Два сердца - Страница 13

После этого Она еще долго топтала врага копытами, но в этом уже не было нужды.

Шмендрик и Молли бросились к королю. Они не смотрели на поверженного грифона и почти не обращали внимания на Единорога. Я тоже хотела вернуться к Малке, но вместо этого пошла за ними к Лиру. Грифон нанес ему страшную рану - я хорошо рассмотрела ее во время своей отчаянной попытки завладеть королевским мечом и уже не думала, что король может быть жив. Но он был жив, хотя и едва-едва. Когда мы опустились рядом с ним на колени, он открыл глаза и, приветливо улыбнувшись нам, проговорил отчетливо и внятно:

- Лисон?.. Кажется, мне пора принять ванну.

Я не плакала. И Молли тоже не плакала. А вот Шмендрик плакал.

- Нет, Ваше Величество! - сказал он. - Вам не нужна ванна, правда…

На лице Лира появилось озадаченное выражение.

- Но от меня дурно пахнет, Лисон. Мне кажется, я опять обмочился. С этими словами он потянулся к моей руке и стиснул с неожиданной силой.

- А-а, малышка… - произнес он. - Я тебя знаю, малышка. Не надо меня стыдиться, я просто стар.

Я тоже, как смогла, пожала его пальцы.

- Привет, Ваше Величество! - проговорила я, не зная, что еще сказать. - Привет, Ваше…

Его лицо вдруг стало очень молодым, прекрасным и счастливым, а взгляд устремился куда-то поверх моего плеча, и я поняла, что хотя бы взглядом он тянется к кому-то или к чему-то позади меня. Потом я почувствовала на затылке чье-то теплое дыхание и, обернувшись, увидела Единорога. Она была вся в крови, которая текла из глубоких ран на спине и шее, но в ее глазах был только Лир. Я отодвинулась, чтобы не мешать Ей дотянуться до него, а когда снова посмотрела, король был уже мертв. Мне девять, уже почти десять, и я способна отличить живого человека от мертвого.

Единорог еще долго стояла над телом короля Лира. Сначала я стояла рядом, однако спустя какое-то время отошла в сторону и присела рядом с Малкой. Потом ко мне подошла Молли. Только Шмендрик остался стоять на коленях рядом с королем, и я видела, что он разговаривает о чем-то с Единорогом. Я не слышала, что он говорит, но по его лицу я видела - он о чем-то просит Амальтею. О чем-то очень важном, быть может - о самом важном, что только может быть… Моя мама говорит, будто всегда знает, когда я собираюсь о чем-то попросить - еще до того, как я открою рот. Единорог ничего не отвечала, - единороги, я думаю, тоже не умеют говорить, - но Шмендрик продолжал упрашивать Ее, пока Она не повернула голову и не посмотрела на него. Только тогда маг замолчал и, встав на ноги, медленно побрел куда-то к деревьям. Один. А Единорог осталась стоять, где стояла.

Молли тем временем пыталась меня утешить. Она говорила, какая Малка была храбрая и что она, наверное, единственная собака в мире, которая напала на грифона. Еще она спросила, были ли у нее щенки, и я сказала - да, но ни один из них не был Малкой. Даже странно, как Молли изо всех сил старалась утешить меня, а я утешала ее, потому что у нее ничего не получалось. Впрочем, утешать меня было не нужно. Все это время я испытывала какое-то непонятное спокойствие, словно находилась ужасно далеко от всего - почти так же далеко, как Малка. Я не плакала, а только закрыла ей глаза, как закрывают глаза людям, и снова и снова гладила ее по жесткой, спутанной шерсти.

Единорога я не заметила. Молли должна была видеть Ее, но она ничего мне не сказала и даже не пошевелилась. Я продолжала ласкать Малку и ни на что не обращала внимания, пока голова Единорога не склонилась над самым моим плечом. Она была так близко, что я отчетливо видела засохшую кровь грифона в бороздках спирального рога, но мне было ни чуточки не страшно. Как я уже сказала, я вообще ничего не чувствовала. Потом длинный рог очень легко коснулся Малки в том месте, где я ее гладила… и Малка открыла глаза.

