Дуэлянты - Страница 4
Антонина оцепенела от посетившей ее мысли. Она повернулась к небольшой иконе Божьей матери, висевшей в комнате в углу.
– Прости меня, за мысли мои грешные. Но… жить более так не могу. Мочи нет! – Антонина перекрестилась, села прямо на пол и разрыдалась. – Кабы дети были – утешение! А то и их нет… И откуда им взяться, коли… спим по разным комнатам.
Лизавета услышала плач.
– Неужто барыня?
Она робко постучала в дверь комнаты.
– Войди, Лизавета…
Горничная вошла и увидела заплаканную хозяйку.
– Барыня, господи! Что ж это такое-то? Отчего вы плачете-то?
– Ох, Лизавета. Да ты сама все знаешь… Чего говорить-то… – Призналась Антонина, утирая глаза платочком.
– Барыня, вы так и скажите мне, что накипело. Я все стерплю. Но что мне делать скажите: как барина от себя отвадить?
Антонина пристально посмотрела на горничную.
– Скажи мне честно: а Сергей Васильевич… Словом, он…
Лизавета догадалась, о чем хочет знать барыня.
– Нет, Антонина Петровна, ничего хорошего… Слаб он, уж больно пьет много вина да водочки анисовой. А они, как известно, не способствуют мужской силе.
– Зачем тебе это надо?
– Так выгонит ведь из дома. Рекомендации не даст. Куда я устроюсь в нашей-то глуши?
– Я дам тебе любую рекомендацию, – пообещала Антонина. – И денег дам.
Лизавета отшатнулась от барыни.
– Вы хотите от меня избавиться? Да, я виновата перед вами…
– Не винись. Дело твое – бабье, как говориться. А супругу моему не бойся отказать, коли не хорош он в постели. Пусть с другой прислугой утех ищет.
– Так ведь найдет, барыня…
– Да я не сомневаюсь. Ты иди, Лизавета, иди…
Но Лизавета не уходила.
– Что ты стоишь? – Удивилась Антонина. – Или сказать что хочешь?
– Да, хочу. Вы слыхали, что в соседнем имении хозяин новый из столицы приехал. Говорят, красивый…
Антонина обомлела.
– И откуда прислуга наперед господ все знает? А?
Лизавета улыбнулась.
– Такое наше дело – о господах все знать. Да, говорят, не женатый он…
Горничная лукаво посмотрела на хозяйку.
– Иди, воли много взяла, говорить такие речи… – возмутилась Антонина Петровна, а сама призадумалась. «И правда, Станислав хорош собой…» – подумала она и почувствовала, как ее охватывает желание… Да, да – желание! Она желала мужчину! Антонина испугалась, но затем рассмеялась… С нелюбимым мужем она и вовсе забыла: что такое наслаждение и желание!
Весь остаток дня Антонина просто не знала, чем себя занять. Перед глазами стоял сосед-помещик, Станислав Александрович Матвеев. Женщина невольно предалась излишним фантазиям: вот он – высокий, стройный, охотничий костюм выгодно подчеркивает его мужскую стать… Лицо приятное… А глаза! Глаза, хранящие безумство страсти, словно в них поселились маленькие бесенята и вот-вот выпрыгнут наружу…
Антонину снова охватило волнение: «Может пригласить Станислава в гости? Ах… О чем я думаю! Я же давала клятву верности мужу перед богом и людьми! И что с того? А если мы жили-то, как супруги всего два года, а теперь – по разным спальням…»
Всю ночь Антонину мучили кошмары. Ей снился батюшка, который венчал ее с Сергеем Васильевичем. Отчего священник бегал за ней, задрав свои одеяния, выкрикивая весьма постыдные вещи, совершенно не соответствующие его сану.
Антонина проснулась рано, позвонила в колокольчик – вошла Лизавета.
– Как спалось, барыня? – Из вежливости поинтересовалась та.
– Ужасно. Всю ночь мучили кошмары… Неси воды умыться. Да и вели Назару заложить коляску.
– Как прикажите, барыня…
Антонина привела себя в порядок, позавтракала, собрала в корзину свежей выпечки, села в коляску и приказала кучеру:
– В Ремизово.
– Это мы мигом, барыня. В Ремизово, так в Ремизово!
Назар хлестнул лошадей кнутом, и коляска тронулась в путь.
