Две войны (СИ) - Страница 25

Офицер лишь ехидно усмехнулся, не почувствовав никакого страха, хотя его руки были вывернуты под подозрительным, чертовски опасным углом, а ноги хоть и доставали до пола, но не позволяли даже лягнуть янки — сил на сопротивление просто не было, как и толку.

— Джастин, все это зря, — сказал вошедший за сержантом Эллингтон, — я предложил тебе по-хорошему поговорить, но ты совершил глупость. Тебе никто не говорил, что твоя гордыня тебя погубит?

— Говорил, — тихо ответил Джастин, смело глядя прямо ему в глаза, — Морган. Генерал Джеффри Дин Морган сказал мне то же самое около недели назад. Только звучало это иначе, но суть та же.

Эллингтон почти естественно улыбнулся:

— Что же, о нем я и хотел поговорить с тобой.

— Мы уже на «ты»? — притворно изумившись, хмыкнул пленник и сразу же осекся, получив звонкий удар по челюсти.

— Не надо со мной шутить, Джастин, — Эллингтон внезапно оказался рядом, так близко, что Джастин почувствовал обжигающе горячее дыхание на своем лице и поспешил отвернуться.

Схватив офицера за подбородок, силой вынуждая посмотреть на себя, Эллингтон четко и отрывисто произнес:

— Правила игры здесь устанавливаю я, а ты, если хочешь выжить, беспрекословно их соблюдаешь. Тебе все ясно, я надеюсь?

Отхаркнув вязкий комок крови ему под ноги, Джастин дерзко махнул головой, словно отгоняя назойливую муху, и злобно прошипел:

— Узнаем по ходу дела. Ты же не сказал правила той самой игры.

«Молчи, глупец. Закрой свой рот. Ты никто, ты пленник, они победили тебя и могут делать с тобой что угодно, пока ты болтаешься здесь, как рыба на крючке», — Джастин осознавал свою полную зависимость от этого человека и резко стушевался, понимая, что такое поведение чревато.

Эллингтон презрительно сузил свои лисьи глаза и с силой отпихнул от себя безвольно повисшего на руках парня.

— Узнаем их по ходу дела, — в тон ему ответил он и с этими словами вышел из подвала, оставив Джастина болтаться на цепях.

***

Эллингтон оказался поистине чудовищным мучителем, явно страдающим не от умственного, но душевного расстройства, в чем Джастин с лихвой убедился спустя три дня, проведенных в подвале для пыток. В его «ежедневное расписание», как это называл Эллингтон, входил жуткий душ. Несколько раз на него выливали ледяную воду из огромного чана, и почти сразу же на ее место приходил кипяток. Джастин орал в голос, не зная, что лучше — лед или огонь, так как обгоревшие при пожаре у Вашингтонского леса участки кожи только недавно затянулись и тут по ним приходился новый удар в виде горячей, словно из преисподней, воды. Такие процедуры заметно ослабили и без того больной организм: едва проходил озноб от холодной воды, как его заменяло дикое жжение кожи, особенно там, где были рубцы от ожогов, так до конца и не затянувшиеся. Джастин чувствовал, что лихорадка, почти отступившая, вновь вернулась: его бросало то в жар, то в холод, била крупная дрожь или сотрясало болезненными судорогами, что давало полную уверенность в том, что он снова болен.

Другим излюбленным развлечением капитана были иглы. О да, он был фанатичным ценителем утонченной боли, пронизывающей тело пленника после подобного развлечения. Острые, тонкие, они проникали в самые потаенные участки тела и вызывали невероятную боль, агонию, после которой Джастин чаще всего забывался тяжелым обмороком, но его быстро приводили в чувство одним из обливаний, после чего все начиналось по-новой. Эллингтон был настоящим садистом. Ему были известны такие точки на человеческом теле, о которых Джастин не имел ни малейшего представления: под коленом, между большим и указательным пальцами, внизу живота, под ногтями и много где еще. Именно в такие, особенно чувствительные, точки ему вставляли иглы, после чего у него начиналось кровотечение из носа или ушей; в свою очередь, он даже не знал, чем это вызвано и что ему повредили. Кроме этого, были постоянные побои, которые он ежедневно переносил, упорно сжав зубы, чтобы не выдать свою боль любым позорным стоном или криком. Как бы сильно его ни изводил треклятый янки, но при всей своей повернутости Эллингтон знал определенную черту, своеобразную грань, за которую никогда не переходил, дабы сохранить жизнь своему пленному. Словно бы прощупывая самые больные места и обходя их стороной, чтобы они немного зажили и можно было опять издеваться над покорным телом.

