Дух воина (СИ) - Страница 63

— Отпусти жену, Баяр-ах, никуда она от тебя не денется. Сядь. Тут, как я понял, Большой Совет? Вовремя мы…

Нурхан-гуай весело оглядывается по сторонам, все замечая: и пустующее место хана, и отводящего глаза Иргана, и взволнованно переговаривающихся тысячников. Замечает все и Баяр. Медленно и степенно он подходит к низкому креслу, которое раньше занимал его отец и опускается на него, притягивая жену прямо на колени к себе. Он – претендует. Теперь это ясно каждому.

Внезапно один из тысячников вскакивает и низко кланяется.

— Мой хан, прими мою саблю и мою жизнь.

Это – отец Охтыра.

— И мой кнут прими, Баяр-ах, – подходит ближе Нурхан-гуай.

— И мой кинжал, – Аасор бросает к ногам Баяра тот самый, между прочим, кинжал.

— И мою саблю прими, брат, – неожиданно кладет на землю тяжелый палаш Ирган.

И старая Эймира облегченно выдыхает: четверо из шестерых ее сыновей живы и невредимы. Все же судьба очень милостива к ней.

Баяр склоняется к брату:

— Ты не будешь сражаться? Почему?

— Отец не раз говорил, что ты – его наследник. Кто я, чтобы ему возражать? Карын вон посмел – и был убит. Предки покарали его. Надеюсь, Баяр, в моей жизни будут не менее великие сражения?

— Будут, – подтверждает Баяр. – Весной пойдем на иштырцев. Слишком много воли они взяли, слишком часто нарушают границы. Но для начала – соберем войско, равного которому не бывало еще в степи. Отныне даже женщины смогут учиться стрелять и ездить верхом. И если захотят – пройдут Тойрог. О кохтэ узнают все племена. Мы покорим восток и запад, и север будет платить нам дань. Пришло время великих сражений.

При словах о сражениях и победах вспыхивают глаза у молодых сотников. Старцы переглядываются, а женщины качают головами. Никто уже не вспоминает о Карыне, каждый спешит высказать свое мнение о том, куда нужно идти в первую очередь. Баяр щурится довольно, а потом отправляет Дженну в женский шатер.

Большой Совет собирается редко и только по очень важному поводу. Например – для обсуждения грядущих военных походов.

А воины уже ведут упитанного молодого буйвола и ставят на очаги котлы. Будет пир. И новая клятва на крови и золоте.

Наран отправляется за своей уже сотней. До первого снега нужно перегнать стада, привести женщин и детей. Ему даже смешно: уходила из стана хана Тавегея сотня воинов, а вернулся целый народ с шатрами, женами, сыновьями. С козами и овцами, с запасами продовольствия. Ай да Баяр – славный из него выйдет хан!

***

Сулима Баяр убивать все же не стал. Заглянул в глаза матери, послушал мольбы сестры – и махнул рукой. Приказал отрубить хромоногому мизинцы, дать коня и провиант – да и отпустил в степь. Жизнь сама рассудит, кто прав, кто виноват. Матери он объяснил план Сулима: убить Баяра и натравить его сотню на виновного в смерти брата Карына (можно заодно прикончить Илгыз и Дженну, ну а если не выйдет – да и плевать, что ему сделают две слабые женщины?). Кто остается из сыновей хана? Ирган, конечно. Красивый, сильный и послушный. Как он слушался Карына, так и Сулим смог бы через него управлять народом. Ради власти он не пожалел бы потом и младших братьев.

Конь вернулся через неделю, тело брата, вернее, то, что оставили от него шакалы, воины тихо сожгли в степи, ничего не сказав ни Эймире, ни Листян.

Илгыз к первому снегу родила дочь, которую наотрез отказалась отдавать в шатер Баяра. Ее никто не трогал: кормящая мать священна. Да и после она вела себя скромно, стараясь Дженне на глаза не попадаться.

Женька тоже родила Баяру сына на исходе зимы. И событие это, пожалуй, запомнились всем надолго. Ругалась она очень громко на двух языках, рычала, что никогда больше Баяра к себе не подпустит, проклинала женскую долю и выла, что лучше сто раз пройти Тойрог, чем один раз родить. Аасор, правда, потом сказал Баяру, что роды были легкие и довольно быстрые, ребенок не слишком большой и вообще – вместо успокаивающих и снимающих боль отваров ханше нужно было выдать пару ударов плетью, мигом бы родила. Баяр только усмехался молча, принимая в свои руки долгожданного сына.

