Дверь № 3 - Страница 9

– Да.

– Два: необычные верования или магическое мышление, например, вера в телепатию, шестое чувство, передачу ощущений и так далее.

– Да.

– Три: необычные ощущения, например, присутствия какого-то человека или внешней силы, которых на самом деле поблизости нет. «Я чувствовал, что моя мать стоит рядом и смотрит на меня».

– О боже, неужели так и написано? Да, конечно.

– Четыре: отсутствие друзей и доверенных лиц, кроме родственников первой ступени.

– Не могу сказать. Первой ступени – это мать…

– Кто у нас пациент – ты, что ли? – фыркает Нэнси.

– Извини. Дальше.

– Пять: эксцентричное поведение, странные привычки.

– Само собой, – отвечаю я, накручивая на палец прядь волос.

– Шесть: аффективное слабоумие или отчужденность.

– Да.

– Семь: подозрительность, параноидальные идеи.

– Инопланетное вторжение годится? – улыбаюсь я.

– А как ты думаешь? – парирует она.

– Тогда пожалуй.

– Отлично. Восемь: странные иллюзии, например, включающие явления, которые считаются невозможными.

– Прямо в точку. – Я мрачно киваю.

Нэнси весело хлопает в ладоши. Завидую ее жизнерадостности.

– Ну вот и все! Шизоидный тип, классика – прямо из учебника. Ясно как день.

– Что-то тут не то… – морщусь я, – мне кажется, мы открываем не ту дверь.

– Вечно ты все усложняешь, Джон.

– Нет, правда. Где-то есть подвох, и я никак не могу понять, где именно.

– Не валяй дурака. Мы явно имеем дело с подавленным бредовым состоянием, усложненным недавним стрессом. Согласен?

– Да, но…

–  Факторы стресса сильные?

– Одновременно острые и хронические. Семь баллов по шестибалльной шкале – катастрофический уровень.

Нэнси захлопывает синий справочник.

– Значит, посттравматический стресс?

– Да, но такой силы и продолжительности, с какими я никогда не сталкивался. Абсолютное вытеснение и глубокое подавление… может быть, и ложная память. Свои настоящие кошмары она не помнит и не хочет вспоминать.

– Жестокое обращение? Изнасилование? Инцест?

– Или даже хуже. Страшно даже представить, что там на самом деле, если понадобилась такая непробиваемая защита. Больше всего меня пугает то, как она держится…

– Уверена в себе?

– Не то слово. Никаких признаков перенесенной травмы. Вполне довольна жизнью. Мне иногда кажется…

– Да?

– Может, она все врет? Играет со мной? Привлекает внимание? Просто испорченная невротичка, которая может позволить себе раз в неделю позабавиться с доверчивым идиотом.

– Но ты сам в это не веришь, так ведь? Почему?

– Она говорит, что я ей нужен, и я чувствую, что так и есть. Только зачем, не имею понятия. Мне кажется, она и сама не знает, что вызвало к жизни ее бредовую защитную систему. Подозреваю, что у нее это с детства.

– Значит, ты не удовлетворен диагнозом?

– Насчет шизоидности? Нет, почему же, вполне возможно. Паршиво, если так.

– Ты ведь знаешь, если причина органическая…

– Да, конечно. Было бы неэтично действовать психотерапевтическими методами в случае, например, опухоли мозга.

– Ты это исключаешь?

– Не совсем. Пока еще рано говорить.

– Ну и какой же вывод?

– Трудно сказать.

– А что тебе кажется? – Я передернул плечами.

– Мне кажется, она говорит правду.

– А на что ты надеешься?

– Что она врет.

– И что ты собираешься делать?

– Спроси что полегче.

Есть известная история про психиатра, который лечил знаменитого физика. Тот вообразил себя повелителем какой-то дальней планеты и долгие годы, занимаясь основной работой, втайне лелеял свою фантазию, придумывая историю своего нового мира, обычаи, языки, географию, политику и все такое прочее. Чтобы получше изучить психическое состояние больного и получить необходимую зацепку, врач сделал вид, что верит ему, а сам принялся искать противоречия в его блестящей, хоть и иллюзорной логике. В конечном счете пациент пришел в себя и понял свое заблуждение, однако врач, увлеченный столь тщательно разработанной легендой, продолжал играть и никак не мог остановиться, так что разубеждать его пришлось самому физику.

Со мной такого не случилось. Я увлекся не бредом пациентки, а ею самой. Однако после каждой беседы с Лорой я был как выжатый лимон. Голова болела, сердце колотилось, рубашка промокала насквозь от пота. Мне пришлось даже перенести наши сеансы на конец рабочего дня, потому что после Лоры я уже ни на что не годился. Я жаждал отомстить ее хозяевам и потом каждый раз вынужден был напоминать себе, что их на самом деле не существует, что это невозможно, что ее рассказы – всего лишь детально разработанная фантазия, не имеющая под собой никаких оснований. Но слушая их, я каждый раз страдал вместе с Лорой. В конце концов мне пришла в голову такая тактика: чтобы подавить свое недоверие, я буду относиться к «пришельцам» просто как к персонажам некой пьесы. Речь идет о гениальной идее Карла Юнга, рассматривавшего образы бессознательного «как будто они реальные люди». Не навязчивые кошмары из снов, не игра воображения, не абстрактные символы психических комплексов, не привидения, демоны или ангелы, а именно люди. Юнг считал, что внутренний мир нашей психики так же реален, как и тот, что нас окружает. Но лишь поверив в персонажей, населяющих нашу душу, только признав их «автономность» – одно из наиболее революционных и редко принимаемых всерьез открытий Юнга, – мы способны понять то огромное влияние, которое те оказывают на нашу сознательную жизнь.

Если эта идея заставляет вас усмехнуться, вспомните, как удобно чувствует себя фанатик в плену своих предубеждений. Ему никогда не придет в голову сомневаться, скажем, в своем расовом превосходстве. Так же точно мы не позволяем себе сомневаться в превосходстве и абсолютной власти нашего «Я», нашей осознанной сущности. Привычка застит нам глаза, мы даже не задаем себе подобных вопросов. Однако, если подумать, доказательства обратного попадаются буквально на каждом шагу. Разве вам не случалось, скажем, ехать привычным путем на работу и вдруг обнаружить, что не помните ничего за последние двадцать миль? Не торопитесь поздравлять себя с превосходными навыками вождения. Разве не удивительно, что вы смогли совершенно неосознанно управлять машиной в сложных дорожных условиях, где нужно постоянно оценивать обстановку и принимать кучу решений? Кто же все-таки сидел за рулем на протяжении тех двадцати миль?