Две души Арчи Кремера (СИ) - Страница 178

– Между прочим, это Де Велде сделал Златанчику предложение. Представляешь? – гордо сказал он. Арчи повернул к нему голову. – Я, разумеется, расписал ему во всех красках достоинства семейной жизни. Я, конечно же, мудро умолчал о недостатках. Вообще, между нами говоря, если начинать с них, то неофит непременно придет к выводу, что семейная жизнь не стоит таких жертв. Обычное неофитское заблуждение.

– А на кой тебе было нужно-то? – лениво поинтересовался Арчи.

– Нужно – что? – ощетинился Захария.

– Это, – ответил Арчи, указав глазами на площадь.

Захария пожал плечами.

– Я понимаю страстное желание некоторых людей провести всю жизнь в панцире, – высокомерно ответил он, и это «некоторых людей», произнесенное подчеркнуто издевательским тоном, было красноречивей обличающего перста, направленного прямо в грудь Арчи, – но жизнь дана не только для совершения подвигов, но и для праздных радостей. И вообще, почему нет?

Арчи усмехнулся. Потрясающий вопрос. Ни правильно на него не ответить, ни из головы вытрясти. Почему нет? Почему не пойти на площадь, подхватить какую-нибудь дамочку и потанцевать еще? Почему не выпить рядом с Лиамом Даффи и не поговорить о судьбах мира? Почему не лечь на траву, не раскинуть ноги-руки и не уставиться на купол, который стараниями Лапочки Смолянина и его оглоедов был раскрашен невероятными, фантастическими, изумительно красивыми цветами? Почему не поухмыляться, представляя, что на этом самом куполе было написано «Златан, выходи за меня замуж» – Нойчик в некоторых вещах был удивительно твердолобым: он – мужчина, значит, он женится, а за него можно только выйти замуж, что и должен сделать его партнер, сиречь Златанчик. Можно было собраться с духом и просмотреть сообщения, которые Кронинген прислал ему в свое время, а Арт – а кто еще – не удалял, сохранял, и попечалиться. Можно было лениво поинтересоваться, что говорит интрасеть о расследовании, из-за которого Кронинген оказался на Марсе. И снова вернуться к себе непутевому, незаметно для себя поглотившему Арта и вобравшему в себя некоторые его черты, да так, что только после долгого и глубокого анализа можно было установить их источник; незаметно же для себя приблизившемуся к какому-то новому рубежу, которому пока еще не может подобрать названия.

Расследование вроде как еще велось. Там изымали документацию, там помещали под домашний арест управленцев высшего звена; институт, в котором работал Илиас Рейндерс, прикрыли, всерьез говорили о лишении лицензии и дальнейшем его расформировании, в лучшем случае радикальном реформировании. Корпорации, которые вложили денежку в ареанскую инфраструктуру, вели агрессивные войны – в медиа, в генштабе, ассамблее Галактического союза, в закулисье, где угодно, чтобы вытеснить конкурента и отхватить себе на Марсе кусок побольше да посочней. Параллельно с ним случались и другие неожиданности. Однажды суровый комендант Лутич потребовал, чтобы Арчи явился к нему в контору. Арчи явился – они полезли под самый купол, и Лутич совершил невероятное – достал бутылку и два стакана.

– Э? – опешил Арчи.

– Тебе все равно? Даже если ты выжрешь ее в одно лицо, твой искин тебя доставит домой в лучшем виде, так? – хмуро спросил он. – Ну так и меня доставит.

Через десять минут молчания, после двух стаканов он сказал:

– Рейндерса отправили под трибунал. Все-таки отправили, суки.

– Которого? – насторожился Арчи.

– Эспена Альбана Рейндерса. Генерала, мать его. Из-за которого я потерял ребят нахрен. И себе тут отморозил. – Он налил водки в стаканы. – Скажи, курсант, ты слышал эту историю?

– Не слышал, но знаю, – помолчав осторожно ответил Арчи.

– Этот урод отправил одну группу в ловушку, зная изначально, что это ловушка, а потом отказался высылать спасателей. Я его не послушал, повел своих. Потерял половину, но и тех спас. Тоже половину. За это он попытался отдать меня под трибунал. Спасибо Смолянину. Это дед нашего Лапочки, – пояснил Лутич, насмешливо глядя на Арчи. – Я с ним незнаком и никогда не познакомлюсь, он, конечно, и распорядился о суперкрутой страховке и об этом всем, – он поднял левую руку и задумчиво посмотрел на нее. – Я тогда обморожен был как черт, еще и облучен. Как только выжил. Я все думал, неужели этот ублюдок так и уйдет в отставку со всеми своими регалиями. Не вышел.

Он оскалился.

– Знаешь, а я до сих пор не могу смириться, что у меня половина – не моя, – сказал он неожиданно. – Мозгоеды тогда говорили, мол, сформировавшаяся личность, бла-бла, неотчуждаемость членов, твердыни в психике, и прочая, прочая. Ладно, я что. Это удобно, конечно, в некоторых случаях они куда круче, чем свои, родные руки. Протезы – отличные, что бы я ни говорил. Но… не мои. Понимаешь? Понимаешь? – рявкнул Лутич.

