«Дрион» покидает Землю (журн. вариант) - Страница 16

Расул кивнул и, словно ящерица, пополз по каменной ограде.

Миэль вышла из ниши на площадку, и, освещённая яркими лучами утреннего солнца, остановилась, осматривая окрестности. Она искала Юру и Искру. А те в это время лежали за валуном и готовились совершить непоправимое.

- Стреляй! - возбуждённо прошептал Искра. - Стреляй, пока стоит!

- Не могу, Вацлав!

- Трус, тряпка, слюнтяй! - злобно зашипел Искра и выбросил здоровую руку, чтобы отнять у Юры винтовку.

Но Юра вдруг крикнул отчаянным голосом:

- Миэль, берегись!

И тут же, припав к ружью, почти не целясь, выстрелил в неподвижную серебристую фигурку.

Эхо одинокого выстрела громко разнеслось по горам. Миэль пошатнулась и упала. И в тот же миг раздался отчаянный крик, мелькнул тонкий лучик.

Громко плача, к Искре и Карцеву бежал Расульчик и бил, бил по их головам лучом из «фонарика». И тогда в ответ на плач мальчика Юра Карцев тоже издал громкий вопль, отбросил винтовку, спрыгнул с валуна и бросился к Миэль. Он достиг её в несколько прыжков, подхватил на руки и бегом понёс к шару. Из отверстия «Дриона» вывалилось что-то большое, белое. Оно мгновенно накрыло Юру и его ношу и тут же исчезло вместе с ними.

Расульчик неистово теребил Искру, колотил его своими маленькими смуглыми кулачками и плача кричал:

- Она просил: смотри, маленки, смотри, может, не все басмач приходил! Расул смотрел, где басмач, а басмач Юра, басмач ты, ты! Зачем ты стрелял добри, кароши Миэль?

Искра болезненно морщился, отталкивал Расульчика здоровой рукой и растерянно бормотал:

- Оставь меня, мальчик, не трогай! Мне больно! Я ничего не знаю! Я не понимаю, о чём ты говоришь…

Расульчик перестал плакать и исподлобья поглядел на Искру. Что-то в лице этого человека подсказало ему, что он стал такой же «болшой, глюпий дядя», каким был Пётр Лапин. Только теперь мальчик сообразил, что это работа «фонарика». Он с отвращением посмотрел на блестящую вещицу, хотел её забросить, но передумал и побежал к отцу.

Ханбек Закиров всё ещё стоял над телом Плавунова и плакал. Расул не стал его тревожить. Он сразу понял, что отец его тоже попал под луч волшебного «фонарика», который мгновенно превращает бесстрашных мужчин в робких, плаксивых девчонок. Прежде его отец, этот храбрый красный джигит, никогда не плакал, как женщина.

Увидев у барьера Наташу, Расул бросился к ней:

- Наташа, Наташа, ты видел? Юра, Искра убивал кароши Миэль!

Наташа обернулась и посмотрела на него с тихой, мечтательной улыбкой:

- Успокойся, мальчик. Людей убивать нельзя. Никого и никогда… Посмотри лучше, какое небо над горами!

Расул ничего не ответил и медленно побрёл к шару. Отверстие «Дриона» было ещё открыто. Широко размахнувшись, мальчик бросил в это отверстие «фонарик».

- Бери обратно! Ты плохой! - крикнул он при этом.

«Дрион», словно он только и ждал возвращения «фонарика», тотчас же закрыл люк.

- Стой! - крикнул вдруг Расул. - Отдай обратно Юра! Отдай!

Он бросился к шару и стал его бить кулаками. Но шар никак на это не реагировал: оставался чёрным, глухим, неприступным.

И вдруг Расульчик увидел, что шар начинает резко менять окраску. Из чёрного он стал лиловым, потом стал голубеть, голубеть… Но только одной верхней половиной. Нижнее полушарие, под которым лежали спящие, оставалось по-прежнему чёрным. Мальчику сделалось страшно, и он отбежал от шара подальше.

Никто, кроме маленького Расульчика, не обращал на шар ни малейшего внимания. Басмачи, напевая какие-то заунывные песни, собирали своих убитых и складывали их в ряд в тени огромного валуна. Искра держался за раненую руку и смотрел на басмачей. Наташа продолжала любоваться небом, а Закиров всё ещё оплакивал убитого начальника. Так и получилось, что отлёт «Дриона» с Земли видел единственный человек на свете: десятилетний мальчик Расул Закиров.

