Dum spiro, spero (СИ) - Страница 51

- Китнисс, - тихо зову ее я. – Китнисс, посмотри на меня.

Она жалобно всхлипывает и опадает в моих руках. Ее пальцы впиваются в мои плечи, и даже сквозь ткань я чувствую, какие у нее острые ногти. Рубашка пропитывается ее кровью. Поддерживая Китнисс одной рукой, второй я ищу в ящике над раковиной бинты.

Мы пачкаем светлое одеяло на кровати, когда я почти силой заставляю ее сесть. Склоняюсь к ее рукам, чтобы перевязать порезы. Китнисс жалобно стонет, как раненый зверь, снова начиная рыдать. У нее истерика, и я не в силах ее успокоить, потому что плачу вместе с ней.

- Пит, - выдыхает она мне в ухо, обхватив руками за шею. – Я люблю тебя.

Пожалуй, это не самый подходящий способ для признания в любви, в которой я давно уже не сомневаюсь – просто она не настолько хороша, как актриса, чтобы так играть.

- Я тоже тебя люблю, - тихо отвечаю я, поглаживая ее по спине. – И все обязательно будет хорошо, только сейчас тебе нужно успокоиться.

Но она просто не в состоянии этого сделать. Истеричные нотки в ее голосе становятся все более явными, поэтому я вынужден обратиться за помощью.

Поглаживая ее руку, я смотрю, как она спит после укола успокоительного уже на чистых простынях. Прим свернулась в клубочек рядом с ней и сейчас похожа на маленького котенка. У меня на коленях сидит Лютик, которого девочка принесла с собой.

- Ты тоже плачешь, - негромко произносит Прим, чтобы не разбудить Китнисс.

- Да, - киваю я. Мои глаза действительно красные от слез. – И мне не стыдно об этом говорить. Потому что Мадж – моя подруга. Точнее, была ею…

- Не говори так, - качает головой Прим.

Поймав мой удивленный взгляд, она уточняет:

- Китнисс никогда не говорит об отце в прошедшем времени, разве что когда рассказывает какие-то истории. Она говорит, что это помогает мириться с реальностью.

- Она у нас сильная, - киваю я. – Она справится.

У меня что-то болезненно ноет в груди. Провожу рукой за ушами кота, и тот довольно урчит.

- Ты ему нравишься, - замечает Прим. – Он никогда не садится на колени к чужим. Хотя, тебя тоже уже можно назвать своим.

Я понимаю, что она имеет в виду.

- У вас будут кольца? – задает новый вопрос Прим.

- Я не думаю, - я качаю головой. – Об этом никто не знает, кроме нас с Китнисс, тебя, Финника, Хеймитча и Плутарха, да еще нескольких людей в правительстве.

- Но это ведь неправильно! – качает головой она. – Вы же будете помолвлены.

- Да, - снова соглашаюсь.

- Их ведь не обязательно носить на пальце. Можно же и на цепочке, - она вытаскивает из-под блузки два золотых кольца на кожаном шнуре.

- Чьи это? – удивленно спрашиваю я.

- Родителей, - отвечает Прим. – Папино было у Китнисс, а мамино у меня. Но потом Китнисс отдала мне отцовское. Она сказала, чтобы я хранила их вместе, потому что я – единственное, что осталось от нашей семьи.

Я улыбаюсь, потому что понимаю Китнисс. Маленькая, все еще наивная Прим действительно символизирует все то важное и ценное, что есть в семье Эвердин – бесконечная забота и талант их матери, находчивость и ум сестры, храбрость отца. В моих братьях невозможно выделить что-то конкретное, принадлежащее матери, ведь мы все похожи на отца внешностью и характером.

- Я подумаю над этим, - киваю я.

Прим слабо улыбается, снова сворачиваясь в клубочек возле сестры. Сейчас я отчетливо вижу, насколько они разные. Смуглая кожа Китнисс сильно контрастирует со светлой Прим. Цвета их волос противоположны, как и характеры. Упрямая и гордая Китнисс является истинным воплощением их отца, которого я мало помню, а добрая и приветливая Прим похожа на меня самого. Несмотря на то, что они сестры, я даже мог бы сказать, что они происходят из разных сословий: Китнисс из-за ее внешности можно отнести к Шлаку, а вот белокурая Прим больше похожа на городских жителей. Это можно очень легко объяснить – различия их родителей ярко выражаются в дочерях.

- О чем ты задумался? – снова тихо спрашивает Прим, чуть приподнимая голову.

