Дубинушка - Страница 49

И тут я слышу, как кривит губы скептик, порицает автора за идеализм и пустые надежды. Не та, мол, это проблема, чтобы одним просветлением ума сбросить её с холки. Проблема эта мировая. Она и в Америке, и в Англии, и в Германии, и во Франции. И не потому ли во всех странах и на всех континентах не рождаются ныне Шекспиры и Гоголи, Репины и Чайковские, Ломоносовы и Суворовы?.. Не потому ли, что замутился людской разум, лакают повсеместно спиртное?..

Да уж, много в таких рассуждениях от правды. Зелёный змий, запущенный бесовским отродьем на народ русский, оказался пострашнее атомных бомб, и даже водородных, и так крепко схватил нас за горло, что теперь уж и самые могучие умы не могут предсказать: вырвемся мы из смертельных объятий или доживать нам свой исторический век в резервациях, как доживают теперь жалкие остатки некогда сильнейших и благороднейших из людей — американских индейцев. Хитренький и коварный разноплемённый сброд, хлынувший на американский континент за ловлей счастья, споил аборигенов за сто лет; русских тоже заливают водкой около ста лет — достанет ли в наших головушках ума, чтобы очнуться и прогнать со святой Руси не только зеленого змия, но и тех, кто запускает его на наши города и сёла?.. О, Мать-Россия!.. Ты дала нам зоркость глаза, крепость тела, одарила мужеством духа и храбростью бойцов, которых никто не смог одолеть в открытом бою, но ты забыла ещё и вложить в наши головушки проницательность ума, способного разгадывать тайные ходы врагов внутренних. Они-то тебя и оглушают водкой, травят ядовитым пивом, путают реформами, гоняют по бесчисленным конторам, где сидят картавые чертенята, морочат тебе голову и с жонглёрской ловкостью выдергивают из твоего кармана последний рублишко, который ты суёшь в их загребущие руки, вымаливая у них милость. Когда уж ты поумнеешь, мой родимый и наивный, как дитя, русский народ?.. И поумнеешь ли когда-нибудь?..

Но нет и ещё раз нет!.. Не соскользнёшь ты в пропасть небытия, не отдашь во власть чужебесам Святую Русь!.. Вот слез с печи древний старец Гурьян, взмахнул своей немощной рукой и прогнал лиходея. И то же сделал дед Амвросий в соседнем хуторе. И перестали пить казаки, а скоро начнут рожать детей и казачки. И снова расцветут эти некогда многолюдные поселения на Дону, и зазвенят тут, как встарь, удалые казацкие песни, и во дни престольных праздников ударят колокола вновь отстроенной Николиной церкви. Будет у нас жизнь, вернутся к нам былая удаль и былое счастье!..

Около двух лет проработал Борис Простаков на строительстве храма; сдружился со многими казаками, сросся с деревенской жизнью и даже думать перестал о жизни городской, о возвращении в Москву, где у него не было ни родных, ни хорошей квартиры, а теперь уж и профессия физиолога не звала его обратно в институтскую лабораторию. А всё дело в том, что, работая в храме, общаясь ежедневно с Вячеславом Кузнецовым, человеком, убеждённым в наличии Бога и глубоко верующим в него, он и сам проникся спасительной, благотворной верой, а, поверив в Творца, задумался о своём открытии, о правомерности вторгаться в мир, сотворённый Богом, и постепенно пришёл к выводу, что прибор он свой пускать в дело не будет и в руки его никому не отдаст. Где-то он читал, что создатели атомной, а затем и водородной бомб терзались сомнениями, а пилот, сбросивший бомбу на Хиросиму, лишился разума, а затем и умер в молодом возрасте. И Борис, поразмыслив обо всём этом, окончательно пришёл к выводу, что открытие своё он никому не отдаст и науку о проникновении в клетку и молекулу бросит, а будет жить в деревне и заниматься трудом физическим, выращивать хлеб, овощи, водить животных. Делился своими планами с генералом, но тот молчал, советы давать не торопился.

Генерал тоже много работал на строительстве храма, но в последнее время у него болел позвоночник, и он не знает природу этих болей, и это его беспокоит. Борис наладил ему массажи, и генералу они помогают. Сегодня воскресенье, на работу в храм им не идти, и они позволили себе долго поваляться в постели. Борис сделал генералу массаж, и тот ожил, сказал, что теперь уж спина его болит меньше — очевидно, это у него радикулит, и он, слава Богу, отступает.