Прошла минута, вторая. Верхняя половина шара стала сверкающе белой, словно вылепленной из чистого снега. «Дрион» тронулся и, разорвав канаты, медленно выплыл из ниши. Очутившись под открытым небом, он несколько секунд помешкал и вдруг, мгновенно весь налившись белизной, ушёл в голубую высь и буквально через секунду бесследно в ней растаял.

- Миэль живой! Миэль живой! Прощай, Миэль! Прощай, Юра! - кричал Расульчик, махая вслед шару рукой.

Долго стоял он с запрокинутой головой и смотрел в бездонную лазурь. Потом вздохнул совсем не по-детски и огляделся по сторонам. Постепенно до его сознания стало доходить, что судьба всех этих взрослых людей, собравшихся в лагере под Чёрной Горой, зависит от него и только от него. Но как им помочь, как спасти? Съездить в Шураб и привести сюда других людей? Это долго, слишком долго. Облучённых нельзя оставлять без надзора! Он теперь отвечает за этих больших беспомощных людей. Он должен заставить их погрузить на ишаков имущество экспедиции, раненых, спящих, запастись водой, продовольствием и отправиться в Шураб. Дорогу Расул знает, он доставит караван на место.

Но сначала пусть похоронят убитых: Лапина, Плавунова.

Расульчик отправился к басмачам и громко произнёс имя Худояр-хана. К нему тотчас же подошёл высокий мужчина лет сорока, с небольшой, аккуратно подстриженной бородкой на худощавом смуглом лице. На нём был дорогой бешмет, перетянутый ремнями. У пояса маузер и кривая сабля с серебряной насечкой. На голове огромная белая папаха.

- Я Расул Закиров, - твёрдо сказал мальчуган. - Я говорю тебе, Худояр-хан, что отсюда надо уходить, иначе мы все погибнем. Ты будешь слушаться меня, Худояр-хан?

- Буду, Расул-джан, буду, - охотно согласился басмач…

Через трое суток в Шураб въехал удивительный караван. Впереди на вороном скакуне, принадлежавшем курбаши Худояр-хану, ехал смуглый мальчуган в тюбетейке. За ним на рослом ишаке - вожак погонщиков Мирза Икрамов. Дальше тянулся большой караван из ишаков с грузом. Они везли не только имущество экспедиции, но и мешки с оружием и боеприпасами. Подгоняли этот караван трое: Рашид, Ибрагим и Ахмет. В конце каравана плелись два ишака, между которыми были закреплены мягкие носилки из кошмы. На носилках лежал раненый Искра. Он был в жару и бредил. За ним ехала на лошади Наташа Плавунова. На лице её была отрешённость, на раненого жениха своего она почти не смотрела. В арьергарде каравана двигался смешанный конный отряд из пяти красноармейцев и двенадцати басмачей. Они ехали вперемешку, без оружия. В самом хвосте отряда ехали Абдулла Худояр-хан и Ханбек Закиров.

Население Шураба высыпало из домов и с удивлением смотрело на необыкновенный караван…

Надо ли говорить, что судьба всех участников этой истории сложилась по-разному?

Искру положили в больницу в Исфаре. Он пролежал в ней полтора месяца и после выздоровления немедленно был отправлен в специальную клинику, где долго занимались его странно нарушенной памятью.

О событиях у Чёрной Горы он ничего не мог рассказать. Представители следствия по делу басмачей несколько раз навещали его в Исфаре, но он решительно ничего не помнил. Не мог даже сказать, где и при каких обстоятельствах был ранен. Память его была парализована глубоко и надолго. Вероятно, лучик из «фонарика» Миэль слишком долго гулял по его голове. Наташа тоже ничем не могла помочь следствию. Она «очнулась» два года спустя, когда дело уже давно было закрыто.

Егоров с четырьмя красноармейцами, равно как и Мирза Икрамов со своими тремя товарищами, тоже некоторое время страдали «странностью поведения и отсутствием памяти», но у них это продолжалось недолго. Через месяц они пришли в себя, но пользы от них для следствия было мало. Они вспоминали только какой-то серебряный шар, про басмачей же и про смерть Плавунова и Лапина ничего не знали.