Два шага до любви - Страница 7

– Видите ли, – помолчав и оценив степень потрясения, отразившуюся на моем лице, продолжил господин Берестов, – моя бывшая жена прекрасно осведомлена о распорядке моего дня и о том, что ровно в полдесятого утра я выхожу из душа и одеваюсь только после того, как пройду в кухню и выпью стакан сока, вот она и подгадала со временем и все двери открыла, а уезжая, еще и стырила у меня из портмоне наличность.

– Это будет трудно доказать, если только у вас в доме не понатыкано видеокамер, зафиксировавших момент кражи, – адвокатствовала я.

– Не понатыкано, – отмахнулся он и еле заметно скривился. – Да это-то ерунда, за ней такой грешок водится, не в первый раз приезжает сюда рано утром. Это у нее называется «обсудить наши дела», требует что-то несусветное, устраивает показательные истерики и, если я не замечу, тащит деньги из кошелька. Такая легкая форма клептомании. Я и внимания не обращаю. Но то, что она устроила в этот раз, перешло уже все границы, и я намерен разобраться и с ней, и с вашей конторой.

– Ну, Сергей Константинович, – примирительным, легким тоном предложила я перейти на шутливую волну, – разве вы старательно качаетесь и занимаетесь спортом не для того, чтобы женщины восхищенно вас разглядывали и растекались лужицей у ваших ног? «Давид» по сравнению с вами отдыхает в кустах, я, например, оценила.

– Я не посещаю тренажерные залы и не накачиваю фигуру, чтобы поражать девушек, – не принял моей шутливой подачи он и даже где-то отчитал: – Бегаю каждое утро, занимаюсь на турнике, отжимаюсь и хожу в бассейн три раза в неделю, а все остальное – просто хорошая генетика, и не более.

А я вдруг совершенно непроизвольно разулыбалась, словно он мне самый желанный подарок в жизни преподнес или одарил всеми бриллиантами мира. Хорошая генетика – это знаете как здорово! Это просто замечательно!

– Что вы улыбаетесь? – буркнул недовольно господин Берестов.

– Вспомнила, как вы усердно вытирали голову и что-то напевали, по-моему, «Rammstein», – бухнула я, прежде чем успела сообразить, что неосторожно напоминаю о неприятном для него моменте.

– А вы знакомы с творчеством «Rammstein»? – необычайно удивился он, даже брови приподнял.

– Знакома, – скромненько призналась я и вторично призвала к замирению посредством юмора: – Ну, согласитесь, ситуация была скорее комичная, чем трагичная, и я в ней более пострадавшая сторона по сравнению с вами. Потому что мне было ужасно неудобно.

– И поэтому вы на меня пялились и совершенно бесстыдным образом разглядывали? – позволил-таки себе легкий намек на улыбку Сергей Константинович.

– Это от неожиданности, – быстренько оправдалась я.

– Слушайте, вы мне все время кого-то напоминаете, – вдруг огорошил он неожиданным заявлением. – Кого-то очень знакомого, никак не могу сообразить. Может, вашу маму или сестру?

Меня он не узнал, это абсолютно сто процентов, да и не мог бы. Я очень сильно изменилась с того времени, когда мы виделись последний раз, приблизительно как гусеница в бабочку, а моего полного имени он никогда не знал. Но даже намек, тень подозрения, что господин Берестов мог бы меня узнать, резко испортили мое настроение и крайне неприятно насторожили.

– У меня нет сестры, а мама моя, уверяю вас, точно с вами не знакома, – довольно холодно ответила я.

– Я здесь! – прокричал от будки охранник.

И я, радуясь ему, как родному, за своевременное вмешательство в наш разговор, поспешила ретироваться в свою машину, не забыв про политес:

– Всего доброго, Сергей Константинович, – чуть склонив головушку свою, замученную сегодняшними событиями, пожелала я.

– И вам того же, – хмыкнул он и напомнил: – А кляузу я таки настрочу вашему начальству, хоть вы и пытались тут всячески льстить моему мужскому тщеславию.

– Пишите, – пожала плечиками я, садясь в машину.

Когда мы выехали с проселочной дороги на шоссе, он обогнал мою машину и, на прощание мигнув аварийкой, прибавил скорости и умчался вперед. А я внезапно почувствовала такую вселенскую усталость, как будто вагон картошки одна разгрузила.

