Две войны (СИ) - Страница 39

- Дерек. - Спохватившись, юноша вежливо добавил: - Рядовой Маррей. Мне очень приятно познакомиться с вами лично, лейтенант. – Он протянул изумлённому конфедерату руку.

“Не верь ему. Никому не верь, тем более янки”. – Джастин почувствовал поднимающуюся горячую волну из легких, острыми когтями царапающею его горло.

- В моем положении было бы неуместно ответить тебе тем же. – Джастин демонстративно сунул руки в карманы штанов, и сразу же увидел, как помрачнело лицо его собеседника.

“Даже если этот парнишка исключение из правил и не настолько мерзок как его соотечественники - это ничего не меняет. Он здесь, чтобы выполнять приказы Эллингтона, и ничего более”.

- Ладно, рядовой Дерек Маррей. – Резко сказал Джастин, осмотрительно понизив голос: - Finita la comedia (5). Веди меня уже к своему капитану, не тяни время пустыми разговорами.

- Он сказал через двадцать минут. – Растеряно отозвался тот. - Ещё десять осталось.

Чем больше Джастин смотрел в это лицо с пухлыми, почти детскими щеками, большими наивными глазами и обиженно сжатыми губами, тем меньше ему хотелось продолжать общение с этим солдатом, будто он боялся замарать этого человека одними своими словами.

“Боже, ребенок, что мне прикажешь с тобой делать?”

- Великолепно. Теперь я знаю, сколько мне отведено. – С сарказмом сказал Калверли.

- Я просто хотел сказать, что восхищен вами. – Вдруг выдал рядовой, съежившись под пристальным взглядом Калверли, который после такого заявления застыл соляным столбом. - У нас в штабе только и говорят о том, что вы единственный, кто выжил на допросах капитана.

“Это не так. Не единственный”. – Вспомнив рассказ Крысы о своем предшественнике, у Джастина похолодело на сердце.

- Было б, чем гордиться. – Тихо сказал он, потянув носом горьковатый запах тлеющей листвы, которую утром сгребли пленники.

- Почему он оставил тебя в живых? Такого раньше не было. – Продолжал допытываться мальчишка, неловко переминаясь с ноги на ногу, будто вёл обычную беседу с товарищем, а не разговор с буйным пленником. - Обычно капитан говорит, что убийство – дело пыльное и после него всегда охота выпить: вина например, а уж когда он напивается, так будь уверен - двое или трое ложатся в могилу рядом с предыдущим.

“Обнадеживает”.

Джастин устало закатил глаза, но небо оказалось таким же пустым и безжизненным, как и земля. Колючий ветер швырял листву, содранную с деревьев, словно кожу с тела зверя, который теперь протяжно выл и скулил перед приближающейся кончиной - неминуемой, как приход зимы. Не только одного его обдавало холодом: нос солдата покраснел, щеки покрылись розоватыми пятнами. Мальчишка неожиданно вспомнил, что он солдат Артиллерийского двадцать третьего полка Главного Командования и выпрямился, будто наперекор бушующей стихии, гордо положил руку на эфес сабли, накрест которой висел револьвер дулом вверх. Он явно не ожидал, что Джастин вновь заговорит:

- Если тебе интересно, - где-то грянул одинокий выстрел, и Джастин замер на миг, пока не вспомнил, что убийство в Вайдеронге – обычное дело. - То Эллингтон выбил из меня весь дух, выпотрошил, вывернул наизнанку, а затем опять впихнул всё обратно и хорошенько взболтал, так, что у меня по венам говно вместо крови потекло. Можешь считать, что я отыгрался за троих в полной мере.

- Дикси, слушай, извини. Хорошо? Я действительно сглупил, если решил, что ты будешь говорить со мной на эту тему… – Рядовой явно не находил нужных слов и это казалось чем-то непривычным.

Джастин привык иметь дело с людьми считающими, что многословие – признак подвижного, живого ума. По большей части это совершенно наоборот: рефлекторная уловка организма, с целью снять с себя мыслительное напряжение, как считал Калверли. Пустые разговоры, также как упражнения - разогревают мышцы, так и неосмысленные слова, на время способны разогреть чувство отвлеченности от реальности, придают уверенность в себе, показывают свою неуязвимость – “ты мыслишь, ты существуешь”, – всегда любил повторять брат. Джастин привык к этому: так легче забыть о своей боли, изношенности тела и о своей предопределенной гибели. Сейчас Джастин не желал забывать о том кто он и где находится - это могло закончиться слишком плохо. Это могло приблизить его конец, ведь потеряй он бдительность - и всё пропало.

