Дверь в зиму - Страница 2

Пальцы сами выстучали номер Небыльца. Трубка отозвалась длинными гудками.

Раз. Два. Три. Ну же!.. Четыре. Пять.

Дольше семи ждать нельзя. Таковы правила.

Небылец снял трубку после шестого гудка.

— Алло? Волька? Что случилось?

С пятого на десятое, путаясь и давясь слезами, Волька пересказал свою историю. Небылец слушал сочувственно, без особого раздражения. Когда Волька иссяк, вздохнул:

— Всегда одно и то же… Ты ловца снов развязал?

Волька горестно шмыгнул носом. А надо было? Всего-то не упомнишь!

— Ладно, тень с тобой, — смилостивился Небылец. — Ничего страшного не случилось. Правил ты не нарушил, а забывчивость не грех. Даже наоборот. Не хмурь свой незабвенный лик, о дремучий, река придет в небо!

Говорил Небылец в точности так, как, по мнению Вольки, должен говорить проводник туда. Волькин же голос против воли дрогнул:

— Точно? Обещаешь?

— Обещаю, обещаю, о дремучий Вершитель. Свет над тобой пятном, да ты же совсем расслюнился! Завтра в восемь приходи. Все совьется. Летящих тебе снов.

Волька с трепетом положил трубку. Душевный все-таки мужик Не— былец. Другой бы ругать стал, а он — ничего. Помочь обещал. Не в силах сдержаться, Волька запрыгал по квартире. Кастрюли немытые, горшки цветочные… Прощайте навсегда! Впереди ждут другие цветы и другое небо! Взглянуть, что ли, на здешние звезды последний раз? Волька высунулся в окно. Бр-р-р! Вот и лета здесь толкового не дождешься. И вообще…

Под порталом валялся девчонкин рюкзак. Оставила, растрепа… Волька брезгливо, двумя пальцами подцепил его» Ткань дешевая, станина — чугун. Как они там живут? Лазить по чужим вещам нехорошо, но именно поэтому Волька не колеблясь распустил завязки. Он путешественник, ему можно.

Продранный на локтях свитер, застиранное полотенце, перетянутый аптекарской резинкой пакет с неведомыми пряностями. Привет из чужого мира. Повезло. Термос, халатик, трусики — их Волька сразу же стыдливо отложил в сторону. Тяжелая, битая молью куртка. Теплая, наверное…

На душе стало муторно. Как она там, бедняга? На улице, в драной футболке…

«Первое попавшееся Слово, — решил Волька. — Если нечетное число букв — остаюсь. Четное — пойду проведаю».

Слово придумалось — «Горменгаст». Десять букв. Стесняясь сам себя, Волька подошел к двери. Неслышно отворил, выглянул.

Девчонка сидела лицом к стене, зябко обхватив колени. Разодранная футболка свисала по сторонам бессильными крыльями. Волька на цыпочках прокрался к ней. Под лопаткой темнела свежая царапина. Голые плечи покрылись гусиной кожей; время. от времени по ним пробегала дрожь.

И почему лицом к стенке?..

— Ну, ты… Ты чего, а?.. — Он присел на корточки; Худенькое плечо оказалось совсем рядом — только руку протянуть.

— Уйди… — голос девчонки звучал глухо. — Уйди, Пожалуйста.

— Ты это… ну, прости…

— Уйди, прошу! — она измученно обернулась. Слезы промыли на щеках блестящие дорожки, нос распух. — Как ты не понимаешь! Я хочу умереть! Это же не тот мир!.. — И путешественница разрыдалась, уткнувшись носом в Волькино плечо.

Ткань футболки тут же намокла. Женские слезы — страшное оружие… Вольке оставалось шептать глупые утешения, гладя ее по грязным волосам. А вдруг она — как он?.. Все правила соблюдала — и книжки, и привязанности… Она же не виновата! А вдруг бы с ним так — в чужом мире? Пинок под зад, иди куда хочешь… А некуда.

— Пойдем… — Волька неловко помог девчонке подняться. — Переночуешь у меня. Надо отдохнуть… с дороги…

Когда человек хочет обнять девушку, но при этом боится, что она подумает не то, зрелище получается комичное. Но путешественница даже не улыбнулась. За ее плечами оставалась Зима.

— Вот ванная, — показал он. — Вымоешься, ну и вообще… Девчонка впервые подняла на него взгляд… Все его приготовленные заранее мужественные слова куда-то исчезли.

— Спасибо… тебе.

Сердце оборвалось, как на американских горках. Какие глазищи!

