Дружинник (СИ) - Страница 44

— Как вам будет угодно господа. Стреляли мои люди. Но заказчика я не знаю. Он связывался через посыльного. Передал сведения и аванс. Парни выследили молодого человека и пристрелили его. Но поскольку он остался жив, со мной больше никто не связывался и полную сумму не выплатил. Это всё, что я знаю. Можете делать, что угодно, но больше мне нечего сказать, и Воротынские будут не рады тому, что вы тут устроили. Это заведение находится под их покровительством.

— Очень хорошо, — сказал Аркадий, — поедешь со мной.

Полиции не было: похоже, Аркадий договорился, с кем надо, чтобы стражи правопорядка не торопились. Но едва мы отъехали, как послышался вой сирен, а вскоре навстречу пролетели три полицейские машины.

Меня в сопровождении Виктора и Ивана отправили домой — это значило, что о результатах допроса, который Аркадий собирался устроить пленному, я, скорее всего, не узнаю, или узнаю, но лишь то, что мне положено. И это удручало.

А вскоре после моего возвращения приехала горничная — Алевтина, молодая служанка Аркадия. Он зачем-то отправил её ко мне домой, хоть я этого и не просил. Пришлось поселить её в комнате прислуги.

Я сидел в кабинете и читал книгу — одну из тех, что нашёл в шкафу. Было уже поздно, время двигалось к полуночи. В дверь постучали. Я велел войти. Это была Алевтина.

— Что-то вы, господин, сидите так поздно и в одиночестве. И не скучаете? Вам не принести чаю? Али ещё чего желаете?

Я отказался. Тогда девушка спросила разрешения прибраться в кабинете, и я позволил. Служанка протёрла стол и полки, а я сидел и наблюдал за ней. Была она невысокого роста, с хорошей фигурой и миловидной внешностью. Но что мне больше всего бросилось в глаза, так это её постоянные ужимки. Она то как бы невзначай изгибалась, демонстрируя свои формы, то украдкой строила глазки. А у меня из головы не входила мысль, что девку эту Аркадий подослал вовсе не для того, чтобы она тут пыль вытирала.

Это была очередная шпионка, которую ко мне приставили, как когда-то приставили Катрин, и которая через постель должна была втереться мне в доверие. Похоже, некоторых девчонок — отроковиц и дружинниц — специально готовили для подобных миссий, и это считалось в порядке вещей. Оно и понятно: если уж человек жизнь рад отдать за господ, то трахаться, с кем прикажут — вообще, сущая ерунда. Да и сами господа уж точно не упускали возможность поразвлечься со своими молодыми служанками, что были верны и преданны им всей душой. Передо мной всё сильнее раскрывалась неприглядная сторона шика и блеска знатных домов.

Я спросил Алевтину, давно ли та служит у Аркадия, та ответила, что уже почти год. Она оказалась отроковицей и прежде работала в боярском доме.

Закончив дела, горничная поинтересовалась, не желаю ли я ещё чего? Судя по взгляду, устремлённому на меня, я понял, что под этим подразумевалось, и наверняка прежний Михаил Барятинский даже раздумывать не стал, но мне слишком противно вдруг стало от всего этого, да и новая шпионка — без надобности. Я отослал её.

Улёгшись в свою кровать, я ещё долго думал обо всём: о Тане, о сегодняшней перестрелке, о будущем, которое меня ждёт, и выборе, который предстояло сделать. Даже не заметил, как уснул.

Разбудил меня стук в дверь. Пришёл Гаврила. Выглядел он очень серьёзным.

— В чём дело? — недовольно пробурчал я, продирая глаза и очухиваясь ото сна.

— Срочные новости, — произнёс десятник. — Только что поступили. Священная Римская Империя объявила нам войну.

Мы с Яковом сидели за обеденным столом на втором этаже его небольшого двухэтажного особнячка на набережной. Широкая двустворчатая дверь вела на балкон, но она была закрыта: на улице захолодало в последние дни, а сегодня и вовсе погода стояла отвратительная: дул промозглый ветер, срывая пожелтевшую листву с берёз, что росли во дворе, и полдня накрапывал дождь, который прекратился лишь с наступлением темноты.

За столом прислуживали две домработницы — две молодые полные девушки с румяными щекастыми лицами. У Якова были своеобразные вкусы. Эти две «пышки» ему и готовили, и убирали, и прочими делами занимались. Ещё у него служил садовник.

