Дудочка крысолова - Страница 10

Он улыбнулся извиняющейся улыбкой, развел руками. Наступила тишина, в которой три девушки осмысливали его предложение, а спустя несколько секунд она была нарушена хором протестующих голосов: Оксана с Женей протестовали от души, Алька – за компанию с ними, чтобы не отделяться от коллектива.

– С дуба ты рухнул, что ли?! – подытожила всеобщее мнение Женька. – Мы тогда до ночи отсюда не уйдем! Давай сразу проводи свои беседы!

«До ночи мы отсюда в любом случае не уйдем, – мысленно сказала ей Алька. – Но ты удачно сыграла на руку этому обаятельному прохвосту».

– Ну, если вы настаиваете… – с сомнением протянул Илюшин.

– Настаиваем! Мы девушки честные, нам скрывать нечего.

Алька мысленно зааплодировала светловолосому. «Ах ты умница! Изобразил видимость заботы о нас, без труда заработал расположение девчонок, а сам прекрасно знал, что мы откажемся…»

– Это хорошо, что нечего скрывать… Александр, где мы можем побеседовать?

– А? – встрепенулся Саша. – Да-да, конечно… Можете в соседнем помещении, там уже все подготовлено.

– Отлично.

Светловолосый снова переглянулся с насупленным, и тот кивнул.

«Вызывать будут по одной, – лихорадочно просчитывала Алька, – потом вести по коридору до соседней комнаты… Там эти двое, а даже если и один, это ничего не меняет – с ним не справишься. Хорошо, допустим, справишься. И что? Из клуба не выбраться: мимо охраны я не пройду… Думай, Алечка, думай!»

Бабкин бросил взгляд на блондинку, стоявшую возле дивана с растерянным и несчастным выражением лица, и подумал, что из троих девиц она меньше всего похожа на убийцу.

«Во всем были виноваты женщины. Дьявольские отродья, источник греха на земле. Похотливые самки, вечно алчущие недоступного, они могли обмануть кого угодно – но только не его… Нет, не его!

Он видел их насквозь. У него вызывали отвращение их попытки приукрасить себя, потуги продлить короткую молодость, и он старался держаться подальше от тех, кто вошел в пору увядания, – такие становились особенно хищными, цепкими, жаждущими свежей души и крови, словно эликсира, способного даровать им еще немного юности. Граница проходила по двадцати пяти годам. Он не раз наблюдал – всегда лишь издалека, осторожно, – как в глазах бабенки, еще вчера покорной и верной мужу, вдруг загорался бесовской огонь и незаметно для других охватывал ее всю. И тогда на лице, на теле, даже на ее одежде проступала печать порока. Юбки раздувались, потому что бесстыжий ветер лапал их жаркие бедра, и женщина млела от его прикосновений. Чепцы едва заметно сползали на затылок, и пряди волос выбивались из-под них – словно случайно. А их смех… Его передергивало, когда он слышал за собой негромкий рассыпчатый смех какой-нибудь из этих самок: смех женщины, которая смеется не оттого, что ей весело, а по какой-то другой причине. Но по какой – он никогда не мог понять.

По правде сказать, он их боялся.

Когда ему нужна была женщина, он покупал ее, как покупают еду, но, насытившись, сразу уходил. С блудницами все было честно, хотя они и считали, что своими фальшивыми стонами могут выбить из него побольше монет. Он и правда был щедр, но вовсе не потому, что верил их спектаклям.

И эта история, в которую он влип, как птица в смоляной силок, началась с женщины.

Ему нужно было задуматься еще тогда, когда он встретил ее на развилке дорог: пышная, как воскресный хлеб, волосы убраны под чепец так, что не выбьется ни одна прядь, и вся до того ладненькая, аккуратная, скромная… У большинства из них внешний вид обманчив, он это знал, но та толстушка казалась совсем безобидной.

Поначалу она испугалась, когда увидела его, и едва не припустила бежать, задрав свои юбки… Но потом поняла, кто перед ней, и на круглой мордочке отразилось любопытство. После осторожных приветственных фраз она подошла поближе и круглыми глазами осмотрела шест – он обновил его только накануне, и в какой-то мере ему стало даже приятно, что наконец-то нашелся зритель.

– Это правда Крысиный Король? – голосом, обмирающим от сладкого ужаса, спросила толстушка.

Он покосился на верх шеста, как будто не сам набивал тушки совсем недавно, и небрежно кивнул.

– О-о-о! – Она восхищенно выдохнула, и рот у нее стал такой же круглый, как глаза.

Пухлый ротик, мелкие поблескивающие зубки, крохотные капельки пота над верхней губой… Он отвел взгляд. Незачем смотреть, лишнее это…

Она начала расспрашивать: где он был, что видел… Правда ли, что крысы разговаривают перед смертью и способны даже наслать крысиное проклятие? А правда, что ребенок, увидевший крысу с раздвоенным хвостом, если успеет топнуть три раза и сказать «черт-черт-черт, золото отдай!», может выкопать клад на том месте, где крыса сбросит свой хвост? А она сбросит, конечно же, поскольку это и есть сам черт, а черти боятся, когда их узнают! А правда, что если отрезать, высушить и потолочь крысиный…

Тут она наклонилась к нему и жарко зашептала, понизив голос. Когда он разобрал, о чем она шепчет, покраснел и отодвинулся. Святой Петр, что у них на уме, у этих баб?!

А толстушка настаивала, хихикала, из скромницы, которую он увидел в ней поначалу, на глазах превращаясь в ту самую разбитную бабенку, каких он опасался больше всего, и в конце концов он вскочил и стал собирать свой скарб. Она вскочила следом, не понимая, почему он уходит, и вдруг ее осенило. Значит, у него есть это снадобье с собой! Она обошла его вокруг, подозрительно рассматривая, и что-то в его внешности утвердило ее в этой мысли. С собой, конечно! Всем известно, что они, как колдуны, могут готовить удивительные снадобья из крыс! Пусть он отдаст ей совсем немного своего порошка! Хотя бы чуточку! Не хочет отдавать? Тогда пусть обменяет! У нее с собой в корзине отборные, свежайшие яйца, и если он только захочет, она отдаст ему все…

Но он не захотел. Однако чем больше он упорствовал в своем нежелании, тем сильнее толстушка убеждалась, что средство и впрямь у него имеется. Еще бы, раз он не желает обменивать его! Она уже замучилась перечислять, что есть у нее дома в хозяйстве из того, что она готова ему отдать не задумываясь.

И когда он, посмотрев на небо и прикинув, что день будет жарким, стащил с себя и уложил в мешок сорочку и плащ, толстушка окинула взглядом его сухое поджарое тело и тут наконец поняла! Она поняла, что ему требуется, и, рассмеявшись над собственной недогадливостью, сказала, что согласна. Заодно они проверят, так ли действует крысиный порошок, как обещают.

Не дожидаясь его ответа, она присела рядом с ним, завязывающим мешок, придвинулась вплотную и выпятила и без того большую грудь, словно предлагая ему взвесить ее, пощупать и оценить, как на рынке оценивают мясо. Он отшатнулся, нелепо упал на спину, и она прильнула к нему, придавила сверху, схватила его руку и положила к себе на задницу. Рука тут же утонула в ней, как в перине. Самое отталкивающее заключалось в том, что все это время она не переставала болтать, и даже когда потянулась к нему своим пухлым ртом, продолжала изрыгать чудовищные нелепицы и хихикать.

Он увернулся от нее, отполз в сторону, оставив попытки сохранить достоинство, и вскочил. Толстушка перевернулась на спину и недоумевающе уставилась на него. Она вспотела, барахтаясь с ним, и теперь ее красные щеки блестели.

– Я… Я дам тебе снадобье! – выпалил он. – Без всякой платы.

Сначала она не поверила, но быстро убедилась, что он не врет, когда увидела, как аккуратно мужчина отсыпает из маленькой коробочки полпригоршни порошка. Ему показалось, что на лице ее промелькнуло разочарование, но, получив то, что хотела, она успокоилась. Сидела на траве, оправляя вокруг себя юбки, и смотрела, как он перевязывает мешок, хотя он предпочел бы, чтобы толстуха очутилась сейчас как можно дальше от него.

Когда он кивнул ей на прощанье, женщина потрясла мешочком с добычей и кокетливо сказала:

– Надеюсь, я тебя еще увижу. Расскажу, как подействовало твое средство!