Дверь № 3 - Страница 97

– Он и не был…

– Я никогда не мог… ЧТО ТЫ СКАЗАЛ???

Хоган снова пожал плечами.

– Он не был твоим отцом. Ты был не его сыном… Да что с тобой?

Я трясущейся рукой поставил стакан.

– Если ты хочешь сказать, что меня усыновили, то я видел свидетельство о рождении.

– Нет, ты был как Иисус, – сказал Хоган, посмотрев па волны. Потом снова взглянул на меня. – Иосиф вырастил его как родного…

События прошедшего гола научили меня ничему не удивляться, но тут… Однажды я был в Лос-Анджелесе во время землетрясения. Четыре с половиной балла, не так уж много, и тем не менее. Вот ты стоишь на твердой земле, и вдруг пол уходит у тебя из-под ног. Стены дрожат, стекла трескаются, деревья во дворе исполняют какой-то причудливый танец…

Что делать?

Куда бежать?

Когда это кончится?

Кто я такой, черт побери?

Серая чайка тяжело опустилась на перила и, наклонив голову, вопросительно глянула па меня. Я тупо наблюдал, как на поверхность пива всплывают, а потом лопаются, пузырьки. Перед глазами стояла мать. Она была в голубом воскресном платье и поправляла семейные фотографии, висевшие на стене. Кто эта женщина? Оказывается, я совсем ее не знал. Голова ломилась от вопросов.

– Значит, отец… – с трудом выговорил я.

– Женился на ней, когда она уже была беременна, – кивнул Хогаи.

– Когда он тебе сказал?

– Перед самым концом.

– Почему ты не сказал мне?

– Я обещал ему не говорить, пока жива мать.

– Он знал об этом, когда женился?

– Нет.

Я пришел в ужас.

– Значит, она обманула его?

Хоган заерзал на стуле.

– Ну да, вроде того. Только он не возражал. Любил ее, понимаешь?

Я вспомнил отца на больничной койке, с запотевшей кислородной маской на лице. Последние его слова, которые тогда прозвучали неуместно, теперь казались исполненными мудрости и любви. «Веселись», – сказал мне человек, которого я, выходит, совсем не знал. Так или иначе, мое уважение к нему вдруг выросло неимоверно.

– Не возражал? Растить чужого ребенка?

– Он ни о чем не жалел, – кивнул Хоган. – «Бывает, что люди совершают ошибки, – сказал он мне. – У твоей матери были проблемы. Я постарался их решить». И еще: «Она была самой трудной сделкой в моей жизни. И не самой удачной». – Он вытер рукой запотевший стакан. – Отец считал, что она всю жизнь не могла отделаться от стыда. За то, что использовала его. За свой позор. Она надеялась, что сделает тебя священником, и это искупит все. Ты станешь не плодом греха, а даром Божьим.

– Да, так она меня называла. – Я стукнул кулаком по столу. – Черт побери, вот ведь история! Святая женщина, гордость Детройта, оказывается, трахалась направо и налево, залетела, выскочила замуж за кого попало и стала портить всем жизнь, потому что они, видите ли, не соответствовали се высоким «стандартам»! Печально, просто слов нет.

– Когда ты наконец вырастешь? – вздохнул Хоган.

– Что?

– Кончай хныкать, говорю! Ты такой же, как мать.

– Я не…

– Помнишь, как она вечно возилась с домом? Мыла, чистила, натирала полы и все такое? Чуть ли не падала в обморок, когда мы забывали снять ботинки у входа. У нее была мания чистоты!

– Помню.

– Вот и с тобой то же самое. Жизнь грязна по природе своей. Ты не можешь этого признать, потому что слишком строг к самому себе. И к другим тоже, поэтому так стремишься их исправить… Во всяком случае, – добавил он, – так думает Энджи.

Я долго молчал, глядя в стол. Чайка давно улетела. Хоган продолжал с улыбкой:

– А все ваши бесконечные разговоры на кухне? Про Бога и все прочее? Вы как будто все время старались убедить сами себя, что все в порядке, что Бог вас любит… Мы с отцом животы надрывали от смеха, когда вас слушали.

Это было бы смешно, не будь оно так грустно.

– Ладно, хватит на меня наезжать, мне и так паршиво.

– Ну вот, опять…

Я изо всех сил тер лоб, словно пытался вытащить что-то из головы. И когда, интересно, брат успел так поумнеть? Или это я дурак и просто обманывал себя всю жизнь, считая себя выше его, чтобы оправдать материнское обожание? Получается, что я вырос в окружении людей, которых совсем не знал. Мать, отец, теперь еше и брат… Так, наверное, чувствовал себя белый американец, выросший среди индейцев, когда узнал, что он не ирокез.

– Хоган, ты за полчаса сделал то, на что мне с пациентом потребовалось бы. наверное, лет пять.

– С клиентом, – поправил он, почесывая свой пивной животик.

– Ну да, – кивнул я.

– Энджи говорит, пациенты бывают у врачей, а у Джонни клиенты.

– Да, конечно, – повторил и с улыбкой, позволяя ему насладиться своей маленькой победой. – Не знаю, что и сказать. Ты на многое открыл мне глаза, а я даже не поблагодарил тебя.

– Можешь дать мне денег, если тебе так легче, – подумав, сказал он, и мы долго смеялись, не в силах остановиться, вызывая добрые улыбки окружающих. Когда мы наконец успокоились, Хоган устало зевнул. – Ну что, возьмем еще нива?