Ей потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что она снова жива. Мне потребовалось куда больше времени. Малка тем временем высунула язык и задышала часто-часто, словно ей очень хотелось пить, и Молли сходила куда-то и принесла в ладонях немного воды. Малка все вылакала и попыталась встать, но запуталась в ногах и повалилась на бок, как щенок. Она, однако, не сдавалась и вскоре уже стояла на всех четырех лапах, хотя еще немного покачивалась. Несколько раз Малка пыталась лизнуть меня в лицо, но все время промахивалась; когда же ей это удалось, я наконец заплакала.

Потом Малка увидела Единорога и сделала очень странную вещь. Сначала она несколько секунд смотрела на Амальтею, а потом поклонилась на свой собачий манер или сделала реверанс: вытянув передние лапы, Малка опустила голову и положила ее между ними на землю. А Единорог очень осторожно ткнула Малку носом.

Потом Единорог впервые посмотрела на меня. Или, может быть, я впервые увидела Ее по-настоящему. Рог, копыта, Ее волшебная белизна - все это сейчас не имело значения, потому что я смотрела прямо в Ее глубокие, бесконечно глубокие глаза. И каким-то образом они избавили меня от того, что я увидела в глазах грифона, потому что весь ужас, который я пережила, не исчез - ни когда чудовище умерло, ни даже когда ожила Малка. В глазах Единорога был весь огромный мир - мир, который я, наверное, никогда не увижу, но сейчас это было не важно, потому что я его видела, и этот мир был прекрасен, и я тоже была его частью. И теперь, когда я думаю о Джихейн, о Лули и о моей Фелисите, которая, как Единорог, могла разговаривать только глазами, я думаю именно о них, а не о грифоне. Вот что произошло, когда я и Единорог посмотрели друг на друга.

Я не заметила, как Единорог попрощалась с Молли и Шмендриком, не увидела, как Она умчалась прочь. Да я и не хотела этого видеть. Зато я слышала, как Шмендрик сказал:

- Простая собака… Я сам чуть не умер, когда пел для Нее; я призывал Ее на помощь Лиру как никто и никогда не призывал ни одного единорога, но Она оживила не его, а эту паршивую овчарку! Но Молли возразила:

- Она тоже любила его, вот почему Она позволила ему умереть. И пожалуйста, говори потише - девочка может услышать…

Я хотела сказать, что это ничего и что я понимаю - Шмендрик говорит так, потому что очень расстроен, но Молли подошла ко мне и стала вместе со мной гладить Малку, и мне не пришлось ничего говорить.

- Мы проводим тебя и Малку домой со всем почетом, который подобает двум леди, - проговорила Молли. - А потом мы отвезем домой короля…

- И я никогда больше вас не увижу, - закончила я. - Ни вас, ни его…

- Сколько тебе лет, Суз? - спросила Молли.

- Девять, - ответила я. - Скоро будет десять. Ты же знаешь.

- А ты умеешь свистеть?

Я кивнула, и Молли огляделась по сторонам с таким видом, словно собиралась что-то украсть. Потом она наклонилась ко мне и прошептала:

- Я хочу сделать тебе один подарок, но ты не должна открывать его до тех пор, пока тебе не исполнится семнадцать. В свой семнадцатый день рождения ты должна будешь отправиться в какое-нибудь уединенное, тихое место, которое будет тебе очень дорого, и посвистеть вот так…

И Молли просвистела мне короткую музыкальную фразу, а потом заставила меня повторять ее снова и снова, пока не убедилась, что я все запомнила точно.

- Больше не свисти, - сказала она. - То есть ты не должна насвистывать эту мелодию вслух, пока тебе не исполнится семнадцать, но про себя ты можешь повторять ее сколько угодно. Ты понимаешь разницу, Суз?

- Я не ребенок, - ответила я. - И все понимаю. А что случится, когда мне стукнет семнадцать и я ее просвистю… просвищу?

Молли улыбнулась.

- К тебе кое-кто придет… Я только не знаю, кто это будет. Может быть, это будет величайший в мире маг, может быть, просто одна старая женщина, которая питает слабость к непослушным и отважным детям. - Она несильно ущипнула меня за щеку. - А может быть - только может быть! - это будет Единорог, потому что с тобой, Суз, всегда будут случаться удивительные и прекрасные вещи. Даю тебе честное слово, хотя ты, наверное, думаешь, что слово старухи немногого стоит. В общем, кто-нибудь к тебе да придет…