Две войны (СИ) - Страница 26

«Мы пришли сюда, потому что мой генерал — идиот».

— Каким бы дерьмом ты ни поливал южан, мы намного умнее вас, грязных мерзавцев! Луизиану громит твой проклятый отец, но это не значит, что мы можем кидать наших людей в беде и бежать, сломя голову. Ради друзей и соотечественников мы готовы рискнуть своими жизнями. Вам, дикарям, этого не понять, поэтому мы и выиграем войну! — хоть голос Джастина предательски срывался, а по телу пробегала нервная дрожь, в глазах у него плескалось бестрепетное, непоколебимое упрямство, которое развеселило Эллингтона.

— Лучше облегчи себе жизнь и скажи, что тебе известно на самом деле, — рассмеялся тот. — Неужели ты надеешься, что я поверю в легенду о самопожертвовании ради ближнего своего? Нет, лейтенант, я уверен, что это был обманный маневр; вы не собирались брать город — у вас бы это просто не получилось, а вот отвлечь наше внимание — это возможно. Значит, ваш Эскадрон со дня на день должен выдвигаться к Луизиане, а тебя с твоим полком закинули сюда, чтобы отвлечь нас от ваших передвижений на юге. Это так? Тогда почему ваша артиллерия не пришла вам на помощь?

«Если бы это было так, но Морган никогда не пошлет Эскадрон к Луизиане — ему не до этого. Как только я освобожусь, то прослежу, чтобы он убил вас всех, а я отправлюсь в Новый Орлеан».

— Ты ничего не знаешь, — покачал головой Джастин, — можешь мне не верить, но я уже все сказал. Мы не имеем никакого отношения к южному фронту. Луизиана вполне способна выстоять без нашего участия, а большего ты не узнаешь.

В такие моменты, когда янки начинал поднимать тему о Луизиане, он едва ли не терял рассудок от страха, ведь капитан был осведомлен, что там служит его брат, и провоцировал его. Джастин готов был сказать все что угодно, лишь бы Эллингтон не приказал свежему войску выступать к «Штату Пеликанов», чтобы быстрее добить и без того погибающую Луизиану.

Эллингтон продолжал плотоядно улыбаться, обнажая белоснежный ряд ровных зубов, которые так хотелось выбить, но при этом его зеленые глаза смотрели на свою жертву с неприкрытым раздражением, а в следующий миг на Джастина обрушился неожиданно сильный удар.

Он дернулся вперед, но почти сразу же болезненно поморщился, когда тугие цепи впились в разодранные до крови запястья.

— Сука… — прошептал он, сдерживая позорные слезы.

— Мальчик, ты живешь в мечтах и иллюзиях. Тебе никто не придет на помощь, здесь только я и ты. Пора уже очнуться.

Эллингтон брезгливо отдернул окровавленный кулак и присел на стул у противоположной стены.

— Начинайте, сержант, — отрывисто бросил капитан, и громила снова взялся за дело, не скрывая получаемого наслаждения от раздавшихся криков боли.

========== Глава 5 ==========

Suddenly

The lights go out

Let forever

Drag me down

I will fight for one last breath

I will fight until the end

And I will find the enemy within

Because I can feel it crawl beneath my skin

Dear Agony

Just let go of me

Suffer slowly

Is this the way it’s got to be?

(Breaking Benjamin — Dear Agony)

