Две души Арчи Кремера (СИ) - Страница 8
Доктор Густавссон провела с Арчи Кремером весь тот день и следующий. Объяснила, что мама отправилась домой, потому что ей давно пора домой; Арчи же остается в центре, потому что ему предстоит лечение – новое лечение, в результате которого ему может достаться новое совершенно здоровое тело. И тогда он сможет играть в футбол, к примеру, или кататься на лыжах, или даже прыгнуть с парашютом. Она подкрепляла свои рассказы небольшими сюжетами, и Арчи следил как завороженный за людьми, совершавшими что-то невероятное.
Только на первый день он помолчал немного, опустив глаза, вздохнул и спросил:
– А мама приедет навестить меня?
Доктор Густавссон тоже помолчала.
– Ты должен понять, Арчи, что у нее много хлопот с твоими братишками и сестренками. – Рассудительно начала она. – Ей нужно заботиться о них.
Арчи понимающе покивал головой и в тон ей сказал:
– За ними глаз да глаз нужен.
Первого августа именно доктор Густавссон вела Арчи Кремера в лабораторию номер восемь. Собственно говоря, название было совершенно условным, могла быть какая угодно цифра от единицы до пятидесяти. Она положила руку Арчи на плечо и торжественно сказала:
– Добро пожаловать в будущее, Арчи.
И глава этой лаборатории протянул ему руку.
– Привет, дружище, – бодро сказал он.
Арчи смотрел на него круглыми глазами.
– Здравствуйте, – тихо сказал он. Ему было страшно – а вдруг нельзя быть счастливым?
========== Часть 3 ==========
Глава этой самой лаборатории номер восемь был подвижным мужиком невысокого роста, плотного телосложения и с животиком. Даже удивительно: вроде как живет в самом центре цивилизации, может сделать со своим телом практически все, что только может представить себе самый требовательный нарцисс, а гляди-ка: брюшко, очки на самом кончике носа, реденькие волосы на голове, дубленая кожа и морщины. Арчи покосился на доктора Густавссон, которая стояла рядом и чуть сбоку, положив руку ему на плечо, и улыбалась этому самому профессору как-его-там. Арчи имя не уловил, а переспрашивать стеснялся. Но он осторожно подал дяде профессору руку и даже затаил дыхание, когда тот бережно ее пожал. На самом деле в этом был смысл: кости Арчи пока еще были относительно надежными, но когда он сидел. С корсетом, который подсуетил ему доктор Зальцпеппер, было куда удобней, если честно, и даже дышать оказывалось легче. А вот насчет ходить уже приходилось думать дважды, а то и трижды и все-таки оставаться в кресле. Так что чуть более сильное рукопожатие могло бы и чем плохим закончиться. А дядя профессор был очень осторожным. Он потрепал Арчи по голове, подмигнул доктору Густавссон, которая коршуном следила за ним, и спросил:
– Ну что, прокатимся по моему царству? Кстати, -легкомысленно сказал он, делая шаг в сторону и приглашающе вытягивая руку, – начинаем мы с того, что делаем тебе внешний скелет, который заменит тебе эту дурацкую коляску. Но это потом. А пока просто экскурсия. Ты можешь говорить, что хочешь узнать о чем там хочешь побольше, ты просто говори, Арчи: «стойте, Ларри», это я Ларри…– начал было пояснять он.
– Профессор Степанов, – вмешалась доктор Густавссон. Голос у нее был сухой, в нем очень отчетливо угадывалось раздражение. Или это так казалось Арчи – он был привычен распознавать малейшие нюансы в интонациях окружающих людей. Другие-то могли и не заметить, и даже сама доктор Густавссон.
Она натянуто улыбнулась профессору Степанову, а тот хитро посмотрел на нее поверх очков, ухмыльнулся и продолжил:
– Значит, Арчи, говоришь: «стойте, Ларри, а расскажите-ка вот об этой штуковине, окей?», и мы останавливаемся. Ну-с, пойдем?
