Дружинник (СИ) - Страница 3

Когда я пришёл к особняку, Борис Вениаминович уже ждал меня на крыльце.

Он провёл меня через парадный вход. Это было странно: насколько я знал, простолюдинам полагалось входить только через чёрный.

В большом кабинете за лакированным дубовым столом восседал Арсентий Филиппович собственной персоной. У стены, под огромным портретом какого-то родственника, развалился в кресле высокий мужчина. Закрученные вверх усы лоснились на его строгом надменном лице. «Вылитый гусар», — подумал я при первом же взгляде на этого молодца.

Я поклонился, поздоровался.

— Привёл, — коротко сказал Борис Вениаминович. — Мне остаться?

— Да, останьтесь. Присаживайтесь. Ты тоже садись, Михаил, — Арсентий Филиппович жестом указал на стул.

Наставник мой устроился в кресле подле «гусара». Я буквально кожей ощущал цепкий взгляд трёх пар устремлённых на меня глаз, и от этого чувствовал себя неуютно.

— Я слежу за твоими тренировками, — проговорил Аресентий Филиппович после некоторой паузы, — и впечатлён успехами. Всего неделя, а ты уже далеко продвинулся в своём мастерстве.

— Стараюсь, — сказал я.

— Это достойно похвал, — согласился глава рода. — Надеюсь, ты понимаешь, почему род призвал тебя на службу? Сейчас, в эти трудные времена, как никогда ранее, нам нужны способные, талантливые люди, — Арсентий Филиппович сделал паузу, побарабанил пальцами по столу. — Знаю, о чём ты думаешь. Издавна в умах культивировалось множество предрассудков, будто простолюдин не должен обладать силой, и будто чары, отличные от закреплённых обычаями — есть зло и должны быть искоренены. Даже мой батюшка, можешь себе представить, был подвержен этим устаревшим взглядам. Я же считаю по-другому. Если человеку дана сила, она дана ему не для того, чтобы подавить её в зародыше или скрывать до конца дней. Она дана нам, чтобы мы применяли её на благо чего-то большего и великого. Зачем зарывать талант, так ведь? — Арсентий Филиппович растянул рот в фальшивой улыбке. — Старики порой слишком консервативны и многое упускают. Барятинские не оценили твои способности, и каков итог? Но здесь, в этом доме, ты нашёл друзей, Михаил, и мы позаботимся о том, чтобы твой потенциал не пропал даром. Разумеется, если ты отплатишь нам верной службой.

— Благодарю за доверие, — произнёс я. — Сделаю всё, что в моих силах.

— Ты славный малый. Признаться, прежде я был о тебе иного мнения. Ты повзрослел за это время, а кто из нас в молодости не совершал ошибок? Кто старое помянет, как говорится… Полагаю, ты уже догадался, что я собираюсь принять тебя в дружину? Но прежде хочу попросить тебя кое о чём.

«Попросить? — усмехнулся я про себя. — Интересно, о чём же может «просить» боярин отрока? Вслух же я произнёс очередную учтивую фразу:

— Чем могу послужить семье?

Арсентий Филиппович перешёл на торжественный тон:

— Ты будешь участвовать в битве родов плечом к плечу с нашими лучшими воинами.

— Почту за честь, — сказал я и вопросительно посмотрел на главу рода. Вопросы задавать не полагалось, но мне же должны объяснить, что к чему?

— Тебе выпала особая честь, которой ни один простолюдин не удостаивался, — грубо и отрывисто добавил «гусар».

— Вкратце обрисую ситуацию, — сказал Арсентий Филиппович. — Вижу, ты не в курсе последних событий. Барятинские обвинили нас в подлом убийстве члена семьи. Представляешь? Эти-то убийцы и обвиняют нас! Верх наглости! Разумеется, мы настаиваем на том, что Василий Барятинский повержен в честном бою, и что они сами должны ответить за совершенное ими злодеяние, факт которого они упорно отрицают. К сожалению, конфликт этот приобрёл такие масштабы, что вызвал интерес государя нашего, и он потребовал решить наш спор согласно давнему обычаю — в битве. Чтобы Господь рассудил, на чьей стороне правда. Я подумал, что ты, как непосредственный участник конфликта, будешь рад проучить убийц твоих родителей и выйти на поле брани против нашего общего врага.

