Дверь в стене тоннеля - Страница 5

– Опять ты свою белогвардейскую волынку завел, – проворчал Тимофеев. – И как тебя, такого антисоветчика, в Афган выпустили?

– Врачи шибко нужны были.

– Это точно, – вздохнул Тимофеев. – А дом мы тебе отстроим. Не грусти. Может, у меня останешься?

– Спасибо. Поеду домой.

Ночью накатила бессильная ярость. Мафия бессмертна. Мафия беспощадна. Мафия многоголова. Но, как и всякая гидра, она уязвима, если бороться с ней ее же подлым оружием…

Сейчас он держит руку на горле одной из ее голов. Какая разница, кто ответит ему за сожженный дом – ивантеевские ребята, которых он сажал пять лет назад за разбой, или та черкизовская проходчица. Всем им одно клеймо – мафия. Мафия взяла, мафия и вернет. Он отстроит дом… Они заплатят сполна.

Он знает, как взять с них «капусту». И он возьмет ее. План родился глухой ночью. И утро, которое всегда мудренее вечера, не смогло поколебать ночных доводов. Утро, извечной трезвости утро, вынесло свой вердикт: план реален. Надо действовать.

Утро этого решающего дня Еремеев начал с медитации. Он сел поверх одеяла по-татарски и, слегка раскачиваясь, уставился на маячившую в окне серо-голубую башню черкизовской высотки.

«Я сделаю это. Сегодня я сделаю это, – повторял он про себя боевое заклятие. – Я должен это сделать. И сделаю это. Сделаю это, потому что мне очень нужны деньги. Мне нужно много денег, и сегодня я их добуду. Я добуду сегодня много денег. Я начну совершенно новую жизнь. У меня все получится. Я отниму эти деньги у мерзавцев. Они все мне должны. Я верну свои деньги. Я сделаю это. Сделаю!»

Потом отправился в ванную, и ледяной душ закрепил только что принятое решение.

На завтрак выпил чашечку жасминного чая – запах жасмина, как уверяют китайцы, стимулирует работу мозга куда лучше, чем кофе. Еремеев не раз убеждался в этом на собственном опыте. Сегодня, как никогда, нужна была быстрая и четкая реакция.

Выгуляв Дельфа, он направился к дому № 26. Несколько раз обошел его вокруг, изучая подходы к центральному подъезду. Затем поднялся на двадцатый этаж, постоял у двери, за которой жила Табуранская. Засек время и опрометью бросился на лестницу. Он несся вниз, перескакивая сразу через несколько ступенек, делая лихие виражи на лестничных площадках. Где-то между четвертым и третьим этажами от постоянных поворотов у него закружилась голова, но он все же сбежал вниз и посмотрел на часы: стремительный спуск с двадцатого этажа занял семь минут.

Только после всего этого он набрал из будки автомата ее номер.

– Карина Казимировна?

– Да.

– Как вы себя чувствуете?

– Нормально. А это кто?

– Я ваш следователь. Но не тот, который ведет дело о нападении на вас в Шереметьеве. Я следователь ФСК. На вас заведено уголовное дело по факту провоза наркотиков.

– Это полная чушь! Это…

– Не спешите… Все это вы успеете сказать мне в кабинете на допросе. Передо мной на столе лежит ордер на ваш арест. Но дело пока еще на той стадии, когда только от меня зависит, будет оно закрыто или нет. Вы меня понимаете?

– Да.

– Я предлагаю вам деловое соглашение: мне нужны деньги, «капуста» разумеется, «зеленые»… Вы платите, я закрываю дело.

На том конце провода полыхали мучительные сомнения. Даже мембрана стала потрескивать, должно быть, от бури биотоков, разыгравшихся в прелестной головке Табуранской.

– Предупреждаю, – облегчил муки сомнений Еремеев, – наш разговор не фиксируется на пленку. И если бы даже фиксировался, то по нынешним уголовно-процессуальным законам техническая запись его не может фигурировать в качестве обвинительного материала.

Доказательство вот оно, у меня в руках. Черная такая штучка со шнурком. Достаточно будет взять у вас мазок, чтобы идентифицировать микрофлору, оставленную на ее поверхности. Вы понимаете, о чем я говорю?

– Да. Сколько это будет стоить?

– Вот это деловой разговор. Тридцать тысяч.

– У меня нет такой суммы.

– Ваши друзья вам помогут. Ведь фирма не оставит в беде свою верную сотрудницу.