Арчи нахмурился.

Кажется, он не понимал. Помнил то тело, ощущение своей полной беспомощности, зависимости от окружающих – оно все не отпускало его, подстегивало снова и снова подкупать расположение других своими суперкачествами, а не самим собой. Но воспринимать свое тело или, что куда хуже, его часть как чуждую – это он не понимал. Это было его тело, и неважно, кто его делал и из каких материалов.

Лутич, казалось, обиделся. Посидел немного, подулся на Арчи. Но, в конце концов, сказал:

– А и хорошо, что не понимаешь. Может, и я когда-нибудь забуду.

Арчи поднял бровь. Это, конечно, было вариантом, но лучше было бы все-таки просто принять, что есть.

Лутич возвращался домой самостоятельно: не столько там было того спиртного, чтобы сшибить с ног бравого вояку, – но Арчи решил составить ему компанию – на всякий случай – и был в определенной степени вознагражден, потому что в начале улицы Лутич сказал: «Ой», – и сжался в ужасе. На улице, прямо на крыльце, сидел Ной Де Велде и смотрел на купол. Арчи очень сильно захотел спрятаться за Лутича – на всякий случай, но – это было недостойно. Лутич рысью поскакал к Де Велде, опустился перед ним на корточки и засюсюкал – иначе не назовешь. Арчи неуверенно топтался в паре метров от него. Ной Де Велде похлопал по крыльцу рядом с собой, и Лутич с готовностью уселся туда. И Арчи – рядом с ним, неторопливо, чинно сложил руки и поднял голову. Де Велде взял лапищу Лутича в свои две руки и положил ее себе на колени.

– Метеорологи шторм обещают, – мечтательно сказал он.

– Опять, – буркнул Лутич.

Де Велде потерся подбородком о его плечо, улыбнулся. И Лутич ему. А Арчи отчего-то вспомнил, как Смолянин – который лапочка – что-то пытался истребовать от него, возмущался, негодовал, и как к нему подошел Канторович, сделал большие глаза за его спиной, обнял Захарию и дунул в макушку; Смолянин мгновенно успокоился и заулыбался, кажется, даже забыл, чего хотел от Арчи: очевидно, это было совершенно несущественно – в некоторых обстоятельствах.

Жизнь все-таки продолжалась. На Марс прибывал новый народ, пузыри реконструировались, возводились новые. «Триплоцефал» еще четыре раза свозил Арчи в астероидный пояс, помимо металлических притащил с собой несколько ледяных астероидов – совсем маленьких штучек, обеспечивших, тем не менее, пузыри расчетным давлением. Расследование, с точки зрения марсиан, стагнировало: в нем не происходило ничего видимого. Арчи подозревал, что дело просто готовят к судебному разбирательству, а это было связано с бюрократическими заморочками и очень часто с бесконечным ожиданием; Захария Смолянин твердо знал это – он умудрился сунуть нос в очередные «суперсекретные документы». И совершенно неожиданно пришло время возвращаться на Землю. Захария многословно и громко требовал, чтобы Арчи планировал еще один визит на Марс; Лутич настаивал на том же, пусть кратко, но решительно, и Арчи знал: он обязательно вернется сюда. Непременно.

========== Часть 42 ==========

Интересным было это ощущение: «Адмирал Коэн» не изменился. Он, кажется, снова побывал в доках, был еще длиннее, судя по кибер-макету, обзавелся новым двигателями, кое-какими усовершенствованиями, но его капитаном был все тот же Юджин Эпиньи-Дюрсак. Впрочем, китель у него был новым – Арчи неосознанно, простого развлечения ради просканировал его и вызвал из памяти состав прежнего. По всему выходило, что новенький китель, в котором щеголял невзрачный Эпиньи-Дюрсак, стоил немногим дешевле пары глаз Арчи, а они обошлись генштабу в очень внушительную сумму, как и все в нем и связанное с ним, и даже та проклятая операция. Капитан Эпиньи-Дюрсак относился к Арчи – лейтенанту Кремеру со скрытым опасливым почтением: Арчи подозревал, что такое определение слишком громоздко, но не мог придумать ничего лучшего. Чушь какая-то: он вроде как щенок совсем, а перед ним кланяются сильные мира сего. Причем раньше это было больше из преклонения перед человеческим гением, создавшим такое; но кажется, Арчи неторопливо и обстоятельно утвердил и свое право на уважение. В сорока миллионах километров от Земли, когда временнóй задержкой уже можно было пренебречь, Аронидес лично изъявил желание побеседовать с Арчи. По большому счету, это было совершенно необязательно – какие-то жалкие полтора месяца, и Арчи будет докладывать ему лично. Ан нет, Аронидес интересовался тем и тем, как обстоят дела с полетами, что лейтенант Кремер думает об аварии и расследовании, что он вообще думает о Марсе. Арчи отвечал. Старался быть обстоятельным, предельно точным, но и корректным, и был удивлен, когда Аронидес сказал ему: