Двенадцать баллад - Страница 2
Изменить размер шрифта:
1921.
Баллада об отпускном солдате
Батальонный встал и сухой рукой
Согнул пополам камыш.
— Так отпустить проститься с женой,
Она умирает? — говоришь.
— Без тебя винтовкой меньше одной,
Не могу отпустить — погоди,
Сегодня ночью последний бой,
Налево кругом — иди.
…Пулемет задыхался, хрипел, бил,
И с флангов летел трезвон,
Одиннадцать раз в атаку ходил
Отчаянный батальон…
Под ногами утренних лип
Уложили сто двадцать в ряд,
И табак от крови прилип
К рукам усталых солдат.
У батальонного по лицу
Красные пятна горят,
Но каждому мертвецу
Сказал он: спасибо, брат!
Рукою острее ножа —
Видели все егеря —
Он каждому руку пожал,
За службу благодаря.
Пускай гремел их ушам
На другом языке отбой,
Но мертвых руки по швам
Равнялись сами собой.
— Слушай, Денисов, Иван,
Хоть ты уж не егерь мой,
Но приказ по роте дан…
Можешь итти домой.
Умолкли все под горой…
Ветер как пес дрожал…
Сто девятнадцать держали строй,
А сто двадцатой встал.
Ворон сорвался, царапая лоб,
Крича как человек,
И дымно смотрели глаза в сугроб
Из-под опущенных век.
И лошади стали трястись и ржать,
Как будто их гнали с гор,
И глаз ни один не смел поднять,
Чтобы взглянуть в упор.
Уже тот далеко ушел на Восток,
Не оставив на льду следа…
Сказал батальонный, коснувшись щек:
— Я, кажется, ранен. — Да!
1922.
Махно
Илье Груздеву.
Не пастух собирает стадо,
Не к ранней трезвонят часто,
То сзывает раду — громаду
Сам батько Махно клыкастый.
Зачервонели по ветру сабли,
По Днепру зажупанили вести,
Что коммуников руки ослабли,
Краснозвездцы в селах не в чести.
Затрещали скворцами наганы,
Закрывают молодайки двери,
Сизым полымем за туманы
Залетают жар-птицы перья.
Не чижи в воробьиной луже,—
Кувыркаются паровозы,
И гуляет батько, не тужит,
Точно в картах тузовый козырь.
Но все глуше маузеры лают,
Все тусклее полощутся сабли,
Уже кони землю зацепляют,
Пулеметы гребут, как грабли…
Не побить всех днепровских уток,
Не угнать за лиман все тучи,
Еще много кожаных курток
На московских плечах колючих.
Понатешился батько посевцем,
Дарит ветер он красным доломаном
И уходит обратно к королевцам,
К синеусым молдавским банам.
Пьет и бьет за чаркою чарку,
Снова зубы, как сабли, точит…
И, как угли, дымятся жарко
Завидущие батькины очи.
1921
Баллада о пленном коне
Тени ползут, не стукнет затвор,
Не скрипнет трава, не хрустнет кора…
Заставы узнали врага,
Ударили длинные змеи в упор,
И в черное небо прожектора
Хромые вбили рога.
Утром над рощей, над лозняком
Трубы трубят в рыжем огне,
Снова в поход пора.
— Откуда конь? — спросил военком.
— Заставой отбит на той стороне,
У польских улан вчера.
— Отменная стать… Боевой закал…
Я беру себе — военком сказал.
Но едва он поводья взял наугад,
Коснулся шпорой подпруг,
Ударил конь ногами назад,
Ногами ударил вдруг.
Человек упал и сейчас же встал,
Отряхнул с колен песок
(Костист он был и хмур),
Три раза прыгал, три раза упал,
И снова вскочить не мог,
Тогда расстегнул кобур:
— Республике ты не хочешь служить,
Так я тебе дам расчет! —
Но вышел вперед молодой гусар:
— Комиссар, погоди, постой, комиссар,
Зверюге такой надо жить да жить, —
Отдай его мне во взвод.
Легче ударить по зубам пулемет,
Собрать урожай голов…
Конь копытами бьет, на дыбы встает,
Как сеткой, пеной покрыт,
Но гусар рожден для такой игры,
Для которой не нужно слов.
Вскочил, и полем гудеть взвилось
Ржавое облако вкривь и вкось.
Где их носило, как их носило, —
Никто не узнал о том,
Когда же вернулись — скакун через силу
Бодрился под седоком.
…Червонцы усеяли синий склон,
Человек засыпал в торбу овса,
Воды из ручья принес,
Но конь кричал на весь эскадрон,
Воду разлил, наплевал в овес,
И, крича, трензеля кусал.
Но в рядах он шагал, смиряя жар,
Лишь глаз горел, как медяк,
— Ну, что ж, поорал, — сказал гусар, —
Теперь ты — товарищ мой,
И мы заживем брат с тобою так,
Что ты не захочешь домой.
Богатый был на битвы улов,
И панская Польша не раз
Теряла и стремя, и вьюк, и седло
Под вихрем московских клинков,
Свиставших над горлом Варшавы подчас,
Панам всего мира на зло.