Другая дочь - Страница 2

Холмс покончил с курицей, чмокнул жирными губами и перешел к бамии.

– Ты умрешь в одиночестве, Рассел Ли. Может, сейчас тебе и хорошо, но как только тебя ремнями привяжут к «старине Спарки», все переменится. Дай мне их имена. А там глядишь, я сумею привезти сюда твою жену. И твоего ребенка. Они окажут тебе какую-никакую поддержку, семья облегчит твой последний день на земле.

Рассел Ли покончил с бамией и запустил пятерню в середину шоколадного торта. Развалил лакомство, раскопал, как экскаватор траншею, и принялся слизывать глазурь с ладони.

– Я даже заплачу тебе, – пообещал Диггер в последней попытке достучаться до человека, которому было наплевать на деньги, и оба это знали. – Давай. Известно, что ты женат. Я видел татуировку и слышал сплетни. Скажи мне, кто она. Расскажи о своем ребенке.

– Чего прицепился?

– Просто пытаюсь тебе помочь…

– Ага, притащить их сюда и выставить как уродцев – вот что ты пытаешься.

– Стало быть, признаешь, что они существуют…

– Может, существуют. А может, и нет, – оскалил зубы в шоколадной глазури Холмс. – Я тебе ничего не говорил.

– Ты упрямый дурак, Рассел Ли. Тебя поджарят, твоя жена никогда не получит пособия, твоего ребенка вырастит какая-то другая помойная шваль, которая будет гнобить его, как свою собственность. И, скорее всего, он станет таким же неудачником, как ты.

– О, о моем отродье позаботятся, Диггер. Хорошо позаботятся. Вот так-то. На самом деле я гораздо лучше побеспокоился о его будущем, чем ты о своем. Именно это называют иронией, правда? Ирония. Хорошее слово, черт возьми. Подходящее.

Холмс вернулся к лакомству и замолчал.

Обозлившись, Ларри Диггер наконец ушел. Рассел Ли бросил остатки трапезы, включая большую часть сладкого, на бетонный пол. Следовало поделиться десертом с товарищами по несчастью из камеры смертников – такова традиция. Холмс припечатал торт пяткой правой ноги.

– Вот вам ваша доля. Подавитесь, ублюдки.

Внезапно в коридоре раздался громкий треск, шум нарастал и усиливался, переходя в злобное негодующее крещендо, то замирая, то опускаясь, то взлетая от скулежа до рычания.

Это палач гонял стул, тестировал свое оборудование при 1800 вольтах, потом при 500, от 1300 до 300. Будущее вдруг стало очень реальным.

– Каким вам нравится Рассел Ли? – донеслось снаружи. – Запеченным, на гриле или поджаренным? Каким вам нравится Рассел Ли? Запеченным, на гриле или поджаренным?

Холмс спокойно сел на край кровати. Ссутулил плечи, наслаждаясь самыми отвратительными картинами, которые смог припомнить. Хрупкие мягкие горлышки, большие голубые глаза, пронзительные крики маленьких девочек.

– Ни слова не скажу, детка. Унесу твое имя с собой в могилу. Потому что была женщина, которая хотя бы прикидывалась, что любит Дрянь.

Бостон, штат Массачусетс

Джош Сандерс, врач-первогодок, плелся по ярко освещенному коридору. Он уже отработал в отделении неотложной помощи тридцать семь часов вместо положенных суток и действовал исключительно на автопилоте. Невыносимо клонило ко сну. Надо найти пустую палату. Надо поспать.

Джош подошел к палате номер пять. Свет не горел. Смутно вспомнил, что здесь все помещения свободны. На удивление спокойная ночь.

Вошел внутрь и отдернул занавес вокруг кровати, готовый рухнуть в постель. Хныканье. Хриплая полузадушенная одышка. Стон. Начинающий доктор замер и щелкнул верхним светом. Полностью одетая маленькая девочка, неизвестно как сюда попавшая, лежала поверх покрывала.

Руки на горле, глаза закатились, тело обмякло.

