Dum spiro, spero (СИ) - Страница 7
После этой фразы я поднимаюсь на ноги, забираю протянутую Прим фотографию и иду к выходу. Медленно возвращаюсь к себе в сектор, стараясь не думать над последним вопросом маленькой девочки, которой пришлось стать взрослой слишком рано, как и ее сестре. Что они могут сделать с Китнисс? Да все что им угодно. Переломать кости, изуродовать до неузнаваемости, свеcти с ума? Мне действительно страшно думать об этом.
Как только я возвращаюсь к себе в отсек, в динамиках перестают звучать уже слабые отголоски сирены. Вместо него Койн произносит речь, в которой подчеркивает, что все это - не учебная тревога. Она сообщает о том, что в интервью Сойка-пересмешница, то есть Китнисс Эвердин, победитель Дистрикта-12 сообщила о возможном нападении на Тринадцатый, и…
Ее речь прерывается из -за падения бомбы. Громкий звук, от которого, кажется, трясутся стены, и в голову лезет только одна короткая мысль: «Мы все умрем». Свет гаснет, в наступившей тишине слышны только плач маленьких детей, чей-то истерический смех и вскрики. Видимо, эта бомба шокирует даже людей, привыкших все время жить под угрозой бомбежки.
Свет мигает и вдруг начинает работать ровно, освещая все вокруг неярким светом, так не похожим на обычный пронизывающий свет Тринадцатого. Голос недовольной Койн сообщает о том, что информация, полученная от Китнисс Эвердин, подтверждена. Она замечает, что датчики показывают, что первая бомба была хоть и мощной, но не ядерной, и напоминает о том, что во время бомбардировки все должны оставаться в убежище и ждать дальнейших указаний.
Остаток дня протекает для меня как в тумане. Я не помню, как ел в специально отведенном углу, как стоял в очереди чтобы попасть в ванную комнату, как что-то отвечал на вопросы отца, кивал в ответ на реплики брата, слушал то, что мне пыталась втолковать мать. Я очнулся лишь тогда, когда поздно вечером упала еще одна бомба, и когда я уже надеялся, что все закончилось. Она, кажется, была мощнее чем предыдущая, о чем нам тут же сообщает Койн.
Следующие четыре дня меня мучает вопрос, что же может меня сломить. Ведь именно к этому решению пришли мы с Прим, когда говорили о Китнисс. Что сможет изменить меня до неузнаваемости, заставить страдать и днем, и ночью? Из-за чего мое сердце разлетится на миллиарды осколков, исполосовав все внутри меня? Правильно. Только одно. Смерть Китнисс. Я никому не говорю о моих размышлениях, об этой уверенности, преследующей меня круглосуточно. Мне страшно даже подумать о том, что об этом может догадаться Сноу.
За это время падают еще шесть бомб. Разрушений много, но они не критические. Между атаками проходит множество часов, но стоит только обрадоваться тому, что все закончилось, как стены вновь сотрясаются от удара. Капитолий хочет ослабить Тринадцатый, но не уничтожить. Зачем уничтожать то, что хочешь захватить? Глупо, правильно.
Никто не знает о том, что сейчас происходит во внешнем мире. Экраны телевизоров не загораются, мы слышим лишь голос Койн, сообщающий нам о типе бомб. Она не говорит ни одного лишнего слова, ничем не подбадривает жителей Тринадцатого. Мне кажется это глупым, но в какой-то момент Порция подсказывает мне, что она ждет, что всех поддержу я своим оптимизмом. Джоанна, которая присутствовала при этом разговоре, лишь удивленно хмыкнула и заметила, что Койн слишком плохо меня знает.
В какой-то момент мне кажется, что я больше не выдержу этой неизвестности. Мир, который я старательно восстанавливал из праха, стараясь быть оптимистом, рушится, как карточный домик, из-за одного интервью с человеком, которого я люблю. Часами я сижу на верхней полке, закутавшись в свитер, одеяло или плед и смотрю на фотографию Китнисс, зачастую освещая ее фонариком. От предложений отца поиграть в карты я отказываюсь, хотя раньше мог сидеть за ними часами. Прошу Порцию найти другого собеседника, когда она хочет обсудить какой-то вопрос. Джоанну с ее шутками пропускаю мимо ушей. Лишь общество Энни я могу стерпеть просто потому, что она может точно также, как и я, молчать часами, завязывая различные узлы на веревке. Меня это заинтересовывает, и я спрашиваю, помогает ли ей это отвлечься. После утвердительного ответа я час трачу на то, чтобы упросить неуступчивого мужчину на складе выдать мне кусок веревки. А потом, все так же сидя на верхней полке и не отрывая взгляда от фотографии, старательно вспоминаю и воспроизвожу все узлы, которые успел пройти во время подготовки к Играм.