— Это противоречит обычаю, — добавил «гусар», — но мы согласны сделать исключение. Так что будешь драться в наших рядах. В броне тебя никто не узнает.

— Это… большая честь, — снова произнёс я, обдумывая сказанное. — Конечно, я жажду мести. Но мои силы ничтожны по сравнению с чарами, которыми владеют воины рода.

— Не прибедняйся, — сказал Арсентий Филиппович. — Я знаю, на что ты способен. Ты в поединке убил витязя четвёртой ступени. Это что-то да значит. Будешь сражаться на левом крыле — там обычно дерутся самые слабые бойцы третьей-четвёртой ступени. Естественно, мы не отправим тебя с пустыми руками. Борис Вениаминович обучит тебя владению некоторыми артефактами: броня, оружие — всё это будет. Битва назначена на начало сентября, у тебя есть почти три недели, чтобы совершенствоваться в своих навыках.

— Счастлив служить роду, — произнёс я с лёгким поклоном. — Сделаю всё, что требуется.

— Иного ответа я и не ожидал, — улыбнулся Арсентий Филиппович. — Значит, решено: ты выйдешь на битву. Но есть у меня к тебе ещё вопрос. Во время вашей стычки с Барятинским одну из моих дружинниц ранили. Десятник Гаврила утверждает, что рана была очень серьёзная, и шансов выжить дружинница почти не имела. Но та медсестра, которая находилась в доме во время перестрелки, к утру излечила её. Ты знаешь эту девушку? Как у неё это получилось?

Вот этого-то я и боялся. Я надеялся, что про Таню давно забыли, но оказалось, нет. Вспомнили. А мне теперь надо её отмазывать:

— Я её знаю. Она была медсестрой в арзамасской больнице. Она очень талантлива, и я не удивлён, что она помогла Катрин. Вероятнее всего, ранение оказалось не столь опасно, как утверждает десятник. Он не сведущ в медицине, и вряд ли мог поставить точный диагноз. Если бы рана действительно была серьёзная, Катрин не выжила бы.

— Видишь ли, дело в том, что мой врач, который лечил Катрин, в медицине разбирается хорошо, и он согласен с десятником: рана была не совместима с жизнью, но не смотря на это, зажила очень быстро, что невозможно, если не допустить, что к ней приложил руку врачеватель. Не знаешь, как такое могло получиться?

— Мне это неведомо, — покачал я головой. — Девушка та — очень хорошая медсестра, но не более.

«Отмаза» не прокатила. Тут были свои спецы, которые слишком хорошо понимали, что к чему.

— Что ж, жаль. В любом случае, придётся пригласить ту медсестру на разговор.

— Позвольте попросить вас, Арсентий Филиппович, — произнёс я.

— Ну.

— Только одну вещь. Позвольте мне поехать за ней. Если я объясню ей, что к чему, вести не столь сильно напугают её.

— Напугают? — усмехнулся боярин. — Её приглашает великий род. Это — честь!

— Это так, и всё же я прошу позволения лично сообщить ей вести.

— Вы близко знакомы?

— Мы — хорошие друзья.

Арснентий Филиппович подумал немного.

— И ты точно ничего не знаешь о её способностях?

— К сожалению, об них мне ничего неизвестно.

— Что ж, позволяю. Ты должен уверить её, что бояться нечего. Если у неё действительно имеются способности, им нельзя пропадать в безвестности. В моём доме им найдётся применение.

— Я передам. Но не могут ли эти способности относиться к тёмным чарам? — осторожно спросил я.

— О, нет! Конечно же нет! Тёмные чары — совсем другое. Воскрешать мертвецов из могил и духов вызывать — это тёмные чары. Дар же, служащий помощи ближним, не может быть порождением Диавола, хоть многие, к сожалению, до сих пор этого не понимают. Завтра утром поедете вместе с Андреем. Ты с ним уже знаком. К обеду жду обратно, — затем глава рода обратился к моему наставнику. — Борис Вениаминович, освободи парня от всех занятий. Эти недели он должен посвятить развитию своего искусства и обучению работе с артефактами.

Когда Борис Вениаминович и Михаил ушли, Арсентий Филиппович снова остался наедине со своим братом, Дмитрием Филипповичем, который служил воеводой при покойном отце их, Филиппе Андреевиче, а теперь — при старшем брате.