Дрянной мир. Книга 2 (СИ) - Страница 38

Но больше всего меня удивил именно третий бой. Последняя схватка обещала быть самой страшной из тех, которые пришлось бы пройти мне за то небольшое время, которое я провёл в этом странном мире. Каково же было моё удивление, когда заместо самого лучшего из гладиаторов я увидел громадного чёрного воина в толстых воронённых доспехах, который тащил одной рукой целую связку трупов, скреплённых между собой человеческими кишками, а другой держал за чёрную морёную рукоять устрашающего вида двуручный тесак, мерно болтающийся на его плече? На Мак’хатара вид воина произвёл неизгладимое впечатление, и мой человеческий товарищ на время даже остановился, встав в боевую стойку, понадеявшись, что его опыт и умения смогут остановить всю ярость окровавленного воина.

Чёрный мечник двигался неспеша, словно даже подтанцовывая и покачивая тесаком в ножнах. Весть его тяжёлый воронённый доспех был покрыт успевшими начать засыхать пятнами крови, а вокруг шеи перекинуты и несколько раз обвязаны человеческие кишки. У каждого из тянущихся за ним трупов был вскрыт живот, показывая собравшейся на трибунах и погрузившейся в полную тишину толпе, что жалости к надсмотрщикам арены быть не может от слова «совсем». Впрочем, несмотря на свой ужасающий вид, можно было почувствовать за воронёнными доспехами воина радость. Радость не сколько от очередных кровавых смертоубийств, сколько от долгожданного воссоединения если и не друзей, так уж точно боевых товарищей, которым удалось совершить воистину невозможное, забравшись в самый охраняемый город всего известного мира.

— Привет, Грегор! — пробубнил из-за закрытого забрала мой старый темнокожий воин, приветственно махнув мне рукой с зажатой в ней верёвкой из человеческих кишок, — Сейчас начнётся представление, которого этот город ещё никогда не видел!

— Люди Лунного Города, вы многие десятилетия жили под гнётом грязного сандалия патрициев, свято веря в их искусную ложь, которой навалом они кормили ваши умы. Вы рождались и умирали с твёрдой уверенностью в умах и душе, что ваша власть не может обмануть вас. Каждый из вас был готов разбить лоб в молитвах за свою стену, уверовав в то, что вы остались единственным во всём мире, кого не поглотила чума орочьего нашествия. Вашим семьям приходилось отдавать своих прекрасных сынов и дочерей, едва только кто-то видел в них самую маленькую каплю магии, тогда как Орден разрастался больше и больше, купаясь в богатстве и славе, якобы убивая целые орочьи армии, которые должны кишеть вокруг вашего любимого города, но фактически именно они прятали от вас куда более страшную правду. Да, Фронтайн пал, многие славные воины королевства отдали свои жизни за то, чтобы человечество продолжало жить от Чёрного Хребта до Пиратского Побережья. Тысячи ополченцев, рыцарей и простых воинов сложили свои головы, но смогли остановить орочью чуму. Целые армии сошлись в тяжелейшем сражении, борясь с орками настолько яростно, что закипала сама сталь. Доспехи плавились и мешалась с горячей кровью, но эта цена помогла человечеству выжить.

Уверенный голос Агнара летел над покрытой кровью ареной, многократно отражаясь от сводов и арок. Виверхайн наконец показал свою королевскую натуру, стальным молотов вбивая истину в умах, поражённых жизненными поворотами лунногородцев. Тысячи и тысячи умов разрывались и снова сшивались словами одноглазого короля, которые стали связующей нитью нового мира, в который только сейчас входил Лунный Город. Сотню в их души калёнными гвоздями вбивали мысль о их исключительности, а теперь им оставалось осознать обратное. В умах жителей города до сих пор не было того необходимого понимания, что они не одно единственное поселение посреди гиблых земель, не имеющих никакого человеческого правителя, а часть всего остального человечества, где существуют никак не меньшие опасности, чем многочисленные кровожадные орочьи ватаги. Всё-таки, именно изворотливый человеческий ум являлся самым страшным оружием, способным рушить империи и целые государства.