Навалились разом все посттравматические реакции, и умученные нервы сдались, да так, что свинцово налились руки-ноги. Пришлось съезжать на обочину, чтобы немного переждать, пережить это состояние.

Нет, работать я сегодня больше не смогу, факт.

Посидев пару минут и немного расслабившись, насколько позволяли условия – в машине, на обочине шоссе, – я набрала Олега и перенесла все текущие дела и встречи на завтра, на послеобеденное время, хорошо хоть у меня никаких судебных заседаний на этой неделе нет.

Да, еще одно неотложное дело. И я набрала Игоря. Сил не наскреблось даже на то, чтобы поругаться от души или хотя бы наехать праведным гневом, пришлось ограничиться изложением фактов, не окрашивая речь эмоциями.

– Я ее уволю с волчьим билетом! На хрен! – взорвался Игорь, возмущенный до предела.

– Это ты сам со своими девицами разбирайся: на хрен там или еще куда, но если информация о подобном нашем проколе просочится, сам понимаешь, приятного мало, замнем, конечно, но осадочек-то останется… – устало, пустым голосом напомнила я о возможных последствиях.

Адвокатская контора такого уровня, как наша, обязана быть безупречна и девственно чиста, как королевская невеста в день бракосочетания.

– Что, устала? – участливо поинтересовался он.

– Устала, Игорь, – призналась я и предупредила: – Дома с документами поработаю, появлюсь завтра, после обеда.

– Слава, тебе давно пора в нормальный отпуск, а не в командировках между делами урывками отдыхать, – порадовал он искренней заботой.

– Да какой отпуск, Игорь, – вяло отмахнулась я.

– Нормальный! – с нажимом повторил мой компаньон и уже другим тоном, не менее уставшим, чем у меня, добавил: – Ладно, прикинем потом вместе, что можно с твоим отдыхом придумать, а пока езжай, действительно, домой, отлежись, и на хрен все документы. Просто отдыхай.

Иногда Игорь становился на удивление внимательным и чутким по отношению ко мне. Нет, он такой всегда, только тщательно скрывает эту свою заботу обо мне ото всех, и больше всего – от меня. Так наша жизнь сложилась, но я абсолютно точно знаю, что могу рассчитывать на него в любой, даже в самой беспросветной, безвыходной и распоследней гадской ситуации. Впрочем, как и он на меня.

Как и он на меня! И это самое ценное, что у нас с ним есть!

А все остальное – игры характеров, амбиций и застарелых обид – суть шелуха!

Документы, действительно, на хрен! В полнейшем бессилии я дотащилась из прихожей в гостиную и рухнула на диван, не переодеваясь, скинув только верхнюю одежду и туфли…

И так и лежала, не в силах пошевелиться, не имея никакого желания двигаться, и закрыла глаза после недолгого рассматривания моего идеального натяжного потолка, не обнаружив на нем ни единого пятнышка или хоть чего-нибудь, за что мог бы зацепиться взгляд. Мне не хотелось ни о чем думать и больше всего не хотелось думать о Сергее Константиновиче Берестове. Ни думать, ни вспоминать!

Пусть прошлое останется в прошлом и будет там похоронено и упокоено! Не хочу!!

Но память, растревоженная ошеломившей негаданной встречей, не хотела успокаиваться, и из всех щелей, закоулков и потаенных уголков сознания стали настойчиво лезть воспоминания.

Черт бы тебя побрал, Берестов!!! Вот черт бы тебя побрал!

Господи, как же я его любила!!!

Дурной, бескомпромиссной девичьей любовью! До потрохов! Полностью растворяясь в любимом, забыв о себе, – любила до головокружения!

Сейчас, с высоты своего возраста, опыта и приобретенной благодаря нелегким, а порой и страшным жизненным урокам мудрости, я отчетливо понимаю, что у меня тогдашней не было ни одного шанса избежать такой бурной, всепоглощающей любви к безумно привлекательному благополучному москвичу.

Я всегда была довольно бесшабашной, ни черта не боялась и уж точно выпадала из всех норм и правил поведения. Особенно это касалось правил провинциального городка, в котором родилась и выросла. Не скажу, чтобы это был маленький городишко – вполне приличный, крупный районный центр, но патриархальные нравы и нормы морального поведения там соблюдались с повышенной требовательностью и придирчивостью.