Две войны (СИ) - Страница 32

Джастину захотелось съездить по этой наглой холеной роже, выбить ряд ровных зубов и впихнуть их остатки тому в глотку, чтобы навсегда заткнулся и перестал плеваться своим ядом в окружающих. Это был змей, чье отравленное дыхание рождает мрачные бури в душе лейтенанта, и он утопает в гуще этих свирепых глаз, узнав, что ад может быть так близко от человека.

— Будь ты проклят. Я тебя ненавижу, — прозвучал голос Джастина — усталый, сухой и далекий.

— Разумеется, — мягко сказал Эллингтон и тут же отрывисто продолжил:

— Теперь раздевайся.

Джастин не пошевелился, только какая-то доля его сознания быстро и четко дала импульс в тело, заставляя холодный пот выступить вдоль позвоночника.

— Так быстро забыл главное правило? — Александр оставался спокойным, но потемневшее лицо явно выражало скрытую злость, готовую вырваться наружу. — Напомнить, может?

— Не надо, — с неприязненным равнодушием сказал Джастин, не глядя на него. — Я все сделаю.

«Сам напросился… жалкий кретин».

Как же он ненавидел эту маску покорности, но, чтобы доиграть в эту игру, ему нужно быть готовым к усмирению своей пылкости и гордости, иначе Эллингтон воплотит свои угрозы в жизнь, и тогда ему конец. Капитану не обязательно видеть, что под наигранным лицом спряталась решимость и затаилась воинственность; следует забыть о страхе и морали, вложив в эту игру все свои силы, чтобы даже если и проиграть, то достойно. Только Джастин не намерен был проигрывать. Его бой только начинался, и он был готов к этому сражению.

На нем были надеты те же штаны, что до этого, — это были его единственные вещи, поэтому тянуть время было нереально и Джастин, стараясь не поднимать голову, принялся за шнуровку — развязать их было крайне затруднительно, учитывая два сломанных пальца на правой руке. Как только штаны оказались на полу, он почувствовал, как улетучивается куда-то вся его уверенность в себе, но стойко встретил тяжелый скользящий взгляд, быстро пробежавший по коже, остановившийся ниже светло-коричневых завитков на лобке.

— Иди туда. Приведи себя в порядок, — с неуместной дозой будничной простоты и казенной вежливости сказал Эллингтон. — Даю тебе десять минут.

Калверли и не заметил бы, что в комнате есть еще одна дверь, кроме парадной, если бы тот не указал на нее рукой. Отделанные красным деревом стены надежно скрывали неприметную дверь из того же материала. Джастин почувствовал прилив сил и быстрым шагом скрылся за дверью, испытав облегчение, когда липкий взгляд оставил его в покое.

Он оказался в уборной комнате, где стояла небольшая ванна, маленький туалетный столик, позолоченное трюмо с каменной отделкой, шкафчик и кувшин с чистой водой.

Джастин уже забыл, когда в последний раз пил нормальную воду, поэтому, не задумываясь, схватил кувшин и припал губами к краям, расплескав в спешке воду. От прохладной жидкости голова закружилась, а пустой желудок демонстративно заурчал, и только тогда он остановился и перевел дыхание. Взгляд наткнулся на бритву, лежащую на столике, рядом с ней стояли две бутылочки продолговатой формы и одна совершенно плоская, по-видимому, с гелем, присыпкой и пудрой — полный комплект для бритья; там же было сложенное тканевое полотенце. Воды еще оставалось предостаточно, и Джастин наконец понял ее прямое назначение.

Он в нерешительности приблизился к туалетному столику, где в неровном свете лампы поблескивало лезвие — то, которое действительно может быть опасным, и сейчас, дрожащими руками нащупав холодный металл, был уверен в том, что сможет проверить это название на практике. Именно сейчас он вдруг с ужасом понял, что никакой помощи ждать не придется. Скорее всего, генерал просто зализывает раны после их проигрыша у холма Гвен, а так как Норманн не добрался до штаба, значит, Морган просто не в курсе, что Джастин жив и находится в плену у недруга. Нет, теперь ему придется рассчитывать только на себя и играть, играть, играть… Опасные игры, жестокие игры, но в них, как и везде, победителем остается один. Он мысленно представил себе карточный стол в баре «У Перси», где так любил играть в покер с друзьями по вечерам, тискать девок и распевать похабные песенки. Если вообразить, что все это покер? Сейчас Эллингтон повысил ставку, а Джастин никогда не сможет уравнять ее, но он знал, что нужно делать в таком случае. Блефовать, надурить противника обманной комбинацией, выбить из колеи, ошарашить, поразить и полностью уничтожить. Он никогда не скинет свои карты, не выйдет из игры добровольно.

