Двадцатое июля - Страница 6

…6 июня, рано утром, Линге разбудил фюрера, доложив, что его срочно просит к телефону Йодль. Сообщение потрясло несмотря даже на то, что все последние дни были связаны с ожиданием именно этой новости. Доклады Риббентропа, Гиммлера и Йодля давно уже строились вокруг одной лишь темы: англо-американцы начали вторжение во Францию. Через полчаса Кейтль и Йодль прибыли в «Бергхоф» для доклада. К этому времени Гитлер успел взять себя в руки и настроиться на рабочий лад.

— Мой фюрер, — начал Йодль, разложив на мраморном столе карту Атлантического побережья с нанесенными на ней военными и населенными пунктами, — к югу от Гавра десантные суда высадили войска. — Докладчик провел тоненькой указкой по карте: — Вот здесь. Их атаки во многих местах отбиты. Однако в тыл нашим войскам сброшены парашютисты. На данный момент определить, где находится центр тяжести десанта, трудно. Но с полной уверенностью можно сказать, что оперативная внезапность противнику не удалась. Десант высажен там, где он нами и ожидался.

Гитлер окинул карту взглядом, выпрямился и взволнованно произнес:

— Господа! Я рад, что англо-американцы решились наконец высадиться во Франции и именно там, где мы их ожидали. Посмотрим, что будет дальше.

В последующие дни Гитлер не придавал особого значения событиям во Франции. И не потому, что все его внимание сосредоточилось тогда — в связи с боями, развернувшимися на участке группы армий «Центр», — на Восточном фронте. Он просто ждал, что, вступив в войну и потерпев первые поражения, американцы предпримут попытки для ведения переговоров. Так прошел месяц, но подобной инициативы никто не проявлял. И лишь после 25 июня, когда Хойзингер на очередном совещании доложил, что русские прорвали фронт и продвинулись глубоко на северо-запад, к югу от Витебска, и что они начали интенсивные атаки по всему фронту группы армий «Центр», а в некоторых местах даже опрокинули фронт, Гитлер понял: на переговоры с ним — по крайней мере в данных условиях — вряд ли кто согласится. С того времени рейхсканцлер впал в полную апатию. Он стал избегать встреч с генералами и все больше времени проводить с Евой и Геббельсом. И все чаще от него слышалось слово: «Измена!».

В дверь постучали.

Гитлер с трудом поднял голову. На пороге стоял Линге.

— Мой фюрер! Простите за беспокойство. Вас ждут в столовой. Двадцать минут прошло.

— Да, Гейнц. Спасибо. Я иду. Иду.

Старков заглянул в кабинет и, увидев Кима, кивнул ему:

— Через пять минут у меня. Со всеми соображениями.

Ким устало мотнул головой, прогоняя усталость, и принялся убирать документы в сейф.

Ровно через пять минут Старков наливал ему чай и одновременно выговаривал:

— Посмотри на себя. Скелет в гимнастерке! Что сегодня ел?

— Не помню.

— То-то и оно, что не помнишь. — Старков поставил перед подчиненным чашку, положил рядом хлеб, сало. — Ешь. В ближайшее время ты мне нужен будешь здоровым и полным энергии.

Кима долго уговаривать не пришлось.

Старков тем временем разложил на столе нужные бумаги и фотографии, сдвинув все прочие документы в сторону.

— Итак, товарищ Рыбак, рассказывай, что у нас имеется на данный момент.

— Немного, Глеб Иванович.

— Не торопись, прожуй.

— Спасибо. — Ким вытер губы платком. («Интеллигент, твою мать», — подумал Старков.) Ким меж тем продолжил: — Последние двое суток я пытаюсь проанализировать ситуацию, но пока что-то концы с концами не сходятся.

— Детальнее.

— У нас имеются сообщения их трех источников о заговоре против Гитлера. И о том, в частности, что его хотят ликвидировать.

— О ликвидации говорят все три источника?

— Нет. Только «Вернер».

— Что ж, «Вернер» стоит десяти источников. — Старков разложил фотографии в удобном для себя порядке. — Эх, нам бы еще пару таких «Вернеров» на разных уровнях!.. Так что тебя смущает, товарищ Рыбак? Что Гитлера хотят убить? Ничего плохого в этом не вижу. Давно пора. Все прогрессивное человечество мечтает избавиться от неудавшегося художника и тирана.

Ким покачал головой:

— Так-то оно так, но… Тишина, вот что меня смущает, Глеб Иванович. Полная тишина.

— А конкретней?

В последнее время Старков занимался подготовкой группы для заброски в Краков и потому несколько отошел от дела «Вернера», поручив контроль над ним капитану госбезопасности Рыбаку.

