Две войны (СИ) - Страница 19

Уже вторые сутки шли измученные остатки южной кавалерии. Палящее солнце выматывало и без того раздавленных солдат, многие из которых, ко всему, еще и несли на себе раненых товарищей, хотя сами были почти не в состоянии передвигать ноги.

Рядовой, который спас Джастина вчера, так и продолжал поддерживать раненого командира и прямо на ходу перевязал ему висок и прижал к ране под лопаткой свою рубашку, оставшись в одном мундире на голое тело. Если бы Джастин мог что-то сказать, то непременно сказал бы тому «спасибо», но последние силы стремительно покидали тело, и он еле держался на ногах; с трудом ему удавалось идти, хотя, по сути, верный солдат просто тащил его на себе. Изредка заставляя Джастина открыть затянутые пленкой глаза, чтобы янки не подумали, что он труп, и не заставили выкинуть тело в ближайшие кусты, как они за эти сутки поступили уже с десятком пленных, половина из которых были еще живы, но находились без сознания. Доказывать что-то этим тварям было бесполезно — им не нужны были немощные солдаты, ведь пленных южан вскоре ждал допрос, а так как янки славились фанатичными любителями всяких извращенных пыток, то никому не приходилось сомневаться в том, что раненные друзья погибнут. Если не по дороге, то в лагере северян — точно, но всем хотелось надеяться и по возможности как-то продлить жизнь боевым товарищам.

Джастин приходил в себя раз в несколько часов и пытался идти самостоятельно, но обязательно падал, не пройдя и пяти шагов без помощи молодого солдата. Сейчас ему было немного легче, хотя боль, конечно же, не отступала ни на минуту, но он зато смог снова слышать, пусть и с трудом, после такой тяжелой контузии.

— Ох, черт… — процедил сквозь зубы Джастин, когда ноги в очередной раз подогнулись, — что б вас всех…

— Послушайте, сэр, — тихо сказал парень, чтобы ехавшие впереди на лошадях янки ничего не услышали, и Джастину пришлось напрячь свой пострадавший слух, чтобы различить негромкие слова, но слышал он все равно раз через раз, — вам надо продержаться еще немного. Я слышал, что они ведут нас другой дорогой, в обход холма. Их артиллерия пришла за четыре часа после начала боя у леса, а мы идем уже два дня. Они не хотят, чтобы мы видели их пути передвижения, это понятно, но все дело в том, что мы выйдем с западной стороны города.

— И что? — озлился он в ответ, выравнивая с помощью солдата равновесие. — Мне должно полегчать? Морган, полный кретин, мать его. Никогда никого не слушал, упрямый осел! Когда в августе я доложил ему, что пробиться к Вашингтону невозможно, он меня послал и все равно сделал как хотел, а мы теперь за его глупость расплачиваемся собственными жизнями. Будь ты проклят! — громче положенного воскликнул Джастин, привлекая внимание нескольких янки, зло сверкнувших на него глазами.

— Сэр, есть вероятность того, что лагерь, куда нас ведут, будет располагаться с юго-запада, — продолжал говорить солдат, осторожно оглядываясь по сторонам, — или с северо-запада, что хуже, однако, как бы там ни было, до железнодорожной станции всего три или четыре дня ходьбы.

— Ну, так, — не совсем понимая, рыкнул Джастин, морщась от боли в спине, отдающей по позвоночнику в ноги. — Хватит говорить загадками, к чему ты клонишь, рядовой?

— Мы сможем сбежать через лес. Нам бы только осилить этот переход… Мы увидим расположения их укреплений у города и улучим момент для побега. Выяснив расположение блокады, мы сможем доложить генералу Моргану о том, где их уязвимые места, и тогда Юг кинет все силы, точно зная, где ударить по Вашингтону. Столица падет, и война кончится.

— Ты думаешь, что нам действительно удастся сбежать от этих скотов? — скептически спросил Джастин, мысленно прикидывая их шансы. — Тебе не кажется, что это чистой воды безумие?

— Так точно, сэр, — горько улыбнувшись, сказал тот, — но иного шанса у нас нет. Уж всяко лучше, если мы погибнем непокоренными защитниками родины. В противном случае будем гнить у них в плену придушенными щенками.

— Тебе бы в разведчики, парень, — пошатнувшись, тихо простонал Джастин, — был бы прок…

— Сэр, вам нехорошо? — обеспокоено поинтересовался солдат, видя, как лейтенант переменился в лице. — Что, плечо? Голова?

