Две жизни в одной. Книга 2 - Страница 78

Но снова, и снова, и снова

То слово для дела дано.

Дружины Волхонки и Пресни

Октябрьские звезды зажгли,

Нет звезд горячей и чудесней,

Чем звезды российской земли.

К мечте своей поступью твердой

Идет за отрядом отряд.

И красные галстуки гордо

Горят на груди у ребят.

Дружины, равняясь на знамя,

Идут в пионерском строю,

В маршрутах за труд и за знанья,

Дружины, как прежде, в бою.

Дружина — старинное слово,

Но нет, не стареет оно.

И снова, и снова, и снова

То слово для дела дано.

1970 г.

Марш суворовцев

Идут суворовцев стройные ряды,

Идут суворовцы, мужества полны.

Вслед смотрят строго гордые отцы,

Идут на параде суворовцы.

ПРИПЕВ:

На плечах суворовцев алая заря,

Над колонной реет знамя Октября,

Юный офицерский корпус боевой,

Русской легендарной армии родной.

В большом и малом выучка нужна,

В бою, в учении выучка важна,

За дело партии Родины бойцы

Идут на параде суворовцы.

Пройдут ученья, пролетят года,

С тобой, училище, сердцем навсегда.

Мы разлетимся в разные концы,

Идут на параде суворовцы.

Волга для сердца родней

Тайга заглянула в оконце,

Вздохнула река Уссури.

Огромное яркое солнце

Встает из туманной дали.

На травах росистых играя,

С Востока идет не спеша.

Ты, Родина наша большая!

И всюду собой хороша.

А где-то над Волгой далекой

Грустят обо мне тополя,

С волжанкой моей синеокой

Тоскуют льняные поля.

Стал дорог мне край уссурийский,

Кусочек России моей,

Теперь не далекой, а близкой,

Но Волга для сердца родней.

1971 г.

Пришло время ребятам служить

На перроне вокзальном

Смех и музыка слышны,

Молодые ребята отправляются в путь,

И солдатам родным

Шепчут мамины губы:

— Мальчик милый, родной,

Счастлив в армии будь.

И девчонки-подружки

В путь ребят провожают.

И ребята девчонок

Просят верными быть.

Ой, как грустно девчонкам,

Хоть заплачь откровенно.

Пришло время ребятам служить.

Пролетят быстро годы,

Годы службы военной,

Возмужают ребята,

В дом вернутся родной,

И костюм доармейский

Не вмещает солдата,

Что прошел путь учебный,

Длинный путь боевой.

На перроне вокзальном

Смех и музыка слышны,

Молодые солдаты отправляются в путь,

До свиданья, ребята, дорогие мальчишки,

Честным, сильным и смелым

Ты для Родины будь.

ПРИПЕВ:

До свиданья, мальчишки, до свиданья, родные.

Пришло время солдатами быть.

***

Стонала тьма, разорванная в клочья,

Цеплялась, злилась, билась под крестом.

Зарозовел Восток — положено, урочно.

Не хочет тьмы кто с верой, кто с Христом.

Природа плакала в «День города» о судьбах,

А дождь всё лил, всё лил, как из ведра.

Земля Тверская закрывала грудью

Родную Тверь, как в древние года.

А в небе туча грозно грохотала,

Вонзая стрелы в каменную грудь!

Сверкая яростно, она, конечно, знала,

Что повторяет вновь извечный путь,

В соборе люд тверской с утра молился,

За участь близких, за других скорбя.

А черный ворон в небе всё кружился,

Всё выбирал он жертву для себя.

Пройдет гроза и свежий чистый ветер

Разгонит мрак и просветлеет даль.

Переживём и мы дождливый хмурый вечер,

Ты только, бог, терпенья людям дай.

2008 г.