— А вот послушайте… — Ким имел дурную привычку раскачиваться во время беседы на стуле, но на Старкова его подобные телодвижения давно уже не действовали. — Нам известно, что группа представителей вермахта собирается ликвидировать главу государства. Так? Так. А дальше? Кто будет поставлен на его место? Все три источника молчат. Теперь самое любопытное: все упомянутые в радиосообщениях инициаторы заговора находятся… вдали от цели! То есть в довольно приличном отдалении от Берлина. Если быть точнее, практически все — в прифронтовых зонах. Отсюда вопрос: как они могут влиять на события в столице рейха?

— Покушение на Гитлера — это не только, вернее, не столько Берлин, сколько фронты, — парировал Старков. — Ведь именно на фронтах решается будущее Германии.

— Не согласен, — Ким отрицательно покачал головой. — Дисциплина у немца в крови: как сверху укажут, так жить и будет. Так что генералы на фронтах в любом случае будут исполнять директивы из Берлина. Но тогда встает другой вопрос: чьи директивы? Нам до сих пор перечисляли имена только тех генералов, которые, по данным фронтовой разведки, практически не покидали своих позиций. Имеются в виду те, что служат на Восточном фронте. О командовании же, находящемся на позициях во Франции, нам, к сожалению, ничего пока не известно.

Старков прокашлялся, прикрыв рот платком.

— С другими отделами связывался?

— Да. Пусто. Кроме того, меня настораживает, что никто из наших адресатов не говорит о позиции в данном вопросе ведомства СС. Из этого следует, что либо Гиммлер знает о готовящемся покушении и молчит, выжидая результата, либо он — один из инициаторов покушения. О чем наши информаторы, видимо, пока не знают. Отсюда третий вопрос: как Гиммлер поведет себя в случае удачного исхода операции? Встанет на сторону генералов или постарается задушить мятеж? — Ким допил чай и долил кипятку. — А самое главное — цель покушения. Заменить одну фигуру другой, чтобы продолжить войну? Не вижу смысла. Вести переговоры о мире? С кем? С нами? Вполне возможно, если у руля встанет человек из генералитета. При условии, конечно, полной капитуляции немцев. И только для того, чтобы сохранить жизни миллионам людей. Однако вернемся к прежней загадке: почему молчит СС? Вопрос: позволит ли Гиммлер вести переговоры на наших условиях? Ответ отрицательный. Помешает переговорам? Ответ положительный. Но это если допустить, что Гиммлер не является инициатором заговора. А что, если он — организатор? Тогда вывод напрашивается сам собой: его люди должны выйти на наших союзников. В противном случае вся эта возня с ликвидацией Гитлера никому не нужна. Вот такие у меня соображения.

Старков, чуть отвернувшись, бросил взгляд на свой платок. Крови не было. Слава богу, лето на дворе.

— Не густо.

— К тому же учтите, что все наши корреспонденты, в том числе «Вернер», не могут дать нам полной картины. А ведь «Вернер», как вы помните, имеет контакты со штабом самого Верховного главнокомандующего, то есть Гитлера.

— В таком случае следует усилить резидентуру в Швеции, Иране и Турции. Первая информация, которая всплывет, может поступить только оттуда. Особенно нужно усилить слежку за Паленом: он развил в Турции чрезвычайно активную деятельность. Вот к нему-то скорей всего и придет первая информация. А мы — тут как тут.

— Согласен. Но знаете, Глеб Иванович, у меня ощущение, что нас водят за нос. И что мы сидим на пороховой бочке в ожидании, кто же подожжет бикфордов шнур?..

Ким работал в «первом отделе» внешней разведки уже пять лет. Старков сам привел его некогда в «немецкое отделение» Управления из одной столичной газеты, где тот работал журналистом-международником. Умный, грамотный, владеющий тремя языками. Аналитик, что называется, от Бога. При этом обладающий невзрачной, незапоминающейся внешностью: невысокий рост, большие залысины на лбу, мелкая сетка морщин возле глаз от постоянного прищуривания и крупный нос — как говорят в народе, «картошкой» — с разместившимися на нем очками в роговой оправе. И при столь непривлекательной внешности — красивые руки с длинными тонкими пальцами. За эти пальцы ему и прозвище в Управлении дали соответствующее: Пианист. Глеб Иванович мысленно усмехнулся: знали бы окружающие, сколько сил и умений скрывается в сутулой, невзрачной фигурке капитана! Полгода усиленных тренировок сделали из бывшего журналиста прекрасного диверсанта. Старков снова зашелся в кашле.