Спали они в одной комнате, генерал на своей большой родительской кровати, а Борис на диване. Сначала у них были трое ребят из бездомных, но ребята всё больше задерживались в детском доме — там им веселее, — летом работали в саду, сдружились, да так там и осели. В дом генеральский приходили, но лишь затем, чтобы помочь вскопать огород, собрать урожай, заложить его в погреб на хранение, а потом снова уходили в приют.

Генерал и Борис не спали.

— Деньги я почти все отдал Кузнецову, и тебя обобрал — вот что меня тревожит, — говорил генерал. — Но ты, Борис, не беспокойся, в погребе у нас всего много, а я получаю пенсию — вдвоём-то проживём с тобой, хватит нам на еду. А если и купить что надо из одежды, поедем в город, там на рынке за бесценок неплохие вещи можно подобрать. И хотя меня тошнит от поношенного тряпья, но что поделаешь: на новую одежду денег у нас нет. Наши деньги Абрамовичи да Ходорковские в заграничные банки уволокли.

— Не беспокойтесь, Иван Дмитриевич, я пока обхожусь, а там колхоз пойдёт в гору, что-нибудь платить будут. Прошлой осенью сад большую прибыль принёс, Елизавета Камышонок всем деньги давала, и мне немного от неё досталось. Я у них с месяц отработал. Хватит мне пока, потом к Денису Козлову на ферму пойду, вот так и проживём.

— Да, Денис молодец. Он многим работу даёт и на зарплату не скупится. Сам же и на храм ходит, иногда и всю смену, а то и полторы отработает. Много тут у нас в станице хороших людей, помогают друг другу. Вот уж где он проявляется, русский характер. Чем труднее жизнь, тем больше благородства мои земляки являют. Беспокойство о безденежье появилось у генерала в связи с неожиданным обстоятельством, нарушившим весь уклад их жизни: у генерала появилась женщина Нина Ивановна. Вот-вот она станет его женой. Пока она живет в районе, в прошлом работала секретарём райкома партии по идеологии; женщина молодая, ей не было и сорока, — и хороша собой, и умная, обаятельная; не исключена такая ситуация, что и жить они будут в Каслинской. Борис вдруг стал как бы третьим лишним, хотя генерал об этом не говорил. Простаков посматривал на пустующие дома в станице, примеривался, какой бы из них приобрести или просто занять и начать обустраивать. Думал, конечно, и о женитьбе. Из всех знакомых женщин ему нравилась одна Мария, но на пути к ней громоздились два препятствия, казавшиеся непреодолимыми: первое — она ещё не вошла в возраст, а второе — она, кажется, тянулась сердцем к Вячеславу Кузнецову и в соперничестве с ним он боялся потерпеть фиаско, а, кроме того — и это, пожалуй, было главным — он не хотел расталкивать локтями дорогу к своей суженой. А между тем, к Марии он испытывал большую симпатию и был почти уверен, что симпатия эта давно переросла в любовь и ему будет больно, если она выберет другого.

Поднялся, подошёл к генералу, сказал:

— А ну, ложитесь на живот, буду делать массаж.

И принялся массировать ему спину. А когда закончил, стал приготовлять завтрак.

Хорошо было генералу с этим сильным, умным и на редкость душевным человеком. Генерал, наблюдая его в повседневной жизни, думал: вот такие люди, наверное, угодны Богу, такими бы он хотел видеть всех людей на земле. И с грустью думал, что рано или поздно, но этот человек отойдёт от него и станет налаживать собственную жизнь.

К завтраку на открытой заграничной машине приехала Нина Ивановна. Она привезла какую-то новую мазь и стала растирать спину генералу. Дом с её появлением всегда наполнялся звонким голосом, заразительным смехом; Нина Ивановна отличалась всегдашней весёлостью и неистребимым оптимизмом. Это был ещё один русский характер; тот самый человек, с которым и легко, и весело, и все трудности казались пустяками. И однако же главным достоинством Нины Ивановны была её внешняя привлекательность и обаяние. Это был тот самый тип женщины, которую вроде бы и не назовешь красавицей, но в которой было всё прекрасно: и большущие, излучающие тёплый свет серые глаза, и ямочки на щеках, и такое телесное совершенство, которое можно встретить только на подиумах, где демонстрируются моды. Не знаю, что бы о ней сказал Некрасов, но мы, не мудрствуя лукаво, заметим, что Нина Ивановна была хороша со всех сторон и характер имела золотой: мягкая, готовая во всём помочь и услужить. Генералу её, что называется, Бог послал.