Две свадьбы и одни похороны - Страница 14

– Вообще-то мы к вам по делу, – набрался я серьезного тона.

– Не убежит же от нас дело, – весело улыбнулся Зоран.

По всему выглядело, что ему наша неожиданная компания нравится, и он явно настроен на продолжение банкета. Мне он тоже был симпатичен. Как человек, не как мужчина. Не подумайте лишнего.

– В том-то и дело, что убегает, – вздохнул я. – Сроки жесткие.

– И что вам понадобилось от артиста, если не хотите общаться с виноделом?

– Фотографии.

– С выездом? – деловито осведомился сербохорват.

– Нет, мне Линда сказала, что у вас тут хорошая студия.

– Если Линда так сказала, значит, так оно и есть, – с гордостью ответил Зоран, щелкнув пальцами. – Аз имам хорошая студия, даже косой подиум имам. Но не стоит бросать уже налитое вино. Примета плохая. Молям, – поднял он свой стакан.

Мы допили разлитое вино и пошли вслед за Зораном через сад в отдельно стоящее здание без окон, своим внешним видом напоминающее каменный сарай, однако со стеклянной крышей.

Внутри залитого солнечным светом просторного помещения с высоким потолком, напоминавшего мастерскую художника, стояло несколько разнокалиберных штативов, а по стенам – шкафы с прикрытыми дверцами. С потолочных балок свисали гроздьями разнообразного размера софиты. В торцевой стороне комнаты был подиум со скошенной частью подмостков, на которых лежала брошенная и не убранная стремянка.

– Здесь я могу делать все, – объявил Зоран, – и готов выслушать, что именно вам от меня надо. Вы понимаете разницу между перформансом и инсталляцией? – начал Зоран задирать нос.

– Конечно, – тут же откликнулся я. – Перформанс – это когда художник сам испражняется посередине зала на виду у публики, а инсталляция – это когда зрителей запускают в зал любоваться, а художник уже ушел.

– М-да, интересная трактовка, – почесал Зоран свою бороденку правой рукой, оперев ее локоть на кисть левой. – Тогда что вам нужно?

– Шоу.

– Шоу? – Зоран выгнул левую бровь.

– Да, шоу, – утвердительно кивнул ему головой. – Это когда художник заставляет испражняться на публике нанятую актрису.

Зоран мелко захихикал. Отлично, шутка юмора удалась.

– А если серьезно, – продолжил я, развивая свою мысль-заказ, – то мне нужен календарь. Первый красочный художественный календарь Новой Земли. На одиннадцать листов. То есть от вас потребуется всего одиннадцать фотографий. Постановка, естественно. Но качеством не хуже той вашей фотографии, на которой бабушка с котом вяжут лук.

И смотрю на реакцию фотографа.

А Зоран улыбается, заразно так, что у меня самого лыба на лицо вылезла.

– Я счастлив, что вам понравилась моя лучшая работа, – поклонился Зоран, немного вычурно, и ножкой шаркнул. – Во сколько красок вы собираетесь печатать свой календарь?

– Ваш календарь, – парировал ему реплику.

– Мой календарь? – удивился Зоран.

– А чей же еще? – спросил я его несколько притворно. – Кто тут из нас знаменитый маэстро: я или вы?

– Ну, раз так… – Зоран был немного озадачен. – Тогда повторю вопрос: во сколько красок вы собираетесь печатать наш календарь и где?

– Здесь, в Порто-Франко. В типографии Линдера. В одну краску.

– Как календарь Пирелли?[56] – усмехнулся Зоран.

– Лучше, чем календарь Пирелли, – ухмыльнулся я в ответ. – У вас будут настоящие модели, а не сушеные воблы Пирелли, эти жертвы анорексии[57].

– Вы сможете предоставить мне такие модели, как Водянова? – Зоран сверкнул глазом, явно издеваясь надо мной. Он, видимо, считал такую задачу для меня непосильной.

– Лучше, чем Водянова, – широко улыбнулся я, торжествуя.

И мы все трое задорно рассмеялись.

– Если модели будут лучше, чем Водянова, то я вам сделаю всю работу практически бесплатно, – щелкнул Зоран пальцами, – скажем, по сто экю за фотографию. Идет?