Здорового крепкого мальчика назвали Асаханом, хотя Женька и пыталась предлагать более привычные имена. Но обычно во всем уступающий жене Баяр тут настоял на своем, и она, пожав плечами, согласилась: Асахан так Асахан. Будет звать сына Сашей. Кто посмеет ей возразить?

Матерью, стоило признать, она стала скверной: никакого умиления и восторга Женька от материнства не испытывала, да и грудью кормила недолго – быстро отдав младенца кормилице, вскочила в седло да вместе с мужем выезжала в обходы. Зато, как и ожидалось, Баяр сына обожал и с рук его не спускал, когда был в стане. Его любви хватало на всех: и на Женьку, и на малыша Асахана, и на мать, которая охотно возилась с внуками, постепенно оживая и снова чувствуя себя нужной.

Эта зима стала, пожалуй, самой счастливой и спокойной в их жизни. Дальше их обоих ждали великие битвы и новые союзы.

Раннее утро. Небо на востоке растекается розовыми полосами. Еще свежо после ночи, но воздух уже тяжелеет. Это лето выдалось в степи жарким необычайно.

— Почему я? – ворчит Женька. – Ты и сам можешь. И Аасор.

— Что я могу? – фыркает Баяр. – пару тучек могу. А ты сильная. Вспомни, как зимой вышло.

Женька краснеет. Когда она на исходе зимы рожала сына, то призывала на голову Баяра всяческие невзгоды — например, чтоб его снегом засыпало. О чем-то более серьезном она бы не подумала даже. Но снегом их засыпало – да так, что откапывать овец пришлось. Ох, как ругался тогда шаман!

А теперь Баяр вывез жену подальше от стана и принялся учить, как вызывать дождь – засуха затянулась, река обмелела, травы становилось все меньше. Ночь они провели под открытым небом, а сейчас он посадил обнаженную Дженну между своих колен, обнял ее, прижимая к себя и тихо мурлыкал ей на ухо:

— Давай, сайхан, думай о дожде. Жди его. Желай всем сердцем. И зови: бороо.

— А обязательно это делать голой? – ворчала Женька, выгибая спину и опуская затылок ему на плечо. Какой там дождь, о чем она вообще может думать, когда его пальцы мягко ласкают ее грудь? — Для огня ничего такого не требовалось. Ах!

— Обязательно, – смело врет Баяр, прижимаясь губами к изгибу шеи жены. — Вода же. Ты же не купаешься в одежде?

— М-м-м… дождь… тучи… бороо…

Его губы продолжают путешествие по плечу, а пальцы скользят вниз по животу. Баяру тоже уже совершенно не до магии. В стане летом слишком много дел. Войско готовится к очередному походу, да еще жара стоит такая, что в шатрах никто не спит, только снаружи. А это значит – жену свою он не ласкал вот так уже пару недель, если не больше. После родов она стала еще красивее. Округлилось тело, грудь стала больше, бедра круче. Она больше не угловатый мальчишка, а взрослая и очень желанная женщина.

— Бороо-о-о… — зов дождя больше похож на жалобный стон, и мужчина жмурится, вздрагивая.

Дженна извивается, оборачивается, ловя его губы, дышит уже часто и поверхностно. Такая отзывчивая, такая горячая! Как же ему хочется взять ее, распластать на земле и обрушиться на ее тело, подобно тому долгожданному дождю! Но Аасор сказал, что Дженну надо вывести из равновесия, заставить “гореть” – и тогда все получится. Когда она пытается осмыслить каждое свое действие, силой внутреннего огня пользоваться у нее не получается. Она просто в нее не верит. Зато когда теряет голову – от паники ли, от страха или от страсти, результат выходит удивительной мощи. Баяр сомневался, что им нужен ураган и наводнение, но попробовать стоило. Потому что еще пару недель такой засухи – и нужно будет или уходить в земли угуров (а они стали очень напряженно на кохтэ поглядывать уже, особенно после похода на иштырцев), либо сокращать поголовье скота, что тоже Баяру делать не хотелось.

Поэтому – решил послушать шамана.

Тем более, что она так сладко стонала в его руках, что он и сам уже стискивал зубы, утыкаясь ей в волосы и закрывая глаза.