— И то, и другое… — теряя равновесие, прошипел Джастин, хватаясь за его руку. — Я чувствую, что просто не дойду. Да и вообще то, о чем мы только что говорили, ты сможешь выполнить без меня. Я все равно умру, не здесь — так у этих выродков!

— Тише, сэр! — шикнул солдат, но было уже поздно. Янки резко остановили лошадей и поравнялись с ними; с кривой усмешкой один из них сказал:

— Не про нас ли тут речь идет, господа?

Мягкий сарказм и наигранная любезность так и сквозили в его голосе, резали по ушам фальшью; Джастин почувствовал, как в голову ударила кровь, и яростно прошипел что-то нечленораздельное в адрес насмехающегося солдата.

— Простите, не расслышал? — переспросил янки, насмешливо сощурив глаза.

— Можешь засунуть свои манеры себе же в задницу, — нагло усмехнулся ему Джастин, изумив идущих рядом южан и поразив своей дерзостью северян, — все знают, что ты и твои дружки просто безродные свиньи. Так что не напрягайся зря, безмозглый засранец.

Все, замерев, ждали реакции солдата, но тот неподвижно сидел в седле и смотрел сверху вниз на Джастина, то ли со злостью, то ли с недоумением в глазах. На напряженном лице северянина заходили желваки, но он продолжал молчать, поджав тонкие губы. В следующую секунду он выхватил из кобуры револьвер, и прогремел оглушающий выстрел. Однополчане за спиной Джастина вздрогнули, кто-то от неожиданности отшатнулся назад, а сам Джастин зажмурился, ожидая пока в теле появится новый болевой очаг от пули, но ничего не происходило. По-прежнему болело все тело: обгоревшая кожа, зияющая рана на спине, кровоточащий висок, почти невидящие глаза, сорванное горло, исполосованные ножами руки и ноги, но новой боли не было… Джастин неуверенно открыл глаза и увидел ухмыляющееся лицо проклятого янки, самодовольно восседающего в седле с дымящимся дулом револьвера. Ничего не понимая, он вдруг услышал, словно бы через толщу воды, чей-то сдавленный крик и оглянулся.

— Нет! — он упал на колени рядом с солдатом, имени которого даже не успел узнать. — Нет, не может этого быть… — дрожащим голосом шептал Джастин, не слыша себя, держа лицо умирающего в своих ладонях. — Не умирай, нет, не надо…

Его спаситель закашлялся кровью и схватился за рану на груди, куда угодила пуля, пробившая с такого близкого расстояния легкое навылет. Его глаза заледенели через несколько секунд, и вскоре дыхание, судорожно вырывающееся из окровавленного рта, прервалось окончательно. Темная струйка крови стекла по подбородку рядового и очертила дорожку на руке Джастина, не выпускающего лицо парня из своих рук.

Кто-то поднял его на ноги, отцепив от тела солдата, но дрожащий Джастин еще несколько секунд не мог оторваться от холодных глаз мертвого, в которых, как ему показалось, застыл дикий страх, непонимание и упрек.

— Что ты наделал, тварь чертова?! — заорал он, не узнав собственного голоса, и кинулся на янки, сжимая кулаки, но снова был удержан своими же солдатами, пытающимися успокоить его. — Я уничтожу тебя, сука! Ты покойник, слышишь, мразь! Я убью тебя! Убью! Тебе не жить!

— Если еще раз ты позволишь себе вякнуть что-то, то я пристрелю его, — янки, как ни в чем не бывало, ткнул револьвером в сторону трясущегося в предобморочном состоянии мальчишки, стоящего слева от Джастина. — А если ты и тогда не поймешь, что должен держать свой грязный язык за зубами, то я убью еще и этого, — он снова указал дулом уже на другого солдата, поддерживающего Калверли под руку. — Уяснил, змееныш? Правила здесь устанавливаем мы. Так что иди и помалкивай.

Джастина заметно потряхивало, то ли от злости, то ли от пережитого только что шока. Снова он был виновен в смерти человека, хорошего человека, спасшего ему жизнь, оказавшего ему первую помощь, умного и доброго парня — храброго солдата, прошедшего адский огонь, чтобы умереть от глупости своего командира, которого он же и уберег от смерти, к своему несчастью.