Упорству и терпению Джастина стоило позавидовать, так как, несмотря на все титанические усилия Эллингтона, парень не сказал ни единого слова насчет военной тактики генерала Моргана. Это немыслимо бесило того, и он сразу же наказывал Джастина за несговорчивость, вышибая из него ответы дубовой палкой с выпирающими из нее шляпками гвоздей. Стоило ли говорить, что собственноручно Эллингтон не делал ровным счетом ничего. Он только садился на стул и, закинув ногу на ногу, смотрел, наслаждаясь спектаклем, иногда вставляя комментарий и давая новые указания сержанту, который и был палачом.

Спустя несколько дней мучительного пребывания в подвале в полном и безоговорочном распоряжении этого на голову больного садиста Джастин уже не мог усомниться в том, что в его теле имеется несколько сломанных костей и отбитые почки, о чем свидетельствовала его моча, превратившаяся в чистейшую кровь. Появился кровавый кашель, время от времени Джастин чувствовал, как в его легких что-то скребется, после чего он начинал задыхаться. Собственно, это было не самой его большой проблемой, так как проблемой был капитан Александр Эллингтон, который каждый день усложнял своему пленному жизнь. Джастин все время норовил нахамить, плюнуть в лицо офицеру или оскорбить того любым возможным способом, ведь эта напыщенная высокомерная маска несгибаемого, сильного парня срабатывала чисто на одном голом инстинкте самоуважения — единственной защиты, оставшейся у Джастина.

Понимая, что пленника с каждым днем становится все сложнее сломать, северянин бесился еще больше, а Джастин в сотый раз убеждался в своей глупости, проклинал свой острый язык и терпел новые издевательства.

Он день ото дня испытывал странное возбуждение: его мысли путаются и все плывет перед глазами, как после выпитого литра ликера, и при этом возникает дикое желание бежать, спасать свою жизнь, драться, хотя в этом не было никакого толку, особенно сейчас, находясь взаперти черт знает где. Тем не менее Джастину хотелось дать любой выход переполнявшему его чувству страха и обреченности, когда ничего не остается, как ждать своей участи, зло скрипя зубами.

Одолеваемый самыми разными эмоциями, он при этом молчал как рыба, так и не сказав ни слова о том, что на уме у генерала и когда будет новое наступление. Джастин был уверен, что Норманн выжил и уже наверняка добрался до их штаба, где непременно доложил о ситуации Джеффу, а тот, будучи отличным стратегом, уже занялся новым планом. Морган обязательно разгромит Вашингтон к чертовой матери и освободит своих людей, а пока он будет тянуть время столько, сколько это возможно.

Именно эта наивная в своей слепой вере мысль удерживала Джастина на самой грани помешательства, не давая усталой голове полностью отключиться.

— Знаешь, находясь здесь, в изоляции, ты мог бы придумать что-то более правдоподобное, ведь времени на раздумья у тебя предостаточно, — ухмыляясь, в своей скотской манере сказал Эллингтон, увлеченно рассматривая скользящие по телу пленника крупные капли пота.

— Мне осточертело повторять одно и то же! Я ничего не знаю, — устало огрызался Джастин. — А знай я что-то, никогда бы не сказал тебе этого.

— Значит, начнем все сначала. Твой генерал, конечно, придурок каких мало, — задумчиво изрек Эллингтон, приблизившись к офицеру, в миг сжавшемуся, насколько позволяли оковы, — но даже для него это было слишком глупо. Моргану не хватает военных ресурсов, чтобы так просто перебрасывать войска к Вашингтону. Ваша Луизиана терпит поражение, и все южные войска уже несколько месяцев движутся туда, но твоя часть меня, признаюсь, поразила. Нашу блокаду вы бы точно не пробили, даже имея пять тысяч человек. Еще раз спрашиваю тебя: зачем вы пригнали подкрепление к Вашингтону, если не собирались брать город? Вы что-то вынюхивали в окрестностях столицы? Почему вы торчите на севере, зная, что Луизиана вызывает помощь? И самое главное: где ваш полк собирался соединиться с артиллерийским западным батальоном?