Душа неприкаянная (СИ) - Страница 3

С чего же я решил, что дом именно старинный, а не отделан под старину? Да с того, хотя бы, что в нем не было электричества. Ни единой розетки, выключателя и даже тонюсенького проводка. Причем выключатель лишним бы точно не был. Ибо в доме царил холодный серо-синеватый полумрак. И совсем немного света просачивалось извне — сквозь плотно задернутые занавески и щели в закрытых ставнях.

Отсутствовали и необходимые предметы современного быта. Обойдя все три этажа, я не нашел ни одного телевизора, холодильника, телефона или компьютера. Образ старинной бесхозной усадьбы довершали скрипучие половицы и деревянные лестницы с перилами.

А еще, как выяснил я очень скоро, из дома не было… выхода. Да-да: каждая, встретившаяся мне, дверь непременно вела в какое-нибудь помещение. Очередную гостиную, спальню, кабинет или хотя бы чулан. Имелась в доме и библиотека. Но первая же, снятая мною с полки, книга оказалась слишком старой. Страницы пожелтели и вываливались. Буквы выцвели настолько, что различить их было невозможно. Во всяком случае в окружающей полутьме.

Но несмотря на все сказанное, обстановка в доме больше напоминала все-таки явь, а не грезы. Для сна увиденное было чересчур детальным, внутренне непротиворечивым. К примеру, если я заходил в комнату из коридора, то и выходил из нее непременно в коридор. Если же я подходил к креслу, то оно оказывалось именно креслом. А не превращалось в глазастое клыкастое чудо-юдо.

Но главное: я не просто видел этот дом, я его ощущал. Чувствовал запах пыли, обветшавшую половицу или ступеньку под ногами. Стулья, если сесть на них, как правило оказывались жестковатыми. А какой-нибудь диван — непременно мягким.

Все в том доме было вроде бы настоящим. И в то же время оставляло впечатление невозможности. Вкупе с соответствующими вопросами. Чей это дом? Как я в него попал? И если попал — то как мне его покинуть?

Ответ хотя бы на последний из этих вопросов мне подсказала одна старая песня. Вернее, фраза из этой песни, нечаянно проскользнувшая в памяти. «Ты их в дверь — они в окно». И ведь действительно: можно открыть окно и выскочить. Не разобьешься… по крайней мере, если окно находится на первом этаже.

Насчет того же, покидать или не покидать странный дом, вопрос для меня не стоял. В чужом жилище делать нечего — даже в заброшенном. И тем более, если поместили меня сюда помимо воли. Да еще не дают возможности выйти цивилизованно. Чувствуешь себя зверем в клетке… или жуком в спичечном коробке.

С такими мыслями я нарочно выбрал окно побольше. Высотою чуть ли не в человеческий рост и с очень низким подоконником. Со всей силы рванул пропыленную, обесцвеченную временем, занавесь. Ветхая ткань рвалась и расползалась под моими руками. Чем вызвала приступ злорадного торжества.

А из разоблаченного окна мне навстречу хлынул поток света — яркого, с непривычки слепящего. Пришлось зажмурить глаза… после чего я очнулся вновь. И на сей раз, как надеялся, по-настоящему.

Приподняв голову и осмотревшись, я обнаружил себя лежащим на тротуаре. Если точнее — на тротуаре Второй Полевой улицы. Той самой, пробки на которой не раз задерживали меня в пути до универа.

Пробки! Сам того не желая, я вспомнил последнюю поездку на маршрутке. Ту доблесть, с которой ее безвестный водитель прорывался через очередной затор. И закономерный финал этой доблести — предшествовавший видению дома без выхода.

А финал ли? Искореженная маршрутка обнаружилась неподалеку. Почти прижатая к тротуару… и соседствующая с темно-красной легковушкой. Раздолбанной вообще вдрызг. Место их нечаянной встречи было огорожено полосатой лентой вместе с изрядным куском проезжей части.

Рядом дежурила пара гаишников. А транспортный поток потихоньку протекал мимо. Каждый автомобиль или автобус объезжал место аварии бережно и словно с опаской. Как будто водители их желали находиться от смерти как можно дальше.

