Два пера горной индейки - Страница 1

МОСКВА

СОВЕТСКИЙ ПИСАТЕЛЬ

1990

ББК 84 Р7

К 89

Рассказы и повести А. А. Кузнецова не придуманы, они написаны о том, что случалось с автором в его богатой впечатлениями жизни. До того как стать профессиональным литератором, автор в качестве орнитолога, научного сотрудника Зоологического музея МГУ и как мастер спорта по альпинизму побывал в десятках экспедиций и совершил более ста восхождений на вершины всех горных систем от Альп до Камчатки.

Но горы, природа, птицы служат как бы фоном в произведениях писателя. Главная их тема — человек. Его душа, стремления, его жизненное кредо. В сложной, подчас экстремальной обстановке экспедиций и восхождений человеческие характеры раскрываются, проявляется их сущность.

Сюжеты и персонажи рассказов очень жизненны. В них нет никакой надуманности, психологическая тонкость образов убедительна и достоверна. И каждый из рассказов несет в себе нравственное начало, утверждает честность и порядочность, душевную чистоту.

Повести А. А. Кузнецова остросюжетны, читаются с захватывающим интересом, поднимают самые актуальные на сегодняшний лень проблемы и населены яркими характерами. В целом же это ни на что не похожая проза со своей интонацией, без пышнословия и «красивости», но с глубокой интеллигентностью и правдивостью.

Художник

АНАТОЛИЙ МЕШКОВ

Кузнецов А. А.

Два пера горной индейки: Рассказы и повести. — М.: Советский писатель, 1990. — 384 с.

ISBN 5—265—01139—0

Автор книги — профессиональный писатель, ученый-орнитолог и известный спортсмен-альпинист. Действие его рассказов и повестей происходит на фоне гор, в научных экспедициях и на зимовках, подчас в самых экстремальных условиях. Однако темой произведений служат стремление к духовному совершенствованию, совесть и честь, милосердие и великодушие. Читатель найдет в них не только что-то для себя новое, не только увлечется захватывающим, иногда острым детективным сюжетом, но и получит нравственный урок.

© Издательство «Советский писатель», 1990

Случается, навалятся на тебя все беды сразу. Наделаешь ошибок, работа не клеится. А тут еще и болезнь подкрадется. Окружат тебя сразу все заботы и неудачи, усталость и недуги — кажется, нет выхода. Все представляется тогда в мрачном свете, перестаешь верить в себя, в необходимость своего дела.

В таком приблизительно состоянии попал я в хорошо знакомое ущелье Тянь-Шаня. Когда-то я провел здесь пять лет, изучая фауну птиц и работая тренером по альпинизму. Каждый камень мне тут знаком. От птиц я не ждал ничего нового, все уже хорошо известно. Язва сомнения прокралась теперь даже в святая святых — в альпинизм. Смотрел я на горы и думал: «Для чего стремиться к вершинам? Что дали мне все восхождения?» В общем, плохо было дело. И я решил пойти посмотреть на Синюю птицу.

Давно я не видел Синюю птицу и соскучился по ней. В этом ущелье она водилась в трех местах: в Скальных воротах, там, где долина сходится каньоном и река, вся в пене, бешено устремляется в узкую горловину, обдавая скалы брызгами; в теснине — крутом месте падения реки, грохочущей так, что приходится кричать прямо в ухо; и у Аксайского водопада, на скалах, недалеко от ледника. Здесь жили Синие птицы. Когда я познакомился с ними впервые, я ничего не знал про них. Потом они раскрыли мне все свои секреты, я изучил их образ жизни до мельчайших подробностей. И Синяя птица перестала быть Синей птицей Метерлинка, недоступной мечтой, таинственной и непостижимой. Невзлюбил я этот спектакль Художественного театра с его символикой и сентиментальностью. Я даже детей не водил на него. Зачем? У меня в одной из коллекционных коробок лежало несколько настоящих Синих птиц.

Теперь мне захотелось увидеть ее как символ того счастливого времени, времени надежд, стремлений и откровений.

Оставив внизу недоумевающих товарищей и сказав, что вернусь завтра, я пошел вверх налегке. Не взял ни ружья, ни палатки, ни спального мешка: возле Аксайского водопада мне была известна небольшая пещерка, сухая, с подстилкой из травы, закрытая со всех сторон от ветра.

Через несколько часов быстрой ходьбы я сел у водопада под знакомой рябиной. Она совсем не похожа на нашу русскую. Тянь-шаньская рябина растет как ботва моркови, сразу двадцатью, а то и тридцатью стволами. Она скорее напоминает наш орешник, только у того стволы прямые. А эти все изогнутые, скрюченные. Рябина стояла последней по ущелью, выше нее не росло ни одного дерева.

Синих птиц не было. То ли я не заметил, как они отлетели при моем приближении, то ли они уже здесь больше не живут. Водопад без них выглядел каким-то равнодушным, безжизненным, холодным. Это небольшой водопад. Хотя вода тут устремляется вниз с высоты пятиэтажного дома, но ее немного. Она то стекает по мокрым скалам, то прыгает с отвесов. В воздухе постоянно стоит водяная пыль. Угловатые рыжие скалы по обе стороны все в трещинах и черных подтеках альпийского загара. В расщелинах, на маленьких наклонных полочках, зеленеют круглый год мох и травка — крохотные участки низкорослого альпийского луга. Слева скалы упираются в небо, возвышаясь прямо над головой, а справа, из-за башен, проглядывают острые заснеженные гребни и нависает ледовая шапка знакомой вершины, заслоняя все остальное. Не раз я смотрел с нее сюда, на эту рябину и водопад. Тогда они были низом, а сейчас отсюда открывался вид на долину главного ущелья. Уходящие вниз склоны становились все положе и округлялись. На северных склонах подо мною чернели, как вылезшая наполовину щетка для сапог, тянь-шаньские ели.