Солнце нещадно палило и заливало асфальт таким жаром, что он так и проминался под каблуками. Шумная компания молодых людей, размахивая портфелями и папками, шагала навстречу горячему солнцу. Все бурно обсуждали очередную проблему бытия. Среди парней стилем одежды отличался узкоплечий худощавый парнишка с черными крупными глазами, опущенными густыми ресницами, по кличке Крот. Вьющиеся волосы кольцами спадали на высокий лоб, касались плеч. Молодой человек был в сильно загорелым и поэтому смахивал на южанина, но все знали, что он — чистокровный русский.

Сейчас мы привыкли к джинсам, обтягивающим ноги и прочие места тела, привыкли к рубашкам — узким батникам, к дипломатам. Нам даже нравится такая одежда. Но тогда? Таких одиночек-супермодников просто называли стилягами. И действительно, Крот среди своих одногодков был как белая ворона. Я часто встречала его в обществе ребят и девушек. Он, видимо, был очень веселым и общительным. Но на ухмылки прохожих, а нередко и на резкие высказывания не отвечал, лишь отводил в сторону глаза.

Любимым местом для прогулок в те годы у нас была центральная улица — Советская. Вечерами она заполнялась людьми разных возрастов. Предпочтение отдавали той стороне улицы, которая была ближе к Волге. На Советской встречались, разговаривали, знакомились, расходились и снова встречались, идя обратным курсом — «курсировали». «Пошли прошвырнемся» — банальная фраза нашего времени.

Крот часто появлялся в кругу приятелей, чаще по вечерам. Его белозубая улыбка очень подходила к многочисленным сверкающим на куртке и на узких обтягивающих ноги брюках молниям. Я, будучи уже не студенткой, прятала улыбку при виде Крота и, как все люди моего возраста, не одобряла стилягу. Но больше всего меня раздражало то, что молодой человек бездельничал. Его можно было встретить на Советской в любое время. Мое отношение к Кроту еще больше ухудшилось после того, как я увидела его со спутницей. Изможденное лицо рано постаревшей женщины подсказало — мать. Она шла рядом, сгорбленная и поникшая. Ну будь он сыном генерала или другого обеспеченного родителя, можно было как-то оправдать его пристрастие к изысканным дорогим заграничным вещам. Но у такой скромно одетой женщины такой сын?! Все во мне восставало против Крота. Крот шел рядом с матерью. Глаза его метались по сторонам, не замечая прохожих. Люди молча провожали мать сочувственными взглядами, в которых был и осуждающий приговор ее сыну. Она это чувствовала и старалась идти быстрее, но не получалось. Крот останавливался, молча клал коричневую, с черными пятнами, руку на плечо матери.

Иногда я встречала его в обществе гитаристов, которые бренчали на гитарах и пели. Однажды со стилягой шла девушка и что-то ему шептала. Южные черные глаза Крота лихорадочно блестели, весь он напружинился, будто готовился бежать стометровку.

Как-то раз я зашла в больницу к своей приятельнице и встретила мать стиляги. Она выходила из лаборатории.

— Рита, ты знаешь эту женщину? — спросила я у однокашницы, по воле судьбы работающей на анализах крови.

— Очень хорошая и очень несчастная, — ответила Рита. — У нее два сына, и оба безнадежно больны. Год назад похоронила мужа, замечательного человека. У него было какое-то страшное заболевание. Есть предположение, что где-то в предыдущем поколении был сифилис. Недавно погиб старший сын. Несчастный случай на дороге. Умер мгновенно. Ему повезло: без мучений. Все равно оставалось жить несколько месяцев. И вот теперь младший Володя обречен. Плохие анализы крови. Нет меди в крови.

— Крот? — вырвалось у меня.

— Да, Крот. У него такая кличка. Спросишь, почему? Да потому, что выходит на улицу по ночам.

— А мне кажется, что он целый день ходит! Зачем же он еще и загорает?

— Он не загорает. Это у него печень поражена, как говорят в народе, «сухотка спинного мозга». Страшные головные боли не дают спать. И мы не можем помочь: отягощенная наследственность, как у отца.

— А он знает о своей болезни? Сколько ему осталось? Сколько обещано?