Дверь с той стороны (Сборник фантастических рассказов) - Страница 14

Франсуа и Питер тоже уставились в книгу. То, что они увидели, развеселило обоих. Оказывается, Нгосо смотрел на яркую закладку с рекламой Стрекфонтейна — нашумевшего заповедника окаменелостей древнейшего предка человека, пресловутого «недостающего звена». На картинке был изображен обезьяночеловек, черепа и кости которого привлекали в Стрекфонтейн толпы ученых и туристов.

«Аг… гог… Аго… гве! Аго… о!..» — вскрикнул Нгосо и исчез так же внезапно, как и появился.

«Агогве?» — переспросил тогда Франсуа у Пита. «Да. По- моему, это одно из местных названий обезьян. Но только какое-то особое, уважительное, что ли. Ведь они считают обезьян своими предками. Кстати, эта картинка как нельзя лучше это подтверждает. Учти, что Нгосо не видел обезьяны крупнее павиана. А тут не просто обезьяна, а австралопитек…» — «Самый случай побеседовать с этим старцем о теории Дарвина, — съязвил тогда Франсуа. — Давай станем миссионерами».

Ему нравилось подкалывать Питера — умного зануду, с которым он когда-то учился в школе. Если быть честным, в детстве он тихо ненавидел Питера Йоргенса за усидчивость, сосредоточенность и аккуратность. В глазах сверстников все это значило не что иное, как смерть при жизни. И на ребячьем рынке Питеру быстренько приклеили ярлычок: Пит Промокашка.

Скажи кто-нибудь в школе, что придет время и Пит будет сидеть с ним за одной стойкой в баре, Франсуа принял бы это за идиотскую шутку.

Но так случилось одиннадцать лет спустя в университетском квартале Иоганнесбурга. И что говорить, Франсуа боялся даже подумать, что было бы с ним, не случись этой невероятной встречи.

Это был фарт — супервезение. Да, эта встреча за стойкой спасла его, что ни говори…

— Фран-суа?!

Он вздрогнул. Ну, конечно, Питер кричал совсем с другой стороны, вовсе не оттуда, где шмыгали эти любопытные павианы. Проголодался-таки Промока… Э, нет! Сейчас уже никто не посмел бы назвать Пита Промокашкой.

Месяц назад впервые услышал он вот это. «Фран-суа?!» Удивленное и окликающее одновременно. А когда обернулся, рядом за стойкой увидел смуглого мужчину своих лет в широкой кожаной куртке и шляпе, какие носят южноамериканские индейцы. «Иностранец», — подумал тогда Франсуа. Но что-то отдаленно знакомое почудилось в улыбке незнакомца. Он и не думал рыться в памяти: впервой ли бывалому моряку такие встречи! Сколько раз в портовых кабачках присоседивались словоохотливые скитальцы. Прилипчивые бичи — моряки без корабля. Были среди них и французы, и турки, и янки… Расставались друзьями — с тем, чтобы никогда больше не увидеться.

Но этот не был похож… А что, если «иностранец» — посланник судьбы? Что, если он поможет с рекомендациями на судно? Ведь на этот раз бичем был сам Франсуа!

Да, он был моряком без корабля. После ссоры со старшим механиком его оставили в Токио без бумаг, которые давали возможность устроиться на другое судно. Полгода он добирался до Дурбана. Грузил в портах, мыл посуду в ресторанах, был рассыльным, даже позировал художнику в Александрии. А когда переступил наконец порог дома, отец не стал слушать объяснений. Старый Лебер не терпел неудачников. Даже случайную неудачу он считал результатом трусости. Трусости, и только. Вспомнив это, Франсуа нагло взглянул на «иностранца».

И вдруг тот смутился. Широкая улыбка застенчиво сузилась, рука медленно соскользнула с плеча Франсуа.

«Узнал? Не рад? — Он говорил на чистом африкаанс, языке детства. — Да. Пит Промокашка…»

«Надо быть дьяволом, чтобы узнать его», — думал Франсуа, как тогда, в кабаке за стойкой, глядя сейчас на высоченную фигуру, путающуюся в зарослях акаций. Кто мог подумать, что худосочный усидчивый Йоргенс станет путешественником! Что отчаянный Лебер-младший, который придумал себе кличку Дрейк в честь знаменитого пирата, согласится тащить за Промокашкой огромные баулы с дурацкими стекляшками. По непроходимым зарослям, да еще вверх, к черту на рога!

