Два талисмана - Страница 2
Вам кажется, что город Аршмир засыпает в сумерках? Не верьте ему, он притворяется.
Да, стихает буйное, разноязычное многоголосье на улицах, ведущих к морю. Да, унимается суета на набережных и вокруг бесчисленных складов. Да, пустеют рынки, закрываются щитами окна лавок. Да, мирно отходит ко сну Старый порт, патриархальное и солидное царство рыбаков.
Зато начинает новую — лихую, злую и веселую — жизнь Новый порт. В тавернах гуляют матросы со всех стран, просаживают нелегко добытые деньги, схлестываются в драках с портовыми грузчиками. Впрочем, те и эти, забыв старые распри, разом объединяются, чтобы отлупить забредших в их владения стражников-«крабов».
Дальше от кабаков, от пьяного гомона моряков и визга шлюх жизнь замирает. Дома заперты на засовы, окна закрыты прочными щитами: Аршмир известен как столица воров. По опустевшим улицам лишь иногда прошмыгнет запоздалый прохожий, попытается пристать к нему проститутка-неудачница, согнанная соперницами с более «хлебных» мест, да пройдет, позвякивая оружием, отряд стражи. И вновь тишина и темнота…
Но не надо думать, что все горожане мирно загасили огни и отошли ко сну. Под крышами некоторых домов вершатся весьма странные события, происходят необычные встречи и ведутся недобрые разговоры.
На крыльцо чистенького домика, обнесенного аккуратным заборчиком, вышли двое.
Тот, что повыше, огляделся, не заметил ничего тревожного. Неспешно повернулся к своему спутнику, негромко бросил несколько слов.
Второй с оскорбленным видом начал что-то доказывать, яростно жестикулируя, но получил удар под вздох и скорчился, хватая ртом воздух и едва не выронив погашенный фонарь, который держал в руке.
Первый прошипел побитому приятелю пару злых фраз. Тот, отдышавшись, попытался оправдываться. Короткий злой разговор… а затем высокий подбросил на руке ключ и аккуратно запер замок на двери.
Затем оба спокойно направились к калитке. Побитый засуетился, задергал засов. Его спутник оттолкнул его, отворил калитку. Оба вышли на улицу, растворились в ночи.
С крыши дома вслед им глядел, тяжело дыша, тощий вихрастый юнец лет восемнадцати. Его не заинтересовал разговор двух типов на крыльце (хотя он слышал почти всё). Ему вообще не было дела до чужих забот и бед. Единственное, что ему хотелось знать, — убрались или нет «крабы», загнавшие его на крышу.
Дыхание медленно успокаивалось, сердце уже не толкалось с тупой болью в груди, а билось хоть часто и тревожно, однако все медленнее. Короткая передышка — разве не о ней мечтал загнанный звереныш, который только что пробежался от самой набережной до Двухколодезной улицы?
Конечно, «крабы» давно отстали бы, не железные они, да и дичь мелкая, не стоит возни. Но на шум погони явился второй дозор. Как свежая свора псов, перенявшая след уставшего зайца…
Сволочи, твари! Крупных грабителей трогать боятся, у контрабандистов, почитай, второе жалованье получают, а на Судебную площадь кого-то надо представить, показать судьям да Хранителю, что не зря свой хлеб жрут!
При мысли о Судебной площади парень зябко повел плечами. Ему уже было что вспомнить…
Внизу все замерло, тени не колышутся в свете поднявшейся луны… ее-то, паскуду, кто просил вылезать из облаков?
Нельзя сейчас влопаться, ой, нельзя! Первый раз загребли — под кнут поставили, второй раз перед судьей показаться — это уже каторга. Рудник. А про рудники доводилось слыхать от тех, кто вернулся… у кабаков милостыню просят, больше ни на что не годятся.
Парень коротко, со всхлипом вздохнул. Приподнялся на руках, оглядел крыши вокруг и тихо, но от души приласкал лихим словцом тех, кто мирно ужинал под этими крышами. В каждом звуке черной брани звенела зависть к спокойствию, уюту. И был в этот миг беглец — как нищий, попавший в королевскую сокровищницу.
Вор, да? А просился он в воры?..
Ладно, вроде все стихло. Можно слезать.