“Не доверяй никому”.

- …но я действительно безгранично тебя уважаю, и ты кажешься мне хорошим человеком, - хвалебную оду прервал раздраженный голос конфедерата, которому надоели пустые слова:

- Так скажи мне, как многоуважаемому господину: в твои ежедневные обязанности входит вылизывание чьих-то задниц или это твоя личная инициатива, Дерек?

Джастина, в некотором смысле, развлекал подобный разговор, и он мог позволить себе попаясничать. Он понимал, что боль, стыд и страх были отброшены ненадолго, как у накрашенной проститутки из бара «У Перси».

Дерек стушевался, но быстро нашелся с ответом:

- А твоя лучшая часть, похоже, не задница, а язык, хотя, как я погляжу, разница не столь велика. Однажды кто-нибудь захочет вырвать его и запихать тебе в глотку. Ты всегда хамишь малознакомым людям? - Только по-прежнему плотно сжатые губы выдавали бушующий в нем гнев.

- Нет. - Пожал плечами Калверли. - Только лицемерам и дуракам - ни тех, ни других я не переношу, потому что первые мне лгут, а вторые пророчат момент с языком. Тебя к кому отнести?

- Что Эллингтон в тебе нашел, Дикси? - После минутной паузы, спросил Маррей, неосознанным жестом положив руку на револьвер.

“Правильно. Не забывай, что я твой враг”.

- Кроме задницы и языка? – насмешливо протянул Джастин, любуясь гневом молодого человека. - Абсолютно ничего.

- С тобой невозможно говорить, лейтенант! – воскликнул рядовой и решительно двинулся к штабу, ведя за собой лошадь, - будто в грязи извалялся за эти пять минут. У тебя редкий талант.

- Я думал, что человек по уши увязший в грязи не может замараться больше прежнего. – Джастин последовал за парнем, уныло прикидывая, что на этот раз задумал этот ублюдок Эллингтон.

Маррей не полез в карман за очередной колкостью, но по его лицу было ясно, что он расстроен и пребывает в недоумении.

“Мальчик, поверь, тебе не стоит связываться со мной. Я не тот человек, которому сопутствует удача. Ты не должен со мной говорить”. – Размышлял Джастин, тяжелым шагом следуя за солдатом. - “Мне кажется я сумасшедший. Да, определенно, это так, иначе бы я не пошел на компромисс с совестью. Я бы давно убил капитана и сам бы слег в могилу. Если бы мне достало смелости совершить задуманное! Дерек Маррей, я совершенно не тот человек, которым следует восхищаться”. Джастину казалось, что по пятам за ним следует дьявол, который подталкивает его в спину раскаленным кнутом. От него невозможно спрятаться, скрыться, остается только слушать его злорадный хохот, который исходит из ртов стоящих неподалеку янки, его реквием, который он напевает себе под нос, воем охранной собаки, бродящей по территории. Южанину казалось, что весь мир ополчился против него, и даже холодный ветер причиняет ему неудобство, а земля вытягивает силы каждую ночь. Джастин чувствовал, что люди странным образом пялятся на него: конфедераты в недоумении, янки с сарказмом и ненавистью. “У меня, что, бельмо в глазу?” – Джастин вновь разразился кашлем и Маррей сочувственно оглянулся на пленника: Калверли не заметил этого взгляда. Из-за спины грохнул басовитый хохот, и он, оглянулся, сразу наткнувшись взглядом на троих дневальных. Грубые, неотесанные мужланы, глядя на которых можно было бы охарактеризовать всех северян в целом. Такие как они, будут клясться своей грошовой честностью и настойчиво долбить всем встречным, что уж лучше работы, чем у надзирателя концлагеря - в мире не найти, ведь южане - эти ползучие, пресмыкающиеся и презренные черви - не заслуживают прощения за свой бунт против Вашингтона. Джастин ускорил шаг и нагнал Маррея. Всю дорогу от лагеря до штаба они прошли молча и уже стоя у огромной двери, ведущей в комнату Эллингтона, солдат снова заговорил: