Два полцарства - Страница 3

Он сам схватил меня за руку и потащил, на стойке в прихожей подхватил первые попавшиеся кеды, по случайности именно мои. А второй мужчина – вероятно, его начальник и «добрый дяденька Егор Саныч» – смотрел на меня с брезгливой усмешкой. Старший и крикнул остальным своим людям, чтобы дальше не искали – они ничего не взяли из ценных вещей, даже не подошли к сейфу в гостиной, им нужна была только Ангелина.

Со мной не церемонились: грубо толкнули вперед, стянули руки веревкой за спиной, выкручивая до боли, на голову нацепили мешок. Темные очки полетели на пол и хрустнули под чьим-то ботинком. Меня потащили волоком. Я все еще пыталась сказать об ошибке, но среди шума на мой скулеж не обратили внимания, а потом меня швырнули в машину и зажали с двух сторон.

Это был как раз тот момент, когда я получила возможность высказаться и быть услышанной – и я промолчала. Вдруг со всей очевидностью дошло, что если они так обращаются с Ангелиной Камелиной, которая им нужна, например, для выкупа, то меня просто пристрелят, как ненужного свидетеля. Шансов выжить куда больше, если они будут считать меня хоть сколь-нибудь ценной персоной. Тогда пристрелят меня чуть позже, когда свяжутся с Виктором Петровичем и услышат его издевательский смех… Но позже – это намного лучше, чем прямо сейчас.

Не представляю Ангелину на моем месте. Если уж меня все шокировало до онемения рук и ног, то уж ей, вряд ли сталкивающейся даже с грубым или хамским отношением, наверное, вообще происходящее казалось бы невыносимым. Хотя о чем я? Невыносимым оно было и для меня.

Руки за спиной затекли и теперь отзывались ноющей болью, становящейся все сильнее от каждого нового движения. Мы ехали долго, и я не имела представления, в каком именно направлении. После остановки меня схватили за плечо клешнями и рванули наружу. Поддержали – но лишь для того, чтобы я не распласталась по земле, зато ухватили теперь за шкирку, чтобы не спотыкалась. И приговаривали, обозначая тем самым все отношение ко мне:

– Шагай, шагай давай, сука, – и через несколько шагов мужчина, торопящий меня, спросил у кого-то громче: – Дмитрий Владимирович, куда ее?

После короткой паузы тот ответил, и вновь его голос показался мне слишком спокойным и мягким для обстановки:

– Давай пока в подвал. Но, Сереж, проследи, чтобы оттуда не сиганула. Позже что-нибудь придумаем.

– Так просто не развязывать, пусть попробует сбежать, – Сережа гоготнул.

А Дмитрий Владимирович снова ответил на пределе бесконечного спокойствия:

– Можно, конечно, но недолго, а то так и до ампутации можем довести. Если уж мы решим резать ей руки, то пусть это произойдет не в результате незапланированной оплошности.

Что ж. Оказалось, что до этой минуты мне страшно и не было.

В подвале с лица наконец-то сняли мешок, я по инерции хлебнула воздуха. Сергей все-таки распоряжение услышал и привязал меня к столбу, теперь сильно ослабив веревки. Поднялся по лестнице и там же уселся прямо в проеме, закурив и явно настроившись ждать дальнейших распоряжений.

Я долго держалась – часами, думаю. Осматривалась, пыталась расслабиться и не трястись от сырой прохлады, усаживалась поудобнее. Но в итоге не выдержала и все же расплакалась. Такого в моей жизни не случалось, и уж точно на такие события спокойно можно смотреть лишь на экране в каком-нибудь блокбастере. Я хотела и спастись, и выжить, но притом очень сильно боялась издевательств и пыток – боялась так сильно, что предпочла бы лучше тогда уж не выжить, лишь бы не мучиться. От холода трясло, зубы стучали, но я все выла и выла, не в силах успокоиться и не имея возможности даже вытереть нос и лицо. А Сергей вверху никаких реплик по этому поводу не отвешивал.

Из полного, беспросветного уныния меня выдернули новые звуки – шаги. Сюда кто-то шел, потому я попыталась успокоиться и лишь шмыгала раскрасневшимся носом. Не удивилась, когда разглядела двух мужчин, которые явно в этой банде отморозков были главными.

Передо мной присел старший из них, высокий, темноволосый и широкоплечий «Егор Саныч». Он рассматривал меня пристально, но обращался притом к своему приятелю:

– Дим, я не хочу бегать за Камелиным! Пусть сам явится со своих Гаити, или пусть ему сообщат его же люди. Охранник тот, к примеру, оклемается?

– Должен, – ответил второй, всегда какой-то холодяще спокойный. – Не слыхал, чтобы люди умирали от огнестрельного в стену. Но могу завтра и узнать о состоянии его здоровья. Переспрошу, точно ли не установлены в доме камеры, а то может, он только изобразил, как пересрался?

– Нет, не надо. Если он в том состоянии обманул, то в этом мире никому нельзя верить. И он должен сообщить Камелину, если не рванул сейчас в эмиграцию. Вот тогда все и начнется, надеюсь! Хочу истерики, полной паники, а не давать руководства к конкретным действиям! – он говорил довольно эмоционально в сравнении с со своим другом или, что вернее, подчиненным. – И пока никаких условий выкупа. Пусть он себе для начала локти сгрызет!

– Без проблем, Егор, организуем. Девицу тогда лучше куда-то перетащить, а то здесь она может загнуться раньше, чем нам понадобится.

– Да и пусть загибается! – Егор встал и сплюнул в сторону. Но потом задумчиво глянул на меня сверху вниз, как на кусок дерьма или ненужную рухлядь, которую еще можно выгодно продать, но смотреть неприятно. И продолжил: – Хотя ты прав. Если сучка умрет, то ничего мы с Камелина не вытрясем, а просто месть меня не устраивает. Нет, я с него не слезу, пока он сам удавиться не захочет.

Дмитрий тоже смотрел на меня, но с равнодушием, в его взгляде даже брезгливости не наблюдалось – этому было вообще плевать.

– Все будет, но не сразу. Чистое намерение реализуется, если не вкладывать в него излишней значимости. Не суетись, Егор, и не напрягайся, и мир сам подгонит необходимое.

– Ты задолбал меня уже с этой философией! Вот увидишь – Камелин будет даже умолять, чтобы я подписал документы!

– Будет, будет, – согласился Дмитрий. – И бизнес ты его отожмешь, и на том вряд ли успокоишься. Кстати, а ты женись на ней, – он указал на меня носком ботинка, – тогда еще и единственную дочь заберешь. В таком случае Камелин и в петлю полезет. Точно. Сейчас ее нарядим в белое, чуток причешем – и айда в ЗАГС.

Егор громко и глубоко рассмеялся, поворачиваясь к лестнице наверх.

– Вот почему я согласился взять тебя на работу, Дим, хотя это было абсурдно. Из-за неизменного чувства юмора!

Дмитрий медленно обошел меня, присел сзади, разрезая веревку.

– Нет, ты взял меня на работу, потому что я уравновешиваю твои худшие качества.

Он ухватил меня за плечо и вынудил подняться. Толкнул в спину в направлении лестницы, по которой уже поднимался его босс.

– Идти сама можешь, Ангелина Викторовна? – издевательски вопрошал мне в спину. – Иди, иди тогда. Сейчас найдем тебе конуру посуше, тряпок каких накидаем, кормить даже будем. Радуйся, царевна. Не повезло тебе с родней, остается только радоваться, что при таком раскладе ты еще идти можешь. Жен его всех бывших и настоящих мы сюда пачками могли бы упаковывать – он бы и ухом не повел. Но ты это ты, я надеюсь. А иначе тебе мгновенно не из-за чего будет радоваться.

Привел он меня в маленькую комнатушку – что-то типа гардеробной или чулана. Без мебели и с окошком-щелью, но зато тепло и сухо. Потом еще ведро притащил – я понимала, для чего это ведро, поморщилась и отвела взгляд. Надо же, и в этот момент я подумала, что Ангелина бы сейчас просто об стену головой начала бы биться, а я с жуткой оторопью, но размышляю, как буду ходить по нужде в это самое ведро. Дмитрий окинул меня напоследок взглядом вскользь и молча ушел, заперев замок на три оборота.

Интересное дело, но с ума я не сошла. Хотя стоило бы ожидать. Наоборот, успокоилась до бесконечной усталости и принялась готовиться к любым изменениям. Отчего-то стало казаться, что все само собой рассосется – например, похитители осознают свою ошибку и отпустят меня. Или Камелин приведет сюда полицию: бандитам срок, мне – литр валерьянки. Или, самое вероятное, я проснусь в своей съемной московской квартирке в холодном поту, а через пятнадцать минут буду хохотать до колик, пока соседи не начнут в стены долбить. В любом случае все быстро наладится – быстрее, чем я сейчас могу вообразить. Ничто о том не говорило, и надежда эта выглядела пустой, но отчего-то я свято в это верила. Вероятно, потому что в любом другом случае я бы начала сходить с ума.