Дверь № 3 - Страница 91

Экран погас. Лора села на пол и устало привалилась к стене, скрестив ноги.

– Моему папочке следовало предупредить тебя, что со мной шутить опасно.

– Сьюки? – усмехнулся я. Интересно, что она скажет, когда узнает…

– Нет, земному папочке.

– Ты имеешь в виду того, которого ваша просвещенная раса украла, чтобы взять образцы? – удивился я.

– Не только образцы, док, – криво улыбнулась она. – Они с ним трахались. Интересно было бы посмотреть, как этот коротышка пыхтел у них между ног. Сьюки говорит, ему понравилось.

Я похолодел.

– Судороги! – голос Ванды. Лора продолжала:

– Теперь, думаю, папочка не слишком любит вспоминать о младенце, которого оставил у холоков… Или он забыл рассказать тебе о своей самой большой сделке? – Она задумчиво рисовала пальцем круги на стене. – Помнишь, мы говорили о его машине? Холодная война, коммунистическая угроза и все прочее… Он отправился сюда и предложил соглашение. Оружие в обмен на заложников. Дал холокам свое семя, а они стали вашим самым совершенным оружием. Он заплатил за него мной! Вскоре русские ученые один за другим стати впадать в депрессию, терять память, сходить с ума. Мы съели все их сны, все до одного! Их наука и техника сдали позиции, а американская, наоборот, сделала рывок вперед. Гонку вооружений за вас выиграли мы… Лишь много позже папочка осознал, как недооценивал своих соплеменников. Вам мало уничтожить противника десять, пятьдесят, сто раз – вы непременно хотите всеобщего уничтожения!

Когда ему стало ясно, что мы согласились на обмен, потому что наше существование зависит от вашей гибели, было уже слишком поздно. Он кинулся сюда, решив убить всех холоков одного за другим, но так и не смог! Отец абсолютного оружия просто-напросто нас пожалел. Особенно меня. И ему пришел в голову новый план: воздействовать на будущее, изменив прошлое. Заманить меня к вам, сделать так, чтобы я забеременела, и не отпускать назад. Можно подумать, что хоть один холок, будучи в здравом уме, согласится жить в вашем времени!

Лора расхохоталась.

– Ах, бедный папочка! Наивный мечтатель, добрый философ, просто святой! Человек, продавший родную дочь, чтобы спасти свою страну! Что он тебе наговорил? Небось сказал, что это был заговор холоков? – Она снова захихикала. – Весь план придумал он с начала до конца!

Я чувствовал, что схожу с ума. Внутри все сжалось, мысли путались, руки дрожали. Перед глазами мелькали жуткие образы, которых я не пожелал бы и врагу. Однако какой-то крошечный пятачок сознания еще держался и был способен соображать. И в этом уголке, словно заезженная пластинка, упорно вертелась одна и та же мысль: чей был тот сон, где у них стояла камера? В комнате не было никого, только мы двое!

Лора и я.

Лора и я.

Лора и я, если, конечно, не считать маленького красного кардинала, который сидел на шторе.

Аймиш все видел.

Теперь он в номере отеля.

Он наблюдал за всем происходящим.

Холоки могли узнать о нас все. Через его память. О Соле,… о Ванде… и обо мне.

– Я убью тебя! – прорычал я. Лора рывком поднялась на ноги.

– Ты не сможешь даже дотронуться до меня! Ты спишь. Здесь у тебя нет власти. – Она устало опустилась на кровать и принялась массировать соски, очевидно, подготавливая их к будущему кормлению. Потом вдруг расхохоталась: – Да ты знаешь, что тебя вообще не существует в природе? Ты лишь жалкий осколок возможного прошлого, которое закончилось, когда ты поплыл за мной у мыса Пили! – Я посмотрел на нее с недоумением. Она опять рассмеялась. – Я сказала «идем», и ты пошел. Белый Вихрь доставил нас сюда. Теперь ты один из нас!

– Я не…

– Да, именно так! Ты же любил меня, помнишь? Даже после всей моей лжи. Даже после того, как я призналась! Ты сам это сказал. Пошел за мной в воду. Нам пришлось потом оживлять тебя. Ты ненастоящий, ты просто сон из нереального прошлого, который так и не стал явью. Ты проиграл.

– Неправда!

– Ты не можешь воздействовать на будущее, разве Сол тебе не объяснял? Изменяемо только прошлое.

– Ложь! – заорал я.

– Боюсь, что нет, – раздался голос у меня за спиной. Я повернулся. Передо мной стоял мой двойник. Одетый в ту же одежду, в которой я был на мысе, облепленный с ног до головы зеленым желе, он грустно улыбался, как усталый странник, проделавший долгий, долгий путь.