Теперь Джастин сделает как велел ему капитан и вернется в комнату, где снова его тело растерзают на части, а душу порвут в клочья, если только не раскроет карты.

Он устало посмотрел в зеркало и не узнал себя. В отражении на него смотрели неестественно большие, сырые каре-зеленые глаза, полные отчаянья и боли, готовой вылиться наружу горькими слезами, которые он судорожно в себе давил, загоняя обратно, взывая к остаткам своей раздавленной чести. Изможденный человек в зеркале без интереса посмотрел на Джастина, а его бледное лицо в черной щетине могло принадлежать как двадцатилетнему, так и шестидесятилетнему человеку. Лицо было незнакомо — знал он его хуже, чем лица солдат, тусклые глаза, вовсе чужие, смотрели враждебно. Худощавые, дрожащие руки неуверенно дотронулись до слипшихся от грязи и пота волос, падающих на плечи длинными прядями, уже отросшими за время пребывания в неволе. Лицо осунулось и вытянулось, а страшная серая бледность придавала ему жалкий, больной вид, еще сильнее очерчивая многочисленные безобразные ссадины и синяки на лице. Истерзанные припухшие губы, обычно тонкие и бесформенные, четко выделялись на общем сером фоне. Джастин мысленно сжался при виде такой картины и немедленно отвернулся, чтобы не видеть перед собой этого жалкого, слабого, безвольного раба.

Он сжал в руке лезвие и почувствовал холодный мазок острой кисти по ладони. Крови не было, но светло-розовый рубец быстро наливался изнутри, грозясь выплеснуть кровь наружу. Джастину оставалось принять решение, совершить поступок и нести за него ответственность — этого южане не любили. Негласный, но упорный девиз конфедератов — отбрехаться по возможности, любимый вид спорта — плавание по течению, вид искусства — распевание жалоб, работа — околачивание в салунах и кабаках. «Сейчас все иначе. Я это сделаю».

Джастин вдохнул полную грудь воздуха, вскинул голову и принялся за работу. Стерев засохшую кровь и грязь с тела влажной губкой, взялся за лицо.

Невероятных усилий стоило побриться трясущейся от напряжения левой рукой, но он справился и, присыпав пудрой щеки, растер сверху гель с резким запахом лимона, после чего уселся на бортик ванной и принялся ждать, пока вязкая масса подсохнет и кожа в месте мелких порезов покроется коркой. Ему было плевать, сколько из отведенного времени еще оставалось, он точно решил, что пока не приведет себя в человеческий вид — не ступит и ногой в ту комнату. Раз ему предназначено встретить смерть лицом к лицу, так лучше сделать это как подобает дворянину, офицеру и джентльмену.

Джастин с ненормально спокойным лицом разглядывал свои уродливые пальцы. Сейчас он почти не верил, что это уродство принадлежит ему, аристократу, которому положено иметь всегда ухоженные руки — визитную карточку любого состоятельного и уважающего себя джентльмена. Однако его ногти — точнее, то жалкое подобие, которое от них осталось после изощренных махинаций Эллингтона, — вгоняло в ужас. Истерзанные огрызки отрастающих ногтевых пластин больше напоминали обугленные угольки, пальцы были скрючены и тонки, как лапы паука, а два поломанных — средний и безымянный — набрякли, суставы распухли. Кисти рук походили на сухую ветку, а под стертую в кровь кожу, забились маленькие частички земли и пыли, вызывая непреодолимый зуд.

— Твое время вышло, — скомандовал Эллингтон офицерским рубленым рыком. — Выползай оттуда.

— Пошел к черту, мерзкая тварь, — беззвучно отозвался младший по званию, потянувшись за полотенцем. Пришло время стирать бальзам с лица, или кожа пересушится…