Смертельная команда была хорошо обучена. Трое охранников заковали Рассела Ли в кандалы и скрепили цепь на животе. Холмс сообщил надзирателю, что в состоянии выйти сам, и каждый занял свою позицию.

Охранники окружили Рассела Ли. Пришел Индюк. Все направились по сорокапятифутовому коридору к зеленой двери, которая радушно впустила уже триста шестьдесят одного смертника, и вот теперь Рассел Ли пополнит их число.

В пять парикмахер обрил ему голову, готовя идеально лысую поверхность для электродов. Потом приговоренный принял последний в жизни душ, прежде чем надел все белое. Белые брюки, белая рубашка, белый пояс, все из хлопка, выращенного на тюремных фермах, собранного, спряденного и пошитого заключенными для заключенных. Холмса вынудили встретить смерть в прикиде чертова маляра, без единой личной отметки.

Дверь распахнулась. Приглашающе блеснул «старина Спарки». Роскошная полированная древесина старше полсотни лет. Высокая спинка, твердые подлокотники, подставка под ноги, широкие кожаные ремни. Словно любимое бабушкино кресло-качалка, за исключением маски и электродов.

Палач приступил к делу, дальнейшее произошло как в тумане. Охранники сноровисто привязали Рассела Ли к золотистому дубовому каркасу. Один воткнул смертнику палку между зубами, другой протер левую ногу, лоб и грудь соляным раствором, чтобы усилить воздействие электрического тока. Третий защелкнул металлические крепления на его голенях и запястьях, прикрепил два диода в области сердца и наконец нацепил серебристую сферу на свежевыбритую голову. Менее чем за шестьдесят секунд Рассел Ли Холмс был коронован.

Палач завязал ему глаза, чтобы было поменьше грязи, когда глазные яблоки растекутся, и засунул в нос хлопковые шарики, чтобы потом не возиться с кровотечением.

Эскадрон смерти покинул помещение, и для Рассела Ли началась пытка ожиданием. Он сидел, прикрученный к смертоносному стулу, окруженный чернотой, и ждал звонка телефона на стене, подключенного прямо к офису губернатора. В трех просмотровых комнатах напротив тоже ждали. В одной комнате свидетели – Ларри Диггер и четверо родственников жертв Рассела Ли, которые нашли в себе силы прийти на казнь. Патриция Стоукс потеряла четырехлетнюю дочь Меган, погибшую от рук этого монстра. Ее муж находился на дежурстве на новой работе, так что вместо него она привезла своего четырнадцатилетнего сына. Юное лицо Брайана застыло, Патриция тихо всхлипывала, плотно обхватив тонкими руками высокую худощавую фигуру.

Во второй комнате находился готовый к работе палач. Здесь тоже имелся телефон, напрямую соединенный с офисом губернатора. Помещение могло похвастаться аж тремя торчащими из стены большими кнопками, по полтора дюйма в диаметре каждая. Основной индуктор и два запасных. Штат Техас всегда готов к работе.

Третья комната предназначалась для родных и близких смертника. Сегодня вечером здесь присутствовал только назначенный адвокат Холмса – Келси Джонс, который по такому случаю надел свой лучший костюм из бледной индийской жатой ткани в полоску. У Келси Джонса особое задание. Он должен наблюдать. А потом доложить журналистам, что последние мысли убийцы были о женщине, которая его любила. Затем Келси Джонс с радостью навсегда забудет о Расселе Ли Холмсе.

В 23:31начался обратный отсчет, и все уловки и манипуляции, занявшие последние пять с лишним лет, наконец достигли критической стадии. В комнатах воцарилась тишина. Все присутствующие напряглись. Смертник сидел в кресле с завязанными глазами и скрежетал зубами, грызя в палку.

«Я могучий. Я великий!» Кишечник расслабился и выпустил содержимое. Холмс схватился за подлокотники так сильно, что побелели костяшки. «Люблю тебя, детка. Люблю… Тебя…»

– Синий код! Синий код!

Джош одновременно выкрикивал приказы и проверял пульс пациентки.

– Каталку, быстро! Здесь девочка, на вид восемь или девять лет, едва дышит. Кто-нибудь позвоните в педиатрию!

Доктор Чен ворвался в палату.