- Это не важно, - я качаю головой. – У тебя сегодня нет дежурства?

- Нет, сегодня у меня выходной. Только курсы в три часа. Знаешь, я думаю, что они готовят меня на врача! – ее лицо освещается улыбкой, и я сам невольно приподнимаю уголки губ.

- Они были бы полными дураками, если бы не заметили твой талант, - замечаю я.

- Мама сказала, что они наблюдали за мной, пока я помогала ей. Я, конечно, кое-что умею благодаря маме, но мне еще многое нужно узнать!

И внутри меня будто кто-то зажигает лампочку. Тьма, боль и страх, которые роятся там, отступают на второе место. В нашем Двенадцатом у Прим не было бы никаких шансов стать врачом, но не здесь. Вот оно – то, ради чего стоит бороться.

- У тебя ямочки на щеках, когда ты улыбаешься, - хриплым из-за сна голосом замечает Китнисс.

- Привет, - улыбается Прим.

- Как ты себя чувствуешь? – я склоняюсь над ней, накрывая ее ладонь своей.

- Как будто меня переехало поездом, - она морщится, приподнимаясь на локтях. – А еще я очень хочу пить.

Прим протягивает ей стакан с водой, и Китнисс делает несколько глотков, а затем ласково треплет сестру по голове. Прим снова улыбается, а Китнисс сжимает мою ладонь.

- У тебя все хорошо? – спрашивает девушка, когда Прим уходит.

- Ну, насколько это возможно в данной ситуации.

Я жалею об этой фразе, когда на глазах Китнисс снова наворачиваются слезы, и она утыкается лицом в мою рубашку.

- Тише, - шепчу я, хотя у меня болит все внутри. – Не думай об этом.

- Не могу, - она качает головой. – Она – моя подруга. Я не могу просто вычеркнуть ее из своей жизни и забыть, как страшный сон.

- Я тоже не могу перестать о ней думать, - киваю я.

- И это нормально. Когда умер папа, я тоже не могла успокоиться.

Вместо ответа я обнимаю ее.

- Прим предложила нам носить обручальные кольца, - тихо говорю я. – На шее, как кольца твоих родителей.

- А, думаю, она их даже показала, - кивает она. – Прим не снимает свою цепочку с тех пор, как мама отдала ей свое кольцо.

- Оно напоминает тебе об отце?

- Да. И маме ее кольцо тоже, поэтому они у Прим. И я не против по поводу наших колец. Только надо спросить об этом у Плутарха, я не знаю, что он скажет нам на это.

- Он не может нам этого запретить, - замечаю я.

Вместо ответа она целует меня.

Через некоторое время мы уже идем в сторону кухни. Китнисс нервно сжимает мои пальцы, и я знаю, что она сильно волнуется. Резко останавливаясь, я поворачиваю ее к себе, смотрю в глаза и спокойно произношу:

- Я не обязываю тебя делать это, Китнисс. И никто не в праве заставить тебя выходить за меня. Если ты не хочешь этого, мы можем уйти. И я не буду винить тебя.

- Я не хочу менять своего мнения, - отвечает она. – И я не жалею. Просто… Мне страшно, - честно признается она. – Всю жизнь я думала, что никогда не выйду замуж, и сейчас это меня пугает, понимаешь? И мне почему-то кажется, что из-за этой помолвки и дурацкого обряда все изменится, но мой мир меняется так часто, что я уже не жду от этого ничего хорошего.

Сказанное ею звучит настолько наивно и по-детски, что я невольно улыбаюсь. Китнисс недовольно смотрит на меня, не находя причину для веселья.

- Ничего не изменится, - я качаю головой. – Я все так же буду тебя любить, и мало кто об этом вообще узнает. Твой мир может измениться из-за каких-то глобальных событий, а не из-за дурацкого обряда, как ты это называешь. Можешь считать, что меня просто повысили в ранге по отношению к тебе.

- Ну, да, - она улыбается, словно от облегчения. – Был парень - стал жених.

- Вот видишь, - я улыбаюсь ей в ответ, целуя ее.

***

- Ты пойдешь? - негромко спрашиваю я у Китнисс однажды утром.

Она замирает, все еще глядя на себя в зеркало. Закрывает глаза, чуть сгорбливается. Я смотрю на ее отражение в зеркале, отмечая про себя, что темные круги под ее глазами все больше и все сильнее контрастируют с неестественно бледной кожей.