за обморока или присутствия Соколова. Или, может, даже из-за его запаха — легкого, но терпкого и неожиданно приятного.

Пока мужчина выруливает с парковки, я вожусь с прикуривателем, чтобы зарядить умерший телефон, и замечаю в чехле оставленного Даниилом телефона полароид.

— У тебя ребенок? — спрашиваю я и тут же жалею, что не придержала язык. Это вообще не мое дело.

— Да, это моя дочь, ей четыре, — спокойно отвечает Соколов.

— Не завидую твоей жене, — вновь не удерживаюсь я, а потом понимаю, что кольца на пальце нет.

Развелся?

— Я тоже, — выдыхает он без намека на шутку. — Она умерла из-за осложнений при родах.

— Черт. В смысле, извини. Я не знала.

В салоне повисает неловкость, во время которой я решаю отвернуться к окну и больше не вступать в бесполезные диалоги. Ведь нам не нужно делать вид, что у нас хорошие отношения.

Но за меня решает заговорить Даниил. Мы уже выезжаем на шоссе, когда он произносит:

— Настя сказала, ты имиджмейкер?

Я настораживаюсь.

— Она про меня рассказывала? Давно?

— Я сам спросил, — признается Даниил.

Повернувшись к собеседнику, я ловлю себя на том, что в полумраке разглядываю его жилистые руки.

— И зачем спросил?

— Интересно.

Мы перебрасываемся короткими фразами, словно горячей картошкой, пока кто-то один не обожжется достаточно сильно.

Даниил морщится — то ли от какой-то невидимой боли, то ли от раздражения.

— Старшая школа была адом из-за тебя, — наконец признаюсь я.

Мне было важно сказать это вслух. Встретиться лицом к лицу со своим обидчиком и показать ему, что на самом деле ему не удалось сломать меня.

— Мне жаль, — отвечает Соколов, продолжая глядеть на дорогу. Равнодушие в голосе убивает.

— И все? — Я вновь чувствую, как накатывают предательские слезы. — Больше ничего не хочешь мне сказать?

— Ничего, — соглашается он.

Я больно закусываю нижнюю губу, чтобы физической болью как-то притупить душевную.

— Ладно, забудь.

Кажется, именно тот факт, что я сдалась, выводит Соколова из оцепенения. Он хочет что-то ответить, но звонит телефон. Мужчина ставит его на громкую связь.

— Слушаю.

— Даниил Максимович, вас скоро ждать? Дочь уже о вас вовсю спрашивает.

По голосу женщины средних лет становится понятно, что это, скорее всего, няня. Подумать только, отец-одиночка! Не в такой роли я представляла Соколова все эти годы. Он бы скорее душил хомячков или бил старушек их же палками.

— Я уже подъезжаю, буду через пятнадцать минут.

— Тогда очень ждем! — воодушевляется женщина. — Я ее уже покормила: супчик, второе. Так что ни о чем беспокоиться не нужно.

— Спасибо, Людмила Олеговна, — говорит Даниил и отключается.

— Так вот почему ты так быстро ушел со свадьбы, — догадываюсь я.

Соколов не подтверждает, но и не отрицает.

— И откуда эта татуировка? — спрашиваю я.

— Я смотрю, все тебе нужно знать, — огрызается мужчина, но снова как-то беззлобно.

Почему-то от мальчишки, который задирал меня в школе, почти ничего не осталось.

— Не хочешь говорить — не надо. — И я снова отворачиваюсь к окну.

Мы подъезжаем к незнакомому дому. Я собираюсь остаться в машине, но с моей стороны неожиданно открывается дверь.

— Пойдем, — зовет Даниил, и мне остается подчиниться.

В небольшой двухкомнатной квартире нас встречает миниатюрная женщина с пучком на затылке. Рядом с ней — прелестнейшее существо с розовыми щечками и светлыми кудряшками.

Никогда бы не подумала, что у такого дьявола может родиться ангел.

Девочка улыбается во весь рот и, едва завидев отца, кидается ему на шею. Тот подхватывает дочь на бегу и крепко прижимает к себе.

— Как тут моя девочка? — спрашивает он таким голосом, которого я отродясь у него не слышала. Таким разговаривают разве что с двухмесячными щенятами.

Затем девочка замечает меня.

— Привет, — говорит она, прячась у Даниила на груди. — А ты кто?

— Я… папин друг.

Людмила Олеговна понимающе кивает.

— Давно пора, Даниил Максимович.

— Нет-нет! — протестую я, наверное, даже излишне горячо. — Совсем не такой друг! Мы были на свадьбе у общих знакомых, мне стало нехорошо, и вот Даниил предложил подвезти меня домой. У меня сел телефон, и такси…

— Мы поняли, — успокаивающим голосом прерывает Соколов мою оправдательную тираду. — Людмила Олеговна, это Маша. Маша, это Людмила Олеговна.

— О, я тоже Маша! — хлопает в ладоши девочка. — Папочка, разве не здорово?

— Очень здорово, — соглашается он.

Но для меня это… странно. Это совпадение имен доставляет скорее дискомфорт, нежели радость. Я бы никогда не назвала своего ребенка так же, как человека из прошлого, с которым у меня было столько конфликтов. Но это жизнь Даниила, так что ему решать. Тем более что я точно не знаю всех обстоятельств.

— Поехали домой? — просит девочка.

— Конечно, родная.

В машине я понимаю, что в прошлый раз не заметила детское кресло на заднем сиденье. Мы отъезжаем от дома. Не проходит и пяти минут, как маленькая Маша тихо засыпает.

Когда Даниил высаживает меня у дома, я чувствую какую-то незавершенность. Соколов, наверное, тоже, потому что последнее, что он мне говорит, прежде чем уехать, это:

— Мне жаль, что так получилось в школе.

Дома я не раздеваясь залезаю в шкаф и достаю выпускной альбом. Предмет ностальгии, про который я забыла на долгие годы. Прямо так, в шифоновом лиловом платье в пол, забираюсь с ногами на диван и открываю на первой странице.

На ней мы с Настей Зайцевой стоим у дерева на заднем дворе школы. Я стою боком, чтобы не было видно недостатков фигуры — худенькая от природы Настя смотрит прямо в камеру.

Я пролистываю еще несколько страниц. На большинстве фотографий мальчики и девочки отдельно, но есть несколько снимков, где нас запечатлели всех вместе. Вот мы сидим на невысоком ограждении вокруг футбольного поля. Среди всех — Соколов. Я вглядываюсь в фотографию, пытаясь понять, что изменилось. Тут он более худой, хотя ростом один из самых высоких в классе. Черные волосы всклокочены в разные стороны. На лице — беззаботная улыбка.

И тогда я понимаю, что изменилось. Улыбка — больше не та. Он улыбается, но куда-то ушла вся радость. Мне остается только предположить, что он очень любил свою жену.

Признаться, эта мысль успокаивает.

Стационарный телефон звонит раньше, чем я успеваю открыть глаза. Кто бы это ни был — убью. Если разбудить меня раньше девяти, можно столкнуться со страшным чудовищем. А этим доисторическим аппаратом я вообще сто лет не пользовалась.

— Алло? — бормочу я сквозь сон.

— Маша, ты там жива? — спрашивает Царек.

— Твоими молитвами, — шучу я. — Подожди, ты же должна быть в аэропорту?

На свой медовый месяц Настя с Мишей летят в Египет. Как по мне, рейс на утро после свадьбы — это самоубийство, но сладкой парочке виднее.

— Я там и есть. Звонил Даня — говорит, ты оставила у него телефон в машине.

Черт. Блин. Твою налево.

С моих губ срывается стон.