Немного отъехав от имения, Антонина подумала, что уж слишком редко она посещает родительский дом в Ремизово: а не переехать ли ей туда? – сказать мужу, что, мол, желает навести там порядок… ли еще что-нибудь…
Женщина вздохнула: ей хотелось уединиться в старом родительском доме, почитай не была она там вот уже целый год.
«И могилки маменьки с папенькой навестить надо… И как прислуга там моя? Анфиса стара уже стала… Жива ли еще?..»
До Ремизово было примерно пять верст, исправные орловские рысаки домчали барыню быстро, уж Назар умел расстараться. Перед Анастасией открылось возвышенность, на котором виднелась усадьба и хозяйственные постройки. Она издали заметила: амбар покосился… Забор и вовсе лежит на земле.
Коляска въехала во двор усадьбы, из дверей выбежала молодая девка.
– Ох, барыня пожаловали! – затараторила она. – Вот радость – то какая!
Антонина взглянула на девку и удивилась:
– А, ты, чья такая? Не припомню тебя что-то.
– Да я – внучка Анфисы! – мигом ответила та.
– Глаша?! – Удивилась барыня. – Ты выросла, похорошела. А где Анфиса?
– Ох, барыня. Занемогла бабка моя. Ноги совсем не ходят… Сидит во флигеле не выходит… А вы к нам надолго?
– Не знаю, на пару дней… А там как Бог даст.
– Это хорошо, нам здесь без вашей хозяйской руки совсем невмоготу… – продолжала тараторить девка.
– А где отец твой? – Поинтересовалась барыня.
– Так в садах яблоки собирают, он и приглядывает… Вот… Как вы велели ему пять лет назад приглядывать за хозяйством, так он и…
– Хорошо, хорошо, – перебила хозяйка словоохотливую девку. – Бери корзину, идем в дом. Да вели растопить самовар.
– Как прикажите, барыня.
Родительский дом встретил Антонину разбухшими от сырости дверями, унылым залом – нехитрая мебель была застелена домашними холстами, дабы не запылилась. Она подошла к столу, сняла с него широкий, сшитый в несколько раз холст, с него посыпалась пыль…
– Глаша!
– Я здесь, барыня!
– Сними холсты да выбей с них пыль на заднем дворе… Постели скатерть белую, что с вышивкой по краям. – Антонина любила эту скатерть, ведь ее когда-то вышивала матушка.
– Все сделаю…
Глаша сняла холсты, свернула их и направилась на задний двор.
Антонина огляделась: стол растрескался от времени, видимо сказалось то, что в последние годы дом почти не отапливался из экономии. Кресла и диван, некогда обитые гобеленом с яркими цветами, выглядели печально…
Антонина вздохнула и направилась на второй этаж, где некогда располагалась ее комната, с трудом открыла разбухшую дверь: в комнате все оставалось по-прежнему. Она подошла к окну, невольно залюбовавшись пейзажем, знакомым еще с детства…
Вдалеке она увидела всадника, он ехал неспешно через поле, прямо к дому.
– Странно, кто это может быть? – Удивилась она. – Может сосед Свиридов? Но откуда он узнал, что я – здесь?
Всадник приближался, Антонина заинтересовалась незнакомцем: она давно не принимала гостей, ведь Сергей Васильевич предпочитал сам наносить визиты своим старинным друзьям и собутыльникам.
Антонина спустилась в гостиную, в этот же момент влетела Глаша, как угорелая:
– Барыня! К вам гость!
– Гость?! Кто такой? – удивилась Антонина.
– Назвался Варфоломеем, управляющим имения господина Матвеева! – выпалила Глаша.
– Пусть войдет. Да и принеси нам чаю с булочками, что я привезла.
Варфоломей всю дорогу обдумывал план действий: Архип, следивший за имением госпожи Забродиной, донес, что барыня, вероятнее всего, направилась в Ремизово, дабы посетить родительский дом. Управляющий понял: это шанс переговорить с Антониной Петровной тет-а-тет.
Управляющий снял охотничью шляпу и поклонился хозяйке.
– Простите, сударыня, что осмелился потревожить вас… Но у меня к вам дело.
Женщина смерила взглядом Варфоломея. Она не часто встречалась с ним, последний раз это был несколько лет назад, когда она навещала ныне покойную госпожу Матвееву-Орлову. И ее поразило материнское отношение пожилой барыни к своему управляющему. В то время она не обратила на это внимания, сейчас же это обстоятельство невольно всплыло в памяти… Отчего? Антонина не знала…