Холодные цепи опутывали его по рукам, приятно охлаждая разгоряченное и измученное тело. Джастин с трудом дернулся на цепях, не без юмора отмечая, что сейчас он, наверное, выглядит как насекомое, пойманное в паутину гигантского паука. С каменной стены стекают капли воды. Наверняка на улице идет дождь… Джастин мечтает глотнуть свежего воздуха, пожалуй, больше, чем что-нибудь съесть, учитывая, что он уже забыл, когда пил и ел в последний раз. Сейчас Джастин спасается тем, что слизывает спасительную влагу с шершавой, покрытой странным налетом стены. Раньше, когда его обливали ледяной водой, удавалось хлебнуть пару раз, не замечая боли в сорванном от криков горле, но Эллингтон, видимо, решил окончательно добить его, и уже второй день ему не удавалось даже сделать глоток воды — вот и приходилось, дергаясь, изворачиваться и ловить со стены редкие соленые капли. Запястья стерлись в кровь, и теперь кровавая полоска противно стекала вниз по руке, с громким хлопком падая на каменный пол. Провисев несколько дней в полутемном, холодном и пустом подвале, где не было слышно ни единого звука из мира за стеной, он с удивлением — а может и с ужасом — понял, что его слух теперь различает любой, даже самый мелкий, незначительный звук. Крысы топали, словно лошади — невероятно громко и противно хлюпая лапами по сыром полу; лязг металла над головой превратился в какофонию из отвратительных скрежетов и скрипов, а пот и кровь, капающие на пол, бились о землю четкими, резкими ударами. Застоявшаяся в руках и ногах кровь, казалось, заледенела, и Джастин не мог пошевелить ни единой мышцей. Все тело было словно каменное: спина ныла и неприятно тянула, шея затекла, но сил держать ее ровно надолго не хватало, и голова постоянно падала на грудь, после чего пошевелиться он не мог вообще, мучаясь болью в шее, резко отдающей в висок. Ночи тянулись слишком долго, и Джастин уже сам не мог понять, что именно он хочет: чтобы его оставили в покое, дали ему наконец-то умереть, или же чтобы поскорее наступило утро и к нему зашел ненавистный Эллингтон — единственный человек, с которым он мог поговорить и получить хоть какое-нибудь подобие ответа.

Он с ужасом и омерзением к себе понимал, что рвется увидеть чертового капитана, чтобы хотя бы услышать человеческий голос и окончательно не сойти с ума в тишине, где каждый шорох бьет по нервам, как барабанная дробь. Это вызывало острые приступы ярости, и Джастин бесился еще больше, злясь на самого себя за слабость и несдержанность, за свой страх, ведь теперь он гниет заживо в тишине и мраке, вместе со своей болью и мыслями — единственными оставшимися у него спутниками. Эта изоляция давила на разум, заставляла его при каждом удобном случае говорить, пусть даже с тем же проклятым извергом Эллингтоном, но он должен был говорить, просто чтобы не свихнуться. Ему было жутко одиноко, и казалось, что сырые серые стены давят на него со всех сторон — в такие моменты Джастин начинал всхлипывать, глотая горький ком в горле. Нервы начинали сдавать, а боль, не оставляющая его измученное тело ни на миг, только усиливалась день изо дня. Темнота наступала на него из всех углов, выползала черным туманом из расщелин и обволакивала его сознание. Единственными живыми существами здесь были крысы, которые копошились у ног, привлеченные запахом свежей крови, обильно стекающей на каменный пол. Калверли с омерзением чувствовал, как жесткая шерсть тварей трется о голые ступни, и мысленно содрогался от ужаса быть съеденным заживо. Поистине героическая смерть.

Поэтому, когда лязгнул замок и заскрипела тяжелая дверь, он резко вскинул голову, сразу зажмурившись от острой боли, ударившей от затылка вниз по всему телу.

— Ты погано выглядишь, — вполголоса сказал Эллингтон, наблюдая за корчащимся в цепях Джастином, который сейчас больше походил на большую тряпичную куклу, — жалкое зрелище. Неужели тебе это еще не надоело?

— Игра, — прохрипел Джастин, силясь поднять голову, — оказалась очень занимательной, капитан.

Эллингтон как-то странно посмотрел на дрожащего против своей воли парня, будто бы до него сейчас дошло что-то такое, о чем, Джастин знал, он обязательно в скором времени, пожалеет.

Наверняка этого демона посетила очередная ненормальная идея, судя по тому как загорелись его ярко зеленые глаза, мигнув в полумраке хищным огнем, не означающим ни черта хорошего — по крайней мере, для несчастного пленного, дернувшегося на цепях в жалком порыве провалиться в тартарары, подальше от этого пристального, всепоглощающего зеленого пламени.

— Ты долго держишься, — наконец-то сказал он бесцветным, сухим голосом. — Пять дней — очень длинный срок. Я тебя недооценил.

— Просто я ничего не боюсь, — злобно выдохнул Джастин, пытаясь не думать о том, что он нормально не ел уже больше недели, — тебе, гнида, лучше сразу прикончить меня. Иначе я освобожусь и сломаю твою шею.

Это было глупо. Джастин отдавал себе отчет в том, что северянин сильнее и он никогда не выйдет из прямой схватки победителем, учитывая свое плачевное состояние.