И вот, когда после сорока восьми часового затишья нам, наконец, разрешают вернуться наверх, я чувствую, что мне стало относительно лучше. Узнав номер своего нового отсека, мы с семьей стоим в длинной очереди к выходу, когда ко мне подходит Боггс. Выудив меня из толпы, он делает знак Гейлу, Мадж, Порции, Джоанне и Хеймитчу идти за ним. Толпа пропускает нас, преданно смотря мне в след.
Миновав длинные коридоры, мы, наконец, приходим в комнату со светлыми стенами, так похожую на наш прежний Штаб. За столом сидят усталые Койн, Плутарх, Фульвия, Бити и еще несколько человек, которых я не знаю. Кто-то принес сюда кофе, который считается здесь неприкосновенным запасом. Фульвия держит свою кружку обеими руками, будто боясь, что ее вот вот отнимут. Нам тоже вручают по чашке с густым напитком. Добавляю себе сливок и сахара, значительно улучшая его вкус. Медленными глотками пью кофе, которое терпеть не могу, как и Китнисс. Почему-то все в последнее время вызывает у меня мысли, а что же думает об этом Китнисс? Койн призывает всех к тишине, и собрание начинается…
========== Глава 6. ==========
- Итак, объявляю наше собрание открытым, - усталым, но полным бравого настроя голосом, говорит Койн. – На повестке дня у нас слегка поврежденный Дистрикт. Для тех, кто не в курсе, - она выразительно смотрит на меня, Мадж, Гейла, Порцию, Джоанну и Хеймитча, ведь мы все время провели в убежище, - сообщаю, что наши разрушения не фатальны. Пострадали лишь пара ферм и жилые отсеки. До аэродромов бомбы не достали.
- Я, конечно, все понимаю, но зачем нам такие подробности? – прерывает ее Хеймитч.
Койн открывает рот, чтобы произнести недовольную речь, но ей не дает сказать Боггс. Если честно, то от него я ожидал этого меньше всего.
- Он прав, мэм. Тем более, сейчас для нас важнее Эвердин. Если, конечно, Вашим агентам удалось подтвердить слухи.
При этих слова, я, сам того не замечая, наклоняюсь вперед, будто желая все услышать первым. Краем глаза замечаю, что Гейл заметно напрягся, а и без того бледное лицо Хеймитча, переживающего тяжелейший период в жизни в связи с отсутствием алкоголя, бледнеет еще сильнее. Даже ему сейчас далеко не безразлична Китнисс, с которой он постоянно цапается.
- Какие слухи? – Джоанна старается произносить слова ровно, но ее голос предательски срывается на последнем слове. Кто-то из приходящих ко мне в госпиталь обмолвился, что она винит себя за то, что тогда не сумела спасти Китнисс.
Плутарх обводит нас всех, лично знакомых с Китнисс Эвередин, внимательным взглядом и, наконец, говорит:
- Это лишь слухи, но… Один из наших агентов сообщил, что Капитолий заметил, что никто при бомбежке не погиб. Но то ли они догадались о шифре Китнисс, толи им просто захотелось выместить на ком-то свое зло… В общем, нашей девочке сильно досталось. Про Финника, правда, информация умалчивает.
После этих слов я с силой надавливаю на свои виски, так, что в ушах начинает шуметь кровь, а в глазах мутнеет. На несколько мгновений прикрываю глаза, давая организму успокоится. Наверно, так будет даже лучше, ведь я могу не видеть дрожащие губы Порции, Мадж, спрятавшую лицо в ладонях, Гейла, старающегося унять дрожь в руках и Хеймитча, смертельно побледневшего. Даже Джоанне, кажется, сейчас не все равно.
- И что вы собираетесь делать? – прерывая повисшую тишину, негромко произносит Мадж, уняв свои чувства. – Так ведь не может продолжаться вечно! И ребята не железные. Мы должны им помочь!
- Это рискованно и опасно. Наши агенты засветятся, могут погибнуть люди! – Койн намерена всерьез убедить нас в своих намерениях. И для кого она старается? Для людей, лично знакомых с Китнисс Эвердин и Финником Одейром? Мы же всеми силами будем убеждать ее в обратном!