Ужин оказался отменным. Яков уверял, что его девчонки знают толк в готовке, и не соврал. Удивило лишь то, почему при таком качественном питании Яков оставался тощим, как щепка.

Шёл первый день официальной войны двух империй, а мы спокойно сидели и беседовали за сытным ужином, словно ничего не случилось. В городе жизнь тоже шла своим чередом. Сюда, за тысячи вёрст от линии фронта, отголоски боевых действий докатывались разве что в виде идущих на запад эшелонов с людьми и техникой, да тревожных разговоров, которые можно было подслушать возле газетных киосков, да в питейных заведениях.

Когда я сказал об этом, Яков лишь плечами пожал:

— Ну и что? Война месяца два уже идёт, а все живут, как и раньше, и всем плевать. Разве что больше молодёжи забирать стали, да и то либо деревенских, либо провинившихся рабочих. В городах народ пока не сильно тормошат. Одним словом: шумиха только. Вся эта кутерьма закончится к следующему лету. Или раньше.

— Кто-то говорит, что может затянуться, — возразил я. — Серьёзная подготовка идёт. Было когда-нибудь такое, чтоб столько техники везли?

— До нас всё равно не доберётся, — Яков вытер салфеткой рот. — Ерунда всё это. Пусть императоры подерутся немного, им полезно бывает.

— Знатные семьи война тоже затронет, — сказал я.

— Ну я-то сам по себе, частный делец, мне опасаться нечего, — усмехнулся Яков.

— Значит, тебе совсем дела нет до того, что в стране творится?

— А на кой мне подрываться? Пусть бояре и герцоги хоть передушат там друг друга. Почему меня должно это волновать? Меня больше беспокоит, что здесь, в Оханске, может начаться.

— Думаешь, сюда война докатится?

— Нет, тут свои разборки. Из-за этой передачи имущества такая кутерьма началась. Ты, наверное, слышал, что младшая ветвь отдала Барятинским заводы в слегка подпорченном состоянии? Ну вот. Барятинские недовольны, выбивают компенсацию. Заводы-то встали. А император требует сдачи заказов, и Барятинские за срывы сроков от его величества по шапке получают. Вот они и вымещают злобу на младшей ветви. А та их посылает далеко-далеко. А теперь ещё и глава наш подключился. Он-то нынче под дудку Барятинских вынужден плясать. Наследник в заложниках — ничего не поделать. Так что глава тоже требует, чтобы младшая ветвь своим бывшим врагам ущерб возместила.

— А младшая ветвь что?

— А что младшая ветвь? Ольга главу рода тоже послала куда подальше. У неё и так из-за ихних разборок в Нижнем сплошные убытки. Даже не знаю, чем закончится весь этот балаган.

— Разумно ли идти против всех? — засомневался я. — Что Ольга задумала?

— Сложно сказать. Мне вот что-то чутьё подсказывает, что Птахины-Свирины хотят отделиться, — произнёс заговорщицким тоном Яков, но тут же себя одёрнул. — Но это, разумеется, только мои догадки. Время покажет. В любом случае, какая-то передряга намечается. Ну да хватит о грустном. Расскажи хоть, откуда к нам явился, как устроился? Как тебе, вообще, город?

Пришлось поведать о себе и о том, как получилось, что попал к Птахиным на службу. Яков тоже рассказал про свою жизнь. Сейчас ему было двадцать два года, но он уже владел пятью продовольственными лавками, пекарней и скотобойней. В семнадцать лет вместо того, чтобы пойти на службу к своему рода, как это делало большинство отпрысков знатных фамилий, он уехал подальше от семьи, стал жить собственной жизнью и развивать бизнес.

— А чего ушёл? — поинтересовался я. — Обычно все идут служить. Вроде бы, так принято.

— Все спрашивают, чего ушёл, — усмехнулся Яков. — Действительно, род же тебя и приютит, и обеспечит — семья же, всё-таки. Вот только меня это не устраивает, понимаешь? Не устраивает короткий поводок, на котором меня будут держать. Я сам всего хочу добиться, и ни от кого не зависеть. Мой отец — солдат. Всю жизнь цепным псом прослужил и хотел, чтобы я по его стопам пошёл. А мне оно надо?