Древо возможностей (сборник) - Страница 8
Все шло как нельзя лучше до того дня, когда моя левая рука снова захотела независимости. Когда я был на спектакле в Опере, она принялась щелкать пальцами и не унималась, пока мне не пришлось выйти под шиканье публики. Объяснить это варварское поведение она отказалась.
В дальнейшем левая рука совсем разошлась. Она ныряла в карман, когда хотела, тянула меня за волосы, не давала правой руке постричь ей ногти, что стоило мне многих царапин. Бывало, когда я спал, левая рука будила меня, засовывая пальцы в ноздри так глубоко, что я едва не задыхался.
Я, разумеется, не намерен был ей уступать, но моя левая рука что-то хотела дать мне понять и настаивала, пока я не уделял ей внимание. Можно сразиться с грозным врагом, но когда ваш противник постоянно раскачивается рядом и прячется в кармане ваших брюк, могу вас уверить, справиться с ним нелегко.
Следующие недели надолго остались у меня в памяти. Моя рука воровала в супермаркетах, ставя меня в крайне неловкое положение перед несговорчивыми охранниками; мало того, эта провокаторша размахивала плодами моих краж перед носом у церберов, стоявших на выходе. Если бы не мое полицейское удостоверение, мне бы несдобровать.
В гостях у друзей левая рука как бы нечаянно опрокидывала статуэтки и хрупкие безделушки. Она ныряла под юбки самых благовоспитанных дам и даже позволяла себе гладить посторонние груди, в то время как мы с правой рукой спокойно пили чай. Я получил немало пощечин, на которые левая рука отвечала непристойными жестами.
В конце концов я поведал о моей беде доктору Оноре Падю, психоаналитику и моему другу. Он ответил мне, что это в порядке вещей. Наш мозг разделен на два полушария, правое и левое. Слева рассудок, справа страсть. Слева мужское начало, справа женское. Слева сознательное, справа бессознательное. Слева порядок, справа хаос.
– Но если порядок располагается слева, почему же именно левая рука безобразничает?
– Контроль над телом осуществляют противоположные полушария. Твой правый глаз, правая рука, правая нога подчиняются левому полушарию, и наоборот. Твое бессознательное в правом полушарии, которым ты слишком долго пренебрегал, пытается привлечь твое внимание. Как правило, это проявляется нервными срывами, вспышками гнева, всплесками творчества. Так обычно выражает себя подавленное правое полушарие. У тебя случай особый. Фрустрация твоего правого полушария вылилась в бунт левой руки. Очень интересный феномен. Рассматривай свое тело как огромную страну, в одной области которой вспыхнул мятеж. Были же во Франции движения за самоопределение – вандейцы, бретонцы, баски, каталонцы. Это проблема внутренней политики. Все в порядке вещей.
Узнав, что существует психоаналитическое объяснение моей беды, я немного успокоился. Однако неприятностей этот «мятежный анклав» доставлял мне все больше. Он стал мешать даже моей работе.
В комиссариате левая рука играла с кобурой моего пистолета, лежавшего на столе. Она рисовала каракули на моих рапортах, забавы ради зажигала спички и бросала их в корзины для бумаг, дергала за уши моих начальников.
Пришлось мне, собравшись с духом, спросить мою левую руку, какая новая игрушка доставит ей удовольствие. Не хочется ли ей, например, кольцо с правой руки? Но левая рука взяла ручку и с трудом (я правша, а не левша) вывела на бумаге: «Подпишем союзный договор».
Нет, это сон. Союзный договор с моей левой рукой! Которая принадлежит мне с рождения! Рука – это нечто неотъемлемое. Не может быть и речи о том, чтобы принять ее условия. Левая рука была у меня всегда. Она моя. Она, похоже, воспринимала звуки, и я сказал ей:
– Еще чего!
Она снова взяла ручку:
«Я хочу собственные карманные деньги, чтобы жить в свое удовольствие. Если ты не уступишь, я сделаю твою жизнь невыносимой».
Капитулировать я не хотел и попытался умаслить ее, сводив к маникюрше. Очаровательная девушка с ласковыми руками хорошо о ней позаботилась и сделала настоящей красавицей. Ногти сияли. Рука-предательница стала чистенькой и ухоженной. Увы, косметических процедур оказалось недостаточно, чтобы обуздать это чудовище. При каждом удобном случае, повсюду моя левая конечность писала: «Союзный договор или саботаж!»