– Идет, – я протянул ладонь, которую тут же пожал Зоран. – Разбей, – сказал я Кате.

Она подскочила и ребром ладони развела наши руки.

– А теперь раздевайся, – сказал я ей.

Катя округлила глаза. И стоит, изображая тормоз в профиль.

– Раздевайся, говорю, – повторяю ей. – Ты – первая фотомодель этого календаря.

– Какая тема календаря? – не унимался Зоран.

В Кате он видел пока только мешковатого патрульного в мятом камуфляже, пусть и с красивым личиком, и не обращал на нее особого внимания.

– Сиськи и оружие, – огласил я. – Реквизит найдется?

– Только холодное, – ответил Зоран.

И немедленно отвлекся на Катю, которая за это время успела раздеться. До трусов. И распустила свои шикарные волосы.

Быстро, однако, сумел я отметить.

Зоран был сражен наповал моментальной метаморфозой Гавроша[58] в богиню молодости и красоты любого пантеона. Обошел вокруг нее пару раз, не отрывая глаз.

Потом оторопело спросил:

– У тебя все такие? – Зоран был удивлен и озадачен.

– Все, – ответил я серьезным тоном, – но Катя – самая красивая.

Катя довольно зарделась. Была польщена. И самую чуточку смущена.

– Сто экю за лист, – сказал Зоран, не отрывая глаз от Катиной фигуры. – Сто экю за лист.

Потом резко повернулся ко мне.

– Я проиграл, Георгий, – и повернулся к девушке. – Катя, вы понимаете, что на Старой Земле вы только на рекламе нижнего белья сделали бы миллионы?

– А почему не на подиуме? – нашла Катя в себе дерзость, хотя было видно, что такую информацию до нее довели впервые в жизни. И ей от этого очень обидно и горько.

– Рост. Рост, черт бы его побрал! – воскликнул Зоран, ударив кулаком в ладонь. – Модель на подиум должна быть не меньше ста восьмидесяти сантиметров роста.

Боже, какой сегодня длинный день. А еще выходной называется.

Голова ходит кругом и гудит, будто я торчу внутри колокола. Уже забываю, что дальше сделать должен.

В типографии на Седьмой улице я уже был…

К Зорану опять сегодня надо наведаться, но это позже.

Точно. К Биллу надо в его оружейный лабаз зайти, пока не закрылся.

В магазине Билл сидел за стойкой и увлеченно читал какой-то мануал, судя по виду его чтива. Когда он положил брошюрку на стол, я с удивлением увидел, что это описание СВТ-40 на английском языке.

Билл молча уставился на меня глазами спаниеля или бассета; у кого они там самые грустные?

Я ему молча довольно криво улыбнулся. Шутка с патронами как-то перестала для меня видеться шуткой.

Билл, ни слова мне не говоря, полез под стойку и вынул оттуда красную коробку пистолетных патронов на 50 штук, фирмы «Fiocchi», на коробке было написано «6,35 mm Browning». И, положив коробку на столешницу, сказал:

– Вот. Подарок. Я свое слово всегда держу. – И тут толстяк даже усы распушил от гордости.

Почувствовал себя спонсором.

– А я в тебе ни секунды не сомневался, дружище, – ответил ему и положил на стойку записку от хромого лейтенанта из патруля.

Морду Билла в тот момент, когда он читал эту записку, надо было видеть. Это было нечто с чем-то. Полная палитра противоречивых эмоций. Я даже мелкими приставными шажками крадучись незаметно отошел от стойки почти на метр, боясь, что мне сейчас от него крепко прилетит в нос. И коробку с патронами там же оставил, не прикоснувшись к ней. В том, что бывший сержант морской пехоты умеет давать кулаком в зубы, я нисколько не сомневался.

Однако Билл, многозначительно хмыкнув, не проявляя никакой агрессивности, снова полез под стойку и положил радом с коробкой пистолетных патронов еще одну. Точно такую же.

– Ну ты и приколист, – только я и услышал от него.

Теперь можно тихонечко выдохнуть и развернуть носки ботинок обратно к прилавку.