— Сотню лет вами правили толстосумы и старики, решившие, что они достойны править последним осколком настоящего Фронтайна, но кто они на самом деле? Глупцы, желающие не процветания городу, а только ещё больше власти. Вы можете не верить моему слову, но магию из ваших детей они собирали для того, чтобы загубить ещё больше человеческих душ. Сотни тысячи и даже миллионы ни в чём неповинных людей станут платой за желание власти ваших патрициев. Они настоящие жнецы смерти, желающие только одного — власти. Но я прибыл сюда не просто так. Сегодня я готов объявить поражение этих жадных патрициев. Сегодня день, когда над Лунным Городов вновь должны подняться стяги Королевства Фронтайн. Меня зовут Агнар Виверхайн. Я последний из своего рода и тех, кто может законно претендовать на титул короля Фронтайна!

Едва только вырвался последний звук из рта Агнара Виверхайна, как со своих мест повскакивали многочисленные воины с надетыми на их лица золотыми масками. Действовали они настолько быстро и слажено, что явно было видно, что подготовка занимала не один час. Мятежники побежали по широким трибунам, нанося точечные смертельные удары, тщательно выбирая себе цели, которые ранее поддерживали режим совета патрициев. Их стилеты забирали жизнь за жизнью, и многочисленные повстанцы бежали к красным шатрам, не видя перед собой большей задачи, чем месть за тысячи жизней, незаконно забранных красными дураками, возомнившими себя единственной законной силой этого мира. Патриции плевали на мнение людей и голоса богов, а я чувствовал, как кинжалы златоликих повстанцев желают смерти своих обидчиков.

На трибунах поднялся страшный вой. Люди, завидев как жестокость поднялся с арены на их трибуны, моментально озверели от поглощающего их страха, становясь толпой, желающей защиты и ничего большего. Они бежали, толкали друг друга, спихивали своих недавних друзей с высоких трибун. Люди падали, ломали своих кости и рвали жилы. Кровь потекла по белым камням, а крик древнего ужаса ветром разнёсся по всему городу. Даже самые отдалённые от Колизея районы теперь знали о том, что в Лунном Городе появился новый претендент на власть. Претендент, которому будет плевать на все устои морали и чести. Претендент, чей ум столь же остер как покоящийся в ножнах клинок, который он не побиться напитать кровью в случаи большой нужды.

Когда мятежники достигли шатров, где прятались облепленные множеством охранников патриции, то они не ворвались внутрь, а вытянули из-за своих поясов небольшие тёмные шары, которые подожгли от огня жаровен, после чего отправили их в полёт. Послышались раскаты множества мелких, но мощных взрывов, сотрясающих белые стены Колизей, запятнанные кровью тысяч погибших здесь людей. Взрывы раскрывались огненными цветами, вынуждая Смерть забрать новые души при помощи разлетающихся по всем сторонам роем стальных осколков, заставляя смотреть на эти смерти всех остальных с открытыми ртами. Даже тотальная паника, схватившая толпу склизкими щупальцами, отступила перед зрелищем всей мощи пороха. Чёрное адское зелье, предзнаменовавшее становление новой эры.

Я глянул в лицо Мак’хатара, наблюдая как он, удивлённо разинув рот, рассматривал творящийся на широких трибунах хаос. Сложно было его в этом обвинять из-за того, что никогда этот темнокожий гладиатор не видел такой мощи, способной убить не одного и даже не троих человек, а несколько десятков и даже сотен. Это я, человек из куда более развитого мира, был преисполнен большим количеством кадров применения оружия, мощь которого была способна снести не то что человеческие толпы, а целые древние города, но с Мак’хатаром ситуация была определённо иной. Он не видел взрывов водородных и ядерных бомб, никогда не наблюдал плотные облака иприта, выжигающего человека изнутри, не слышал страшного воя разлетающихся суббоеприпасов кассетных снарядов.

Наконец-то Гаух повёл нас с арены, пользуясь наконец возможностью улизнуть во время продолжающейся паники. Отбросив наконец свою гирлянду из человеческих тел, он споро побежал по сети многочисленных узких туннелей под трибунами Колизея. Я прямо чувствовал, как мой новый товарищ был полон сложных вопросов, на которых ему определённо хотелось бы получить ответы. Сейчас предоставить их ему я никак не мог, но надеялся на его благоразумие.