Движение - Страница 11

— В Тауэре есть место, называемое Монетным двором. — Болингброк посмотрел на Ньютона. Тот встретил его взгляд прямо — мелочь, но примечательная. Роджер Комсток, да и любой другой человек, знакомый с порядками мира сего, посоветовал бы Ньютону опустить глаза — говорят, это в равной мере успокаивает бешеных псов и членов Тайного совета. Однако Ньютон большую часть времени пребывал в иных мирах. То, что такие, как Равенскар или Болингброк, считали наиболее значительным, он находил докучным и несущественным.

Болингброк не знал Исаака Ньютона. Ньютон был пуританин и виг, Болингброк — человек без определённых убеждений, но со спинномозговыми рефлексами тори-якобита. Он вступил в Королевское общество, потому что так делали все. С помощью Королевского общества некоторые виги, например, Пепис и Равенскар, творили волшебство: порождали банки, страховые ренты, лотереи, государственный долг и другие сверхъестественные способы извлекать власть и деньги из ничего. Трудно винить таких, как Болингброк, если те вообразили, будто Королевское общество занято деньгами и властью. То, что Ньютон бросил Кембридж ради Монетного двора, только укрепило эти догадки. Если бы Болингброк знал истинные мотивы Ньютона — если бы понимание Ньютона можно было вложить в голову Болингброка, статс-секретаря её величества пришлось бы вынести из комнаты и несколько дней кряду поить опиумной настойкой. Поскольку этого не произошло, Болингброк считал, что предел Ньютоновых мечтаний — высокооплачиваемая должность, громкий титул и как можно меньше обязанностей.

А теперь Ньютон смотрел ему прямо в глаза. Немногим в христианском мире хватало духа играть в гляделки с виконтом Болингброком, и до сегодняшнего дня он думал, что знает их всех. То была его первая заметная встреча с Ньютоном и первый намёк, что Ньютон возглавил Монетный двор по каким-то не вполне ясным причинам.

— Как поживает её величество монета, сэр Исаак? — спросил Болингброк, вытаскивая табакерку, что дало ему повод спрятать глаза от леденящего взгляда Ньютона.

— Денежная система её величества крепка, как никогда, милорд, — начал Ньютон и замолк, потому что Равенскар положил руку ему на копчик. Болингброк отвернулся, словно прячась от сэра Исаака, а на самом деле демонстрируя сторонникам своё изумление и веселье. Как должен был распознать всякий хорошо воспитанный человек, статс-секретарь отпустил шутку, чтобы создать свойскую атмосферу и дать Ньютону возможность ответить сходной остротой. Ньютон понял вопрос буквально, выказав недостаток воспитания и обнаружив свою нервозность. Странно! С чего бы он сразу бросился защищаться? Болингброк взял понюшку и вновь повернулся к Ньютону — но не раньше, чем всё перечисленное стало понятно людям, стоящим у него за спиной, и отразилось на их лицах. Всем стало мучительно стыдно за сэра Исаака, кроме самого сэра Исаака, который явно хотел одного: выслушать вопросы, ответить на них и уйти.

— Разумеется, сэр Исаак. Об этом и пойдёт речь дальше. Рад вас приветствовать и сожалею лишь, что остальные члены совета не сочли нужным явиться. — Это было произнесено негромко, как реплика одного актёру другому. Затем Болингброк выпрямился, прочистил горло и начал монолог: — С Монетного двора выходят монеты её величества; на каждой из них отчеканены имя и благородный профиль государыни. Таким образом, чеканка монет всегда была делом и казначейства, и государственного совета. Подобно тому, как Чаринг-кросс — не Стрэнд и не Уайтхолл, а их перекрёсток, так и чеканка денег — соединение государственного совета и казначейства. Статс-секретарь, — продолжал Болингброк, имея в виду себя, — обязан вникать в её вопросы. Происходящее сегодня — начало, но отнюдь не конец публичной фазы расследования со стороны государственного совета. Я занимаюсь им негласно уже несколько недель и не хотел преждевременно оглашать результаты. Но узнав, что сэр Исаак Ньютон, директор Монетного двора, прибыл в Вестминстер по пустячному делу, порождённому воспалённой фантазией оппозиции, счёл возможным пригласить его сюда, дабы его визит не остался пустой тратой времени.

Кружа по залу, Болингброк оказался сейчас в таком месте, откуда мог смотреть прямо в лицо Ньютону через несколько ярдов превосходного персидского ковра.

— Сэр Исаак, — продолжал он. — В ходе расследования мне удалось выяснить, что в день нападения вас в Тауэре не было. Однако, когда вы вернулись и узнали, что в ваше отсутствие произошла небольшая война, в вас, несомненно, взыграла ваша прославленная любознательность. К каким выводам вы пришли касательно истинной цели нападавших?

— Милорд, это была попытка — вынужден с прискорбием признать, в значительной мере успешная — шайки грабителей, видимо, предводительствуемой самим Джеком-Монетчиком, похитить сокровища короны, — сказал сэр Исаак Ньютон. У него за спиной Равенскар гадал, не удастся ли ударом локтя вывести из строя его голосовой аппарат.