– А где гарантия с вашей стороны?

– Гарантия уже лежит в вашем почтовом ящике. Сходите, посмотрите. Я позвоню через четверть часа.

Он повесил трубку. Ну что же, разговор состоялся. Крючок заброшен. Охота началась. Пока все идет так, как было продумано и придумано. Он выкурил сигарету, хотя уже лет пять как бросил курить, и сменил другой телефон-автомат.

Он посмотрел на часы. Вот сейчас она открывает почтовый ящик, достает паспорт, листает, поднимается на двадцатый этаж… Пора звонить. Она взяла трубку, и голос был чуть запыхавшимся. Должно быть, бежала от лифта. Только вошла.

– Вы достали гарантию?

– Да, спасибо.

– Вот так же вы получите и все остальное. Вам понятно?

– Да. – Она взяла себя в руки, и голос снова стал бесстрастным и жестким. – Я согласна. Где и когда передать вам деньги?

– Чем быстрее, тем лучше. «Метлу» знаешь? – перешел он на ты.

– «Метелицу»? На Новом Арбате?

– Да. Завтра в полдень.

– Как я тебя узнаю?

– Об этом я скажу тебе завтра утром. За час до встречи.

– Договорились.

– Жди звонка.

Именно так он и хотел закончить разговор. Теперь надо было действовать. Сначала он сходил в хозтовары и купил почтовый ящик, потом наклеил на него этикетку «Для заявок в ЖЭК» и повесил его в подъезде Табуранской. В ящик предварительно положил сверточек с главной уликой – черным футлярчиком. Арчу вытряхнул в унитаз и вместо нее насыпал слегка подожженный до арчовой желтизны сахарный песок. Ключик от ящика спрятал в бумажник.

Угрызения совести насчет противозаконности своих действий глушились тремя аргументами: «Мафия сожгла, мафия и построит». «У мафии денег много». «ФСК против мафии – “тюлькин флот” против акул. Ловят мелюзгу, а крупных хищников не трогают, или боятся, или не хотят, или не умеют».

Утром бриться не стал, чтобы не «сбрить счастье».

Проверил пистолет, личный «вальтер», который отец привез с войны домой и который тщательно прятал от сына. Открылся за неделю до смерти. «Бери. Твой будет. Нам с тобой без оружия никак нельзя».

После легкого завтрака – чашечки кофе и бутерброда с сыром – обошел вокруг весь дом № 26, подобно полководцу, осматривающему будущее поле битвы. Особое внимание проявил к бункерной мусоропровода, заглянув в глухую грязную комнатку в цокольном этаже, заставленную почти сплошь железными контейнерами. Дверь ее не запиралась, и это его очень устроило. Из бункерной он направился в пультовую лифтера-диспетчера. Показав дежурной еще не сданное удостоверение, он попросил ее отключить все лифты в доме № 26, с одиннадцати утра на полчаса. На недоуменный взгляд крашеной лимитчицы коротко бросил:

– Операцию проводим. Так надо.

– Понятно! – поспешила и даже радостно согласилась дежурная. – Всех бы их к ногтю. Развелось на нашу голову. Вы не сумлевайтесь. Отключу как надо. Хоть на полчаса, хоть на час, хоть на сутки. Лишь бы всех их… Ух! У меня сеструху обокрали.

Еремеев взглянул на часы. Без четверти одиннадцать. Ну что ж, ее мальчики уже наверняка в «Метле» позиции заняли. Ждите, ждите. Здесь при ней один-двое советчиков-распорядителей, помчатся вместе с ней на Арбат.

Сердце бешено колотилось, когда он вошел в подъезд ее дома. В холле, где висели три телефона-автомата, никого не было. Он набрал ее номер и оглянулся. Никого.

– Я слушаю!

– Карина, это я. Деньги приготовила?

– Да.

– Они с тобой?

– Конечно.

– Теперь слушай внимательно. Оттого, как ты выполнишь мои указания, зависят твоя свобода, безопасность и вообще вся твоя жизнь. Ты поняла?

– Разумеется.

– У тебя есть под рукой трехлитровая банка?

– Сейчас посмотрю… Есть! – удивленно откликнулась Карина.

– Теперь заверни деньги в полиэтиленовый пакет и засунь в банку. Быстро!

Наверное, это было непросто – впихнуть в неширокое горло триста купюр. Но она впихнула.