Две возможности - Страница 8

Внезапно Эллери почувствовал угрозу, что Рима может привязаться к нему, как олененок, оставшийся без матери. Она перестала называть его «мистер Квин» и обращалась к нему «Эллери» или «дорогой», раз двенадцать брала его за руку, не задавала вопросов о том, что он намерен с ней делать по прибытии в Райтсвилл, и, казалось, полностью ему доверилась. После ленча в вагоне-ресторане Рима сбросила свои изящные туфельки, легла на полку в их купе, опустив голову на колени Эллери, и заснула со счастливым вздохом, словно Маугли на ветке дерева. Вся беда состояла в том, что он не был такой веткой и сомневался, что любой мужчина в аналогичной ситуации мог бы почувствовать себя ею. Эллери решил выдать Риму замуж за какого-нибудь молодого поэта, как только ему удастся такого отыскать. Ей просто нельзя позволять бегать на свободе.

Проснувшись, Рима зевнула и потянулась, но не сделала попытки сесть.

— Привет, дорогой. — Ее голос и улыбка были сонными.

Эллери снова ощутил ее руку в своей.

— Хорошо подремали? — Он старался говорить отеческим тоном.

— «Сон легок после сытного обеда», — засмеялась Рима.

— Что-что?

— Неужели вы никогда не читали «Потерянный рай»?[16] Вы забавный, Эллери.

— Смешной или странный?

Она снова засмеялась, откинув голову.

— До чего же вы мне нравитесь!

— Вы мне тоже нравитесь, Рима. — Юбка ее нового костюма поднялась выше колен, и Эллери слегка потянул ее вниз.

Девушка с любопытством наблюдала за ним.

— Почему вы это сделали? Разве у меня безобразные ноги?

— Именно потому, что они не безобразные.

— Тогда зачем вы их прикрыли?

— Послушайте, Рима… — сердито начал Эллери.

— Никогда не могла этого понять. Я видела, как девушки ходят почти нагишом в купальных костюмах на Слоукемском озере и в сосновой роще, но когда они одеваются, так тут же одергивают юбки, прикрывая те самые ноги, которые только что были полностью открыты.

— Тонко подмечено. Понимаете, Рима, всему свое время и место.

— Но мы ведь одни, Эллери. Неужели вы не хотите видеть мои ноги?

— Нет. То есть да, очень хочу. Поэтому правила не позволяют мне этого.

— Правила?

— Разве вы никогда не ходили в церковь?

— Нет.

— Вам следовало бы это делать, Рима.

— Но я не возражаю против того, чтобы вы смотрели на мои ноги, Эллери.

— Зато возражаю я!

Римма снова убрала руку.

— Вы хотите видеть мои ноги, но возражаете против того, чтобы смотреть на них. Да что с вами такое?

— Вы бы позволили смотреть на ваши ноги любому мужчине, которому этого хочется?

— Нет…

— В том-то и дело.

— Я имею в виду, это зависит от мужчины и от того, почему он хочет на них смотреть. А что это за правила?

— Правила поведения в обществе, морали, хороших манер и… ну, еще много чего. — Эллери с отчаянием воскликнул: — Неужели ваш отец не учил вас ничему, кроме английской литературы?

— Он учил меня всему.

— Однако пару вещей он упустил.

— Вы говорите о сексе?

— Смотрите, Рима! Недели через две сельская местность станет такой красивой…

Все указывало на то, что Рима Эндерсон будет представлять еще большую проблему, нежели то, что связана с ее отцом.

Они прибыли в Райтсвилл уже в сумерках. В дверях офиса начальника станции стоял старый Гэбби Уоррум, поблескивая единственным зубом, и махал рукой машинисту. А двое ребят в джинсах, сидящих на грузовой тележке и болтающих босыми ногами, ничем не отличались от мальчишек, сидевших там летним днем 1940 года, когда Эллери впервые сошел с поезда на перрон райтсвиллского вокзала.

С тех пор не изменилось почти ничего. Конечно, голубой навес закусочной Фила изрядно полинял; гараж превратился в кузницу с новой неоновой вывеской; по другую сторону железной дороги возвышался над соседними хибарами трехэтажный «отель» — пока еще безымянный; гравий на вокзальной площади исчез вместе с комьями навоза, теперь она была заасфальтирована. Но оставались прежними закопченная дымом линия горизонта над Лоу-Виллидж, толстозадый автобус с надписью «Райтсвиллская автобусная компания» у края платформы, извилистая Аппер-Уистлинг-стрит, которая плавно переходила в Аппер-Уистлинг-авеню, достигнув на севере респектабельной Хай-Виллидж, Лоуэр-Дейд и Вашингтон-стрит, ведущие к западной части города, Лоуэр-Эппл, Пайни-роуд и Шингл-стрит, тянущиеся к восточным районам, которые соединялись у вокзала, расположенного в крайней юго-восточной точке Райтсвилла.