— Быть может, вы яснее представите себе картину, если я скажу, что мои дознаватели схватили часть упомянутых преступников. Они пытались бежать в Дюнкерк и были задержаны Королевским флотом, — пояснил Болингброк, снисходительно улыбаясь наивности Ньютона. — Похищенные сокровища изъяты. Задержанных допросили поодиночке. Они, как один, показали, что Джек-Монетчик, даже захватив Тауэр и стоя на расстоянии полёта стрелы от неохраняемых сокровищ, презрел мишурный блеск драгоценностей и направился прямиком в хранилище ковчега.

— Это абсурд, — сказал Ньютон. — В ковчеге содержатся только образцы пенсов и гиней. Сокровища короны неизмеримо ценнее.

— Кража сокровищ была импровизацией со стороны невежественных пешек, которых не посвятили в истинную цель нападения. Это легко установить из показаний задержанных. Я сказал, что Джек-Монетчик направился к ковчегу.

— Я вас слышал, милорд, и говорю, что из хранилища ничего не похищено.

— Обратите внимание на тщательный выбор слов, — задумчиво обратился Болингброк к ухмыляющимся сторонникам. — Это ответ или математическая загадка? — Он стремительно повернулся к закрытой двери в дальней стене и приказал: — Вносите!

Служитель распахнул дверь, явив взглядам стоящих за ней джентльменов. Первый, самый высокий, шагнул в палату. Он был в сапогах, при шпорах и в очень хорошем наряде, включавшем накидку с капюшоном. На груди его висел медальон в форме борзой. Четыре человека, одетые сходным образом, следовали за ним, неся нечто вроде паланкина. Все заволновались, вообразив, будто прибыла государыня. Однако ноша была куда меньше, хоть и тяжелее королевы — нечто прямоугольное, накрытое бархатным покрывалом.

— Все вы знаете мистера Чарльза Уайта, — сказал Болингброк, — капитана королевских курьеров, временно командующего Собственным её величества блекторрентским гвардейским полком вместо разжалованного полковника Барнса.

Гул неуверенных приветствий поднялся и опал, сменившись тишиной, когда четверо королевских курьеров опустили свой загадочный груз на пол между Ньютоном и Болингброком. Чарльз Уайт, владелец медвежьего садка в Ротерхите, знал, как подогреть волнение публики. Он выждал секунд пять, затем молодцевато шагнул вперёд и сдёрнул покрывало, явив взорам чёрный ящик с тремя висячими замками.

— По повелению милорда ковчег с Монетного двора доставлен, — объявил Чарльз Уайт.

— О, не глупите, это не испытание ковчега! — воскликнул Болингброк некоторое время спустя, когда все несколько успокоились и закончили перешёптываться. — Как вы знаете, при испытании присутствует королевский письмоводитель, а также лорд-казначей, который не счёл нужным приехать. О нет, нет, нет! Какая нелепость! Это всего лишь текущий осмотр ковчега.

— А каков… э… регламент осмотра, милорд? Я никогда о таком не слышал, — сказал Равенскар. Он говорил вместо Ньютона, который ещё не обрёл дар речи — во всяком случае, так заключал Равенскар из того, что кожа под редеющими белыми волосами была тёмно-красная и в пупырышках.

— Разумеется, не слышали, ибо это экстраординарный случай. Прежде такого не делалось, потому что до недавнего времени ковчег всегда был под надёжной охраной. Честь охранять ковчег возложена на гарнизон Тауэра и в разное время доверялась разным полкам. В последний год обязанность эту исполнял Собственный её величества блекторрентский гвардейский полк, отличившийся несколько раз до того, как милорд Мальборо окончательно себя запятнал. При полковнике Барнсе, ныне разжалованном, полк пришёл в упадок. Там был первый сержант, некий Роберт Шафто. Палата, безусловно, будет изумлена, узнав, что сержант Шафто — брат Джека Шафто, который, предположительно, и есть Джек-Монетчик. Тем не менее Роберта Шафто — при многолетнем попустительстве Мальборо — держали в полку под тем предлогом, что он давным-давно разорвал всякую связь с мистером Джеком Шафто. Ему и таким, как он, поручили охранять Монетный двор и ковчег в частности. Как я уже сказал, после событий двадцать третьего апреля полковника Барнса отстранили от командования, а недавно и Роберт Шафто сменил квартиру. Он по-прежнему в Тауэре, но не в казарме, а в каземате несколько иного рода. Здесь с ним беседует мистер Чарльз Уайт. Беседы пока были не особенно плодотворны, но я убеждён, положение вскоре изменится, ибо мистер Чарльз Уайт превосходно зарекомендовал себя умением доискиваться до правды. С тех пор как произошли упомянутые перемены, ковчегу ничто не угрожает — смею сказать, как и сокровищам короны. Однако никому не ведомо, что могло произойти с ним в тот год, когда он находился в безответственных, если не преступных руках полковника Барнса и сержанта Шафто. Вот почему мы сегодня собрались в этой палате для беспрецедентного дела: осмотра ковчега.