Но так случилось. И Франсуа пошел с Питом, не спрашивая, что они будут искать в Капских горах. Сколько тот заплатит — вот что спросил Франсуа…

Питер шел, подняв руку. В кулаке он сжимал прозрачный пакет для образцов растений.

— Sapienti sat![Sapienti sat (лат) — для понимающего достаточно] — И плюхнулся рядом.

Франсуа давно смирился с его странной манерой выражать чувства по-латыни, но на этот раз язык римлян показался родным, как отцовский храп. Неужели конец их мотаниям! Знал бы этот Пит Одержимый — так мысленно переименовал его теперь Франсуа, — как мечтает он о шуме улиц, бешеном ритме танца в дурбанском дансинге, о реве толпы на скачках и еще… Нет! Хватит припортовых забав! Отец прав, нужно решаться на смелую авантюру, которая даст деньги. Много денег. Питер заплатит ему… Кое-что Франсуа уже замыслил.

— Ты нашел то, за чем мы сюда тащились? — Он с надеждой всматривался в мутную пленку пакета.

— Умному достаточно! — повторил Пит, и Франсуа понял не больше, чем по-латыни. — Это меня обнадеживает. Мы на верном пути… Франсуа выругался.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что до сих пор мы шли сами не зная куда, а теперь ты нашел указатель? — Он ткнул пальцем в пакет. — И далеко ли, сэр, он указывает?

— Во-первых, это не он, а она, — спокойно ответил Пит. — А во-вторых, прости, старина, ты опять из-за меня не обедал.

— Да, я зол! Но не от голода! — Он кричал, сам пугаясь своего голоса. Так кричат в кубриках, глотками доказывая свое превосходство. А чего хотел доказать он? — Ты смотришь на меня как на рабочую скотину! Думаешь, Франсуа туп, ему не понять твоих ученых целей? А я вот что скажу: бред все это! Только идиот возьмется искать растения, которые докажут, что когда-то не было Индийского океана! Может, ты надеешься, что я сойду за свидетеля, когда ты подкинешь в прессу свою сумасшедшую сенсацию? Думаешь, я не знаю, чего стоят все ваши научные открытия и теории, которые сводят с ума и без того сумасшедший мир? Нет, Промокашка, я таскаю твое барахло, чтобы заработать деньги на стоящее дело. И заметь, я честно зарабатываю их!..

— Ты решил бросить меня? — Смуглое лицо Пита стало серым. — Хорошо, я удвою сумму, на которую мы сговорились.

— О-ля-ля! Неплохо же ты рассчитываешь поживиться на этой авантюре, если готов отвалить мне столько…

— Дурак! Я не получу за это ни цента. Тебе плачу из того, что у меня есть. И поверь, когда мы вернемся и рассчитаемся, я стану беднее, чем ты. Так что можешь считать меня идиотом!

— Святая Мария! Ведь ты ищешь вчерашний день! Даже я знаю, что за миллионы лет растительность Земли несколько раз менялась. Камни и те рассыпались, а вода стала лесом!

Два чувства смешались в душе Франсуа — сладость удачи от обещанной прибавки и горечь греха от признания Питера. Одно слово — и он станет грабителем сумасшедшего! Ну и шуточку сыграл с ним Йоргенс!

А если все-таки оставить его? Взять расписку на прежнюю сумму и получить причитаемое у жены Питера? Тогда он сможет… Проклятое воображение не хотело шагнуть за это «тогда». Оно раздвоилось, и в каждой из его половинок осталось по человеку. В одной он, Франсуа, по прозвищу Дрейк, спешил налегке из леса, унося с собой часть продуктов, чтобы скорее добраться до пачки денег. В другой — Пит Одержимый медленно пробирался в горы, к своей мечте, таща за собой баулы. Они были одинаково одиноки, эти двое. И неизвестно, кто из них был счастливее и чей путь — вернее…

— Решай сам, — прервал его мысли Питер. — Да, я могу ошибаться, потому что моя гипотеза — это только моя гипотеза. Я верю, что Азия и Африка имели общее прошлое. Иначе как понять, что аборигены нашего, африканского юга принадлежат монголоидной расе? Вот что поможет узнать истину!

Питер опять держал в руках тот прозрачный пакет, с которым пришел полчаса назад.

— Эта малышка уже жила на Земле в палеозойскую эру. И если я не ошибаюсь, ее ближайшие родственники сохранились только на Гималаях. Если я не ошибаюсь… Но для этого мне надо найти популяцию — колонию, если говорить понятно для тебя. Собрать образцы, убедиться, что это именно та разновидность. А если окажется, что я прав, то — бьюсь об заклад! — семена не могли перенести путешествие через океан…