Дверь № 3 - Страница 95

Это был один из тех снов, в которые вплетаются звуки из реальности. Маятник старинных напольных часов величественно раскачивался, но вместо гулкого боя слышались мелодичные птичьи трели. Такое несоответствие меня раздражало, и наконец, потеряв терпение, я повернулся к зеркалу и спросил свое отражение:

– Неужели никто не починит эти проклятые часы? Двойник в зеркале махнул мне рукой, задрожал, пошел волнами и растворился в воздухе, как мираж над горячими песками. Я снова оглянулся на часы и услышал, как знакомый голос произносит «Славься, Господь…». В мои закрытые веки ударил солнечный свет, и я очнулся. Сол в своем любимом стеганом халате сидел рядом со мной на кровати в номере отеля «Лоуиз».

– Вот и ты, док, – расплылся в улыбке старик. – Прости, что не уберег твое ухо. – Правое ухо и в самом деле саднило, как будто его кто-то ущипнул. – Я уж думал, ты не вернешься.

В тот момент я не ощутил радости, что снова вижу его, и даже не был рад, что остался жив. Мне хотелось обратно в сон. И зачем только он меня разбудил? В душе разверзлась странная гнетущая пустота, и одновременно что-то не давало покоя. Что-то я забыл, что-то осталось несделанным, но что?

Сол похлопал меня по плечу.

– Знаю, знаю… Пройдет.

Я закашлялся. В легких почему-то оказалось полно мокроты.

– Что пройдет?

– Да вот это, – хмыкнул он. – Я первое время, как вернулся, был как выпотрошенный. Вроде кессонной болезни: твоя психика как бы еще пока под водой. Не переживай, через полчасика будешь как новенький.

К горлу подступила тошнота. Мне хотелось плакать.

– Грустно… – пробормотал я. – Почему мне так грустно?

– Как будто потерял лучшего друга, – кивнул Сол. – Знаю, у меня то же самое было. Казалось, еще немного, не выдержу и вышибу себе мозги. Потому и сижу с тобой. Все пройдет, поверь.

Я тихонько всхлипнул. Сол, вздыхая, гладил меня по голове и говорил, говорил, но ничего не помогало. Мое тело словно оплакивало какую-то невосполнимую потерю, о которой я не знал. Сол принес мне стакан воды и продолжал говорить:

– Пустота. Они вдыхают ее как воздух, но сами не понимают, чего лишены. Ноты-то ведь понимаешь? – Я кивнул. – Это проклятие холоков. Они наркоманы, у которых кончается запас. Им пришлось выбирать между верной гибелью и потерей того, без чего их жизнь невыносима. – Он потрогал мой лоб. – Температуры нет. Это хорошо. – Он снова похлопал меня по плечу. – Я позвонил Хогану, он прилетит завтра.

Хоган… Хорошо, что он будет рядом.

– Что у нас завтра? – спросил я.

– Отличный вопрос, – рассмеялся Сол.

Волна тошноты снова накатила и отступила. Я зябко повел плечами.

– Боже мой, как же мне паршиво… А где Ванда?

– Ванда? – нахмурился Сол.

– Ну… медсестра, ассистентка, – пояснил я.

– Ах, Ванда… – Он, казалось, погрузился в какие-то давние воспоминания. – Разве я тебе о ней говорил?

– Сол! – рассмеялся я. – Прекрати паясничать. Она была здесь и помогала нам с машиной.

– Черт побери! – пробормотал он, почесав в затылке. – Что?

Сол задумчиво посмотрел в окно.

– Ванда – это женщина, на которой я когда-то чуть было не женился. Много лет назад.

– Говорю тебе, она была в этой комнате!

– Может быть. В возможном прошлом.

Я с трудом подавил подступившую тошноту. Сол вздохнул.

– Она погибла в моей лаборатории от удара током. Несчастный случай. Участвовала в опыте… я использовал ее. Я был тогда… очень самонадеян.

Он громко высморкался и отвернулся.

Значит, моя интуиция не лгала мне: Ванда была расходным материалом. Возможное прошлое… Что же это за штука такая – время? Или Бог просто решил пошутить? Может быть, мы этого никогда не поймем. Сол говорил, что изменения идут в обе стороны, как от камня, брошенного в воду. Стало быть, так.

– Мне ее будет не хватать, – сказал я.

– Мне тоже.

Сол вынул из пачки сигарету и постучал ею по краю стола. Внезапно на его плечо вспорхнула красная птичка и осторожно глянула в мою сторону, прячась за ухом. Вид у нее был виноватый.

– Аймиш! – воскликнул я. – А ты откуда взялся? Кардинал перелетел мне на голову и довольно чирикнул.

– Оставь человека в покое! – прикрикнул на него Сол.

– Ничего, пускай, – вступился я, почесывая птицу под клювом.

– Он что-то сильно разнервничался, когда ты долго не возвращался, вот и клюнул тебя в ухо. Убить его мало!

– Да ладно, – отмахнулся я. – Он хороший, правда, Аймиш?

Кардинал глянул на меня с явным недовольством. Впоследствии я узнал, что он терпеть не может снисходительного обращения.

Я вдруг расхохотался. Что-то теряешь, что-то находишь. Возможно, те же самые изменения, что уничтожили Ванду, подарили новую жизнь Аймишу! Еще одна тайна.

– Да уж, – протянул я, – странная штука время. Закрыв глаза, я представил себе Лору – такую, какой она была в последнюю нашу встречу. Сильная, светящаяся здоровьем, излучающая жизненную энергию, как бывает иногда у женщин при беременности. Она поддерживала свой круглый живот, словно баскетболист, готовящийся к броску… Должно быть, меня ненадолго сморил сон. Открыв глаза, я увидел Сола у окна. Он вертел в руках свои голубые четки.

– Я сделал это, – тихо проговорил я.

Четки замерли. Сол посмотрел на красную птичку у меня в волосах.

– Ты слышишь, Аймиш? Лора умерла. – Он через силу улыбнулся, глядя на меня. – Эта птица с самого начала ее невзлюбила. Наверное, Аймиш лучше умеет судить о людях.

Некоторое время я наблюдал за ним, потом сказал:

– Ты не сказал мне, что она твоя дочь.

Его лицо осталось непроницаемым, но, вглядевшись пристальней, я заметил в нем нечто такое, что я раньше видел только у матери: какое-то свирепое отчаяние, абсолютную безысходность, которую можно перенести лишь с помощью постоянных молитв и покаяния. Только теперь мне по-настоящему стало понятно, откуда взялась его набожность.

– Сол? – позвал я.

– Я как раз собирался рассказать, – ответил он.

Его плечи вдруг затряслись, он сгорбился и долго молча и горько плакал.

Я не буду описывать дальше нашу беседу с Солом. Ограничусь тем, что он подтвердил все сказанное Лорой и полностью открыл передо мной душу. Начал он с того, что назвал себя «худшим человеком на свете». Выслушав его исповедь, смелую и откровенную, я был вынужден с этим согласиться. Тем не менее подробности частной жизни Сола больше никого не касаются. В конце концов, теперь он мой клиент. Я смотрел на этого незнакомца, которого успел полюбить, и чувствовал, что он в первый раз за долгую, долгую жизнь счел себя достойным того, что обещал всем другим, – прощения грехов.