Двенадцать баллад - Страница 3
Изменить размер шрифта:
1922.
Афганская баллада
Р. Р.
Леса кораблей, контор редуты,
Машин и монет сверкание —
Вся эта мельница на ходу
Зовется Великобритания.
Синебородые, глина предместий,
Вершин ледяной качан,
Чалма и песок — а все это вместе
Зовется Афганистан.
Но синебородых людей не слабее
Люди из Лондона и Бомбея.
Им спать не дает сознанье, что вот
Рядом пасется вольный народ.
Им, толстым, тесно и душно,
Их гордость приказ отдает,
И сто бомбовозов воздушных
Тотчас же выходят в поход.
Сто ястребов вышли недаром
Из школы захватчиков старых,
Китченера и Родса —
Попробуй с ним бороться.
Задела колодец налетчиков бомба —
Сразу старик завертелся и обмер.
Зарылася в пашню — пашня дыбом,
Скалы заплавали точно рыбы.
Британского летчика когти остры:
Жилищ обреченных полосу
В костры побросал он, заставив костры
Вопить человечьим голосом.
Горы Пагмана и воды Кабула —
Такие прямые — шатались сутуло.
Тогда бомбовозы стали свистать
Победу — кичася властью —
И не было рук достать их,
И не было слов проклясть их.
Земля серела, точно пах
Убитых лошаков,
Но каждый ярд ее пропах
Угрозой глубоко.
Афганец, тяжкодум густой,
Не хочет покориться:
— Пусть в небе ястреб не простой,
Но ястреб — все же птица.
А если птица сеет гром —
Мы эту птицу подобьем.
Он глазом каменным следит
Кривых эскадр полет,
И самодельной пулей сбит…
Качнулся бомболет.
За ним другой, еще за тем —
Перевернулись в высоте…
Очистив к ночи небосклон,
Угрюмый горец встретил сон:
Он доказал, что не слабее
Людей блестящего Бомбея.
А утром в небе выжег хвост,
Свистя, сто первый бомбовоз.
И горец, по ущелью мчась, —
Сто первой пулей увлечен, —
Винтовку вскинул на плечо…
Так эта битва началась.
1922 — 1923.
Смерть бойца
Железо в жилах уже не то,
Волос на руке не колюч,
А у сердца осталось ударов сто,
И сердце запрут на ключ.
Ему принесли винтовку — ту,
Что теперь возьмет его сын,
И за приступом взятую высоту
Золотые с гербом часы.
Он открыл затвор — напрасный труд:
Все патроны ушли в расход,
Часы стоят — часы не идут,
Им пыль переела ход.
И упала рука — с одеяла взяла
Славный лист, что положат в гроб,
На листе вверху — Гельсингфорс — скала,
Песий зуб внизу — Перекоп.
Лучше б яма волчья — шалый шлях,
Круторебрый Уральский лом,
Ему ль, точившему коготь в полях,
Умирать в углу за стеклом.
Из-за Рейна руки кричат ему,
Был Мюнхена лебедь ал,
На Востоке с красным серпом чалму
Качает Каспийский вал.
Но слышит ухо насторожась,
Что стук уже тут как тут,
Четыре лопаты, враз торопясь,
На Марсовом землю скребут.
1922.
Баллада о гвоздях
Спокойно трубку докурил до конца,
Спокойно улыбку стер с лица.
— Команда — во фронт, офицеры вперед,
Сухими шагами командир идет.
И слова равняются в полный рост:
— С якоря в восемь. Курс ост.
— У кого жена, дети, брат, —
Пишите, — мы не придем назад.
— Зато будет знатный кегельбан.
И старший в ответ: — есть, капитан!
А самый дерзкий и молодой
Смотрел на солнце над водой.
— Не все ли равно, — сказал он: где?
Еще спокойней лежать в воде.
Адмиральским ушам простукал рассвет:
— Приказ исполнен. Спасенных нет.
Гвозди б делать из этих людей,
Крепче б не было в мире гвоздей.
1921.
Подарок
Льет кузнец в подковы серебро,
Головы багровые плывут,
Над Кубанью белошумною Шкуро
Ставит суд — святые не спасут.
Плясом ширь до чертовой зари,
Ноги бьют, как коршуны когтят,
На черкесках ходнем ходят газыри,
Шашки рубят ветер вперехват.
Волчий хвост свистит на башлыке
Захочу — в кусочки размечу,
Белы лебеди с бронями на реке,
С пушками, царь — пушке по плечу.
И заморским он кричит ежам:
— Расскажите дома королю,
Краснолапы мне не сторожа,
Богатырки бочками солю.
— Захочу — наставлю горбыли,
Поседеет под ногой трава,
А Кубань: станичник, не скули,
Бьет челом и шлет дары Москва:
Каравай свинцовый да кафтан,
Было б чем качаться на валу,
А чтоб жажду залил атаман —
Черную Кремлевскую смолу.