Воздух, несмотря на дым над Лоу-Виллидж, был свежим и ароматным, словно его выстирали и повесили сушиться на солнце.

— Вижу, вам нравится Райтсвилл, — с удивлением заметила Рима, когда Эллери усаживал ее в такси Эда Хотчкиса.

— Очень нравится, Рима.

Девушка, слегка нахмурившись, посмотрела на него, а потом в окошко на город.

— Куда ехать? — спросил Эд.

— Вы не помните меня? — с улыбкой осведомился Эллери.

Эд Хотчкис почесал нос. Он заметно отяжелел и обзавелся еще одним подбородком.

— Вроде я возил вас несколько лет назад… Ваша фамилия Грин… Нет, Квин… Господи, мистер Квин!

— Привет, Эд.

Они обменялись крепким рукопожатием.

— Снова решили навестить нашу дыру, а? Какие плохие новости на этот раз? — Эд включил мотор. — Или у вас медовый месяц?

— Он имеет в виду меня? — спросила Рима.

Эд оглянулся на нее и подмигнул Эллери.

— В «Апем-Хаус», — сказал Эллери. В Райтсвилле им нельзя было останавливаться в одном отеле. Когда машина свернула на Вашингтон-стрит, Эллери взял Риму за руку и шепнул: — Видели это подмигивание? Чисто райтсвиллский намек на нечто непристойное.

— Он думает, что мы женаты! — Рима беззвучно рассмеялась.

— Очень в этом сомневаюсь. Я намерен остановиться в «Холлисе»…

— Но вы же велели ехать в «Апем-Хаус».

— Там остановитесь вы.

— Я? В райтсвиллском отеле?

— Только не заводите снова разговор о вашем москитном поместье. В отеле к вам хорошо отнесутся — вы будете одна и у вас вполне респектабельный чемодан…

— Это часть вашего плана?

— Я хочу, чтобы вы взяли эти деньги.

Рима уставилась на купюры, которые Эллери сунул ей в руку.

— Но я и так должна вам очень много!

— Помните о плане, — твердо заявил Эллери. Он понятия не имел, в чем состоит его план, за исключением намерения достойно одеть, поселить, накормить и защищать Риму. — О деталях поговорим позже. Кстати, Рима, вы жили раньше в отелях?

— Нет.

Еще одна проблема.

— Но я знаю, как там надо себя вести, — сухо добавила Рима. — Если вас это беспокоит. Вы, кажется, принимаете меня за дикарку.

— Но ведь это похоже на правду, верно? — улыбнулся Эллери. — Очевидно, вы все узнали из книг. Там всегда описываются отели.

— Едва ли это так уж сложно. Нужно расписаться в регистрационной книге и дать коридорному двадцать пять центов.

— И запереть дверь!

— Да, Эллери. — На сей раз она совсем не походила на ребенка.

Эллери высадил Риму у «Апем-Хаус», ругая себя за проклятую осторожность, не позволившую ему войти в отель вместе с ней, и озадаченный Эд повез его вокруг площади к «Холлису».

Они пообедали в «Золотых садах» отеля «Холлис». Процедура не имела успеха, судя по тому, что Рима вела себя холодно и не казалась впечатленной убранством ресторана, а между тем парчовые занавесы и золотистые скатерти были гордостью Райтсвилла. Она даже не отреагировала на «застольную музыку» оркестра Флойда Лайкаминга, но, вероятно, потому, что Эллери, забывшись, пригласил ее на танец.

— Вас, должно быть, ввело в заблуждение то, что я умею отличить вилку от ножа, — любезно отозвалась Рима. — Не забывайте, что я дикарка.

Вскоре девушка пожаловалась на усталость и попросила Эллери проводить ее обратно в чопорное заведение мамаши Апем. Они пожелали друг другу доброй ночи на ступенях отеля между колоннами. Эллери подозревал, что, как только он уйдет, Рима сбросит свои нью-йоркские туфельки и помчится через Лоу-Виллидж в хижину на болотах.