При мысли о смерти внутри похолодело. Хотя чего уж там, се ля ви, валар моргулис… Возле маршрутки и легковушки суетились спасатели, санитары. Что-то извлекали наружу… что-то. И укладывали на носилки, укрыв с головой. Если она конечно сохранилась — голова.

Но я-то жив! Более того, ни боли не чувствовал, ни крови на себе не обнаружил. Даже царапины не было. И одежда сохранилась на диво прилично. Только вот… папке, похоже, повезло меньше. Папке, в которой я возил конспекты, ручку, а в случае надобности — задачники и методички. Ну да велика ли потеря, если сам жив остался. Тем более что самое ценное для студента я предпочитал возить в карманах куртки. Студенческий билет, деньги, транспортную карту и мобильный телефон.

Обшарив карманы, я немало обрадовался этой своей привычке. По крайней мере, три из четырех перечисленных предметов обнаружились на своих местах и в полной сохранности. А вот мобильник, увы, не работал. Превратившись не более чем в бесполезную коробочку из металла, пластика и жидких кристаллов.

Но что значит сломанный телефон в сравнении со спасенной жизнью! В этой аварии погибло, наверное, не меньше десятка человек. А я по-прежнему топчу эту землю. Радоваться надо.

«Спасибо, что вытащили меня, — исключительно из вежливости окликнул я спасателей и санитаров, — ну… раз я не пострадал. Могу идти?»

Но ни санитары, ни спасатели не произнесли в ответ ни слова. Лишь один оглянулся, щуря глаза, как при встречном ветре. Да еще на мгновение вроде прислушался… к чему-то. А затем, как ни в чем не бывало, вернулся к работе.

Само собой, обижаться ни на этого человека, ни на его коллег, я не стал. Ясно же, им не до меня, того единственного, кто почти не пострадал. При целой груде трупов — как уже извлеченных из маршрутки и легковушки, так и ожидающих своей очереди. Понимая это, я не сказал больше ни слова. А молча пролез под полосатой лентой.

И следом задумался: а что же дальше?

Судя по посветлевшему небу, да поредевшему потоку машин, пасмурное осеннее утро успело смениться осенним днем. Столь же пасмурным. А поскольку пар на понедельник назначено было всего три, тащиться в универ уже не имело смысла. Последняя из сегодняшних пар закончилась в двадцать минут первого.

Понятно, что в преддверии очередной лекции по матанализу мне таки придется зайти в деканат. Просить злополучный допуск. Но я почему-то не парился на сей счет. Как жертва ДТП рассчитывая на снисхождение и зловредного профессора, и родного декана.

Решение вопроса с допуском я с легким сердцем отложил до завтра. Как минимум, хе-хе. А пока решил воротиться в общагу. Для чего направился к ближайшей автобусной остановке.

Ждать автобуса долго не пришлось. Минут пять, если не три. Еще с несколькими людьми, в ожидании стоявшими у края тротуара, я влез в просторный салон. Пассажиров было уже немного — не утро все-таки. Хотя и свободного сидячего места мне не досталось. Что и неудивительно. Коль места эти заблаговременно оккупируются старушками. Ибо они хотя бы городу катаются бесплатно. И эти с успехом пользуются.

Удивило меня другое. На протяжении двадцати минут пути я по привычке держал наготове транспортную карту. В ожидании кондуктора. Но кондуктор… вернее, кондукторша, так ко мне и не подошла. Не замечала будто.

Не стал и я заморачиваться, предаваясь мукам совести из-за неоплаченного проезда. А как только подошла моя остановка, спокойно покинул автобус, зашагав к сереющему впереди корпусу общаги. И никто даже не попробовал задержать студента-халявщика.

— Здравствуйте! — вежливо окликнул я пожилую комендантшу уже на проходной, — ну… я к себе?

И подкрепил эти слова предъявленным студенческим билетом.

Коменда, чье имя-отчество я никак не мог запомнить, в ответ промолчала. Просто-таки демонстративно, блин! А лишь уставилась на меня с недобрым чекистским прищуром. Ощущение в тот момент было — как будто ее взгляд пронзал меня насквозь.

Под этим взглядом я сперва попятился… инстинктивно. А затем, опомнившись, метнулся к турникету. О ключе от комнаты при этом даже не подумал — по привычке. Потому как был уверен: кто-то из соседей наверняка там найдется.