Юнец ловко соскользнул по каменному водосточному желобу, спрыгнул на землю, ухитрившись не растоптать маленькую цветочную клумбу, и порадовался тому, что здешние хозяева не соорудили вокруг дома забор высотой с корабельную мачту, а огородились легоньким штакетником. Видно, от ворья у них прочные двери да ставни, а заборчик — так, для красоты. Через такой перемахнуть — что комара прихлопнуть… Опа!
Воришка легко перепрыгнул через ограду — и… очутился лицом к лицу со здоровенным усатым «крабом»!
На миг оба опешили, но лишь на миг. На физиономии стражника расплылась ехидная ухмылка: мол, попался, дружок!.. А в руках парня сухо хрустнула оторванная от забора штакетина. И этой штакетиной вор врезал прямо по ехидной ухмылке!
«Краб» взвыл. За углом забухали шаги патруля, спешащего на помощь соратнику.
Метнувшись в проулок, воришка кинулся было наутек, но путь преградила телега торговца хворостом: она въехала колесом в глубокую выбоину, как раз у ворот маленькой гостиницы. Хозяйка гостиницы вышла в проулок и всласть, во все горло разбиралась с дурнем возчиком, из-за которого порядочная женщина не может запереть на ночь ворота. Она так увлеклась этой живой беседой, что не заметила, как за ее спиной во двор гостиницы прошмыгнул загнанный бродяжка.
Взор, мечущийся в поисках спасения, наткнулся на распахнутое окно первого этажа. А голоса стражников, расспрашивающих у ворот хозяйку, помогли решиться…
Перемахнув высокий подоконник, вор очутился в полутемной комнате. В первый миг его испугал мерцающий свет свечи. Но тут же беглец с облегчением увидел, что обитатель комнаты мирно спит на кровати, отвернувшись к стене и тихо посапывая в подушку. Видно, сон сморил этого темноволосого молодого человека, он даже свечу не погасил. Вот и хорошо, вот и пошли ему Безликие сладких сновидений!
Быстрый осмотр комнаты окончательно успокоил воришку. Ничего необычного: сундук для вещей, небольшой столик, на котором догорает свеча в жестяном подсвечнике, стул и разбросанная по полу одежда: похоже, постоялец выпил перед сном. Раз сам раздевался, стало быть, слуги не держит. Для непрошеного гостя это удачно.
Беглец тихо пересек комнату, опустился у стены на пол — за кроватью, чтоб хозяин, если проснется, не сразу увидел его — и с наслаждением вытянул ноющие ноги. Ничего он не возьмет в этой комнате. Пересидит суматоху и тихонечко уйдет…
Эх, гори она в Бездне до золы, эта жизнь бродячей псины, которая норовит стянуть кусок и сбежать, пока не ошпарили кипятком!
Даже смешно: ведь сколько растет по припортовым задворкам сопливых щенят, и каждый мечтает стать вором — самым ловким, самым удачливым, самым неуловимым… А вот он таким не был никогда. Как калека, прикованный к постели, мечтает о пустынях Наррабана или заснеженных просторах Уртхавена, так представлял он себе иную жизнь. Ту, до которой не дотянешься, как до далеких земель: собственный угол, работа, спокойное уважение соседей…
И пусть кто-нибудь скажет, что он ничего не делал ради этой мечты! Разве не он еще мальчишкой оббегал всех окрестных ремесленников: «Возьмите, дяденька, в ученики! Платить не могу, но я шустрый, я старательный, я понятливый!»
И ведь кое-кто отвечал: «А что, малец, из тебя, пожалуй, выйдет толк. Приведи своего отца, я с ним потолкую…»
На этом дело и кончалось: кому нужно в доме воровское отродье?
Аршмир считается воровской столицей? Ха! А сколько он поставляет рабочих рук на каторгу? После каждого разбирательства на Судебной площади несколько неудачников отправляются в цепях на Рудный кряж. А на место человеческой пены, унесенной отливом Закона, всплывает новая грязь, новые ошметки. Мало ли в веселом городе Аршмире голодных бедолаг?..
Воришка напрягся: в коридоре послышались шаги. Голос хозяйки взвизгнул от возмущения:
— Не дам беспокоить! Здесь у меня Сын Клана! Он уже спит!
И — стук в дверь. Резкий, требовательный.
Воришка дернулся, но заставил себя замереть. В окно прыгать нельзя. Если уж стучатся в комнату, значит, под окном кого-то поставили. Теперь одна надежда — что постоялец в полумраке не заметит его между кроватью и столом.