Я отказывался уступать этому шантажу. Однажды левая рука схватила меня за горло и чуть не задушила. Правая с большим трудом заставила ее разжать хватку. Теперь я знал: моя левая рука опасна. Но я могу за себя постоять. Я предупредил ее:
– Если не прекратишь своевольничать, я могу тебя и ампутировать.
Разумеется, эта перспектива мне совсем не улыбалась, но и жить под постоянной угрозой со стороны безбашенного врага я не хотел. Чтобы доказать ей мою решимость, я посадил левую руку в карцер, надев на нее лыжную рукавицу, в надежде, что она присмиреет. Ничуть не бывало. Пришлось мне заключить ее в деревянный ящичек, который я сам смастерил из дубовых досок, что заставило ее сжаться в кулак. Я оставил ее так на всю ночь и утром почувствовал, как она взмокла от обиды. Тюрьма – радикальная мера для строптивых рук. Может быть, она наконец поймет, кто здесь главный.
«Это я! Норбер Птироллен, безусловный господин и повелитель всего моего тела от кончиков пальцев до мозга костей, властелин органов и членов, единственный ответственный за трафик гормонов и кислотность желудка, арбитр кровообращения и нервных окончаний. Я хозяин своего тела. Это право принадлежит мне с рождения. Всякая попытка отделения какой-либо части моего организма будет подавлена с применением насилия», – повторял я подобно Людовику XI объединителю.
Я освободил ее из тюрьмы, и снова недели две она вела себя смирно. А потом взяла мел и написала на стене: «Свобода, равенство, союзный договор». Дальше ехать некуда. Почему бы не право голоса, уж если на то пошло? Правая рука будет голосовать за правых, а левая за левых.
Я заковал ее в гипс на целую неделю. В клетку! Когда меня спрашивали, что со мной случилось, я просто отвечал, что упал, катаясь на лыжах. Левая рука чувствовала себя скверно. По вечерам она отчаянно скреблась ногтями о гипсовую стенку. Сердце у меня доброе, и я решил ее освободить. Она затрепетала, вновь увидев солнце.
После этого наказания, должен признать, мне не пришлось больше жаловаться на левую руку. Я снова зажил припеваючи, но в один прекрасный день все рухнуло. Я расследовал чудовищное преступление: накануне вечером была задушена продавщица супермаркета. Это гнусное злодеяние было совершено даже не с целью ограбления. Открытая касса рядом была полна банкнот. Я снял отпечатки пальцев и сфотографировал их, чтобы передать в лабораторию. Каково же было мое изумление, когда я узнал отпечатки моей левой руки.
Следствие продолжалось долго. Я вел его с осторожностью, потому что совсем не хотел, чтобы меня, если можно так выразиться, поймали за руку. Однако чем дальше я продвигался в расследовании, тем больше обнаруживал улик. Преступление совершила моя левая рука. Да она и не таилась, даже похвалялась в ходе следствия, как будто дразня меня. Она выстукивала гаммы на столах и показывала мне пальцы, точно говоря: «Не захотел добром – вот тебе война».
Один вопрос не давал мне покоя: каким образом моей левой руке удалось затащить все мое тело на место преступления так, что я этого не заметил?
Я допросил свидетелей. Они признали, что видели меня поблизости. Я шел, опираясь на трость левой рукой. Возможно ли, что этот гнусный отросток моего существа транспортировал меня во сне, используя трость в качестве опоры? Нет! Кисть руки недостаточно крепка, чтобы нести мои 85 килограммов упирающегося мяса. А мятеж пока не распространился дальше запястья.
Я снова обратился к врачу, и тот объяснил мне, что я болен очень редкой болезнью. Он изъявил желание продемонстрировать меня на лекциях и написать диссертацию о моем случае. Я бежал прочь со всех ног к вящему неудовольствию левой руки, которая цеплялась за двери, силясь удержать меня.
Вернувшись домой, я учинил левой руке допрос с пристрастием. Каждый раз, когда она норовила солгать, я бил ее по пальцам железной линейкой. Разумеется, поначалу она пыталась защищаться, швыряя мне в лицо все ручки и ластики, до которых могла дотянуться. Но я привязал ее к ножке стола и бил телефонным справочником, пока она не раскололась. Телефонные справочники бьют больно и не оставляют следов. В полиции стараются избегать телесных повреждений, но бывают случаи, когда иначе разговорить подозреваемого не удается.