Доктор Густавссон шла за Арчи, казалась невозмутимой, даже забавлялась болтливостью Ларри Степанова, но взгляды на него бросала недовольные. Он, толстячок этот, знал очень хорошо, что она там думает – необходимость дистанции, избегать утверждения сильных личных отношений, не держать Арчи за своего любимого племянника и тем более за обожаемую домашнюю зверушку, и чтобы Ларри Степанов бросал эти свои игры в фамильярность, особенно с этим лапочкой, но ради грымзы этой отказываться от своего привычного стиля общения не собирался. И кроме того, он знал из личного опыта: сначала обернул пилюльку в сахарную глазурь, подал ее ребенку в прикольной цветной пиалке, и ребенок счастлив ее есть, какой бы горькой она ни была. Сотрудничество – вот какая политика представлялась Ларри Степанову максимально успешным стилем общения в тех же отношениях с Арчи Кремером в частности и со всем миром вообще. В Степановском, разумеется, представлении: делай, как я хочу, милый, и я буду рад с тобой водиться.
Арчи чувствовал нечто в поведении профессора Степанова, ну ладно, Ларри, если он так настаивает, и нечто этакое, зеркальное в отношении к нему, застенчиво отражавшее характер профессора: Степанов не сомневался в себе, в своих представлениях, и в праведности – тоже. Он был главой на вверенной ему территории, не хотел ничего большего: лаборатории хватало; не хотел и меньшего – набегался по чужим поручениям. Был уверен, что заслуженно обладает всеми титулами и званиями, и место заведующего лабораторией ему тоже досталось по праву: потому что он был одним из лучших. Разумеется, сотрудничество с космовойсками накладывало очень существенные ограничения на свободу его действий, но компенсировалось это невероятностью проектов, в которые он мог запустить руки. Не прибрать к рукам: это доставалось другим умникам. Но и участие в том же проекте «Арчи 1.1» стоило очень многого. Потому что исходя из тех данных, которые уже были сообщены ему, и – внимательно присмотревшись к некоторым очень частным задачам, которые уже необходимо было решать, Ларри Степанов мог стоять у истоков чего-то невероятного, о чем пока еще никто не рисковал говорить вслух. А профессор Ларри любил быть первым; едва ли не больше любил, чем стоять во главе небольшого коллектива, где каждый на виду и каждый – обязательно каждый – выказывает ему самое что ни на есть демократичное глубокое уважение.
Примерно это Арчи и ощущал. Доктор Густавссон была милейшей тетенькой, с его точки зрения, но в самых ласковых ее интонациях угадывалась отчужденность, безликость даже. Наверное, это было хорошо, может, и нужно. Помнится, тетя Аннализа, мамина сестра, на какой-то вечеринке, которую организовала мама – кажется, день рождения Анди, старшего брата Арчи, жаловалась какому-то мужчине, как сложно быть психотерапевтом при школе. Там такие требования предъявляются к личным качествам, причем ладно бы руководством – инструкции спускают, заставляют проходить тестирование в этом дурацком порту виртуальной реальности, даже случается, что консультации психотерапевтов прослушиваются тестером центра – таким квантовым мегагиперкомпьютером. На недоумение того человека тетя Аннализа пояснила, что этот самый квантовый компьютер только чутка не дотягивает до человеческого уровня семантики и эвристики, на самом деле очень-преочень умный. Он те данные шифрует очень хитрым шифром, терапевтическая тайна сохраняется, а он только отчет выдает. Ну так этот придурковатый кванком и оценил ее стиль общения как недопустимо фамильярный, хотя тетя Аннализа была уверена, что была вполне корректна. Наверное, на самом деле существовали какие-то такие инструкции, и поэтому доктор Густавссон так сдержанно себя вела. Хотя Арчи ничего против не имел, ему даже нравилась такая манера. Наверное.
Другое дело профессор Ларри. Он был шумным, веселым, озорным даже. Много тыщ раз успел сказать: «Ведь так, Арчи? Ты согласен, Арчи?». Он шутил не переставая, хлопал Арчи – нет, не по спине, по спинке кресла – и снова что-то рассказывал. Арчи как зачарованный смотрел, как ловко профессор Ларри управляется с виртуальными экранами, завидовал, хотел быть таким же проворным, и пытался уследить за тем, что профессор Ларри рассказывал ему.
– Вот это прототип, Арчи, – зайдя, наконец, в свой кабинет, усевшись и забросив ноги на стол, сказал профессор Степанов и повернулся к огромному экрану. Он взмахнул рукой, и перед экраном появилась странная конструкция. – К сожалению, Арчи, твое состояние генетически обусловлено. Ты знаешь, что такое гены? Это такие маленькие штучки, которые содержат всю информацию о твоем теле и характере. А некоторые поговаривают, что и о судьбе.