— Подожди, я из одежды подыщу что-нибудь… А то на тебе просто ужас какой-то.

— У нас все так ходят… — пожала плечами она. Растерзанные лоскуты смешно вспорхнули, едва не свалившись. — И порталом сюда добираться две недели.

Две недели?! То-то она такая чумазая!

— Вот и хорошо, вот и ладненько, — зачастил он, чтобы скрыть смущение. — С водой разберешься? Тут горячая, это холодная. Вот душ.

— Это… это все мне?!

— Тебе, тебе. И не вздумай экономить. У нас не принято.

Под аккомпанемент льющейся воды Волька помчался перетряхивать шкафы. Вот так приключение! Если бы только она не была такой страшненькой… А в общем, ничего девчонка.

Никто в здравом уме и твердой памяти перед Урочным Часом постирушек не устраивает. Волька-не исключение. Из одежды нашлись только огромная клетчатая рубашка и старые треники. В отчаянии Волька полез на антресоли.

И тут!

По ушам полоснул визг:

— А-а-а-а!

В клубах пара из ванной вырвалось нечто розовое, истошно вопящее. Путешественница сбила Вольку с ног, сорвала покрывало с постели и мгновенно в него замоталась.

— Там!., там!.. — беспомощно лепетала она, указывая в облако. Не помня себя, Волька ринулся в жерло вулкана.

Так и есть! Оба крана — напрочь. Ну и силища у девчонки!

Хотите, открою секрет? Даром отдаю, заметьте. Никогда — слышите?! — никогда не закрывайте первым вентиль с холодной водой. Плохо будет.

Струя взорвались кипятком. Лед и пламя… Говорят, сигнал по нервным окончаниям распространяется со скоростью сто двадцать метров в секунду. Если так, то у Вольки руки длиной полкилометра. Потому что он успел закрутить второй вентиль и лишь потом понял, что обварился.

— Прости… Прости… Прости…

В глазах у девчонки застыло отчаяние. Да что ж за напасть такая?.. Нет, наверное, мы, путешественники, все недоделки…

— Я же не знала, — оправдывалась гостья. — Все хрупкое… здесь. Чуть пальцем тронь, сразу ломается!.. Тебе очень больно?

Волька помотал головой. Надо же: сама тоненькая, хрупкая, а силы — на трех Конанов. И как он ее только из квартиры вытолкнул?

— У вас здесь вообще все ломкое, — бесхитростно поделилась она. — И ходить легко. Прыгуче. Ой, я же у тебя все переколошмачу!

— Ничего, — махнул Волька здоровой рукой. — Мне все равно отсюда скоро… — он запнулся. Вместо привычного «сваливать» вырвалось нейтральное: — Уходить. И знаешь что?.. Я с Небыльцом… того… Переговорю. Пусть он квартиру тебе оставит. А то, сама видишь: трудно у нас.

— Ой! Спасибо! Хочешь, я чаю заварю?

— Завари, — и, опомнившись, вдогонку: — Чайник только не убей! С чайником, слава Богу, обошлось. Все-таки не совсем она косорукая.

— А еще я лечить умею, — робко предложила девчонка. — Биоэнергетикой. Хочешь?

— Давай, — без энтузиазма согласился Волька, вытягивая руку, — Как тебя зовут, кстати?

— Меня? Аллериана Сонни-Катено донья Машиаро.

Чего-то в этом роде следовало ожидать. Волька буркнул в ответ:

— А меня Волька. Имей в виду: у нас длинно нельзя. Засмеют. Кем хочешь быть: Алей, Соней, Катей? Или, может, Машей?..

— Ух ты! Совсем как в книжках. Тогда… — она смешно наморщила лоб: — Тогда пусть Алей. Или доньей Алей.

— Перетопчешься — доньей.

…Просидели они до утра. Ничего эта биоэнергетика не помогла, но болеть стало меньше. Давно замечено: болтать о разных пустяках интересней всего ночью. Когда серп луны за окном и холод, а в доме — чай, теплое одеяло и свечка потрескивает.

Не воскресенье, но еще не понедельник. Ни тот мир, ни этот… Завтра в путь, и Волька — нездешний, овеянный беззаботной магией дороги — с покровительственной улыбкой слушает сбивчивый говорок доньи Али. Она-то уже пришла. Ее приключение закончилось, а его — только начинается.

Правда, с той стороны двери осталась Зима. Холод, безводье. Банды озверелых подростков, стаи одичавших псов. И не дай Бог попасть в Алины родные края. Лишь безумец ищет покровительства ее мира.