Древо ангела - Страница 4

Грета отошла от окна, понимая, что должна собраться с силами, спуститься и присоединиться к своей семье. Она открыла дверь спальни, прошла по коридору и остановилась наверху великолепной лестницы из темного дуба, с резными перилами и изящно выточенными в форме желудей шишечками, тускло поблескивающими в свете канделябра. Глядя вниз на огромную наряженную рождественскую елку, которая стояла в зале под ней, она почувствовала свежий, нежный запах хвои, и в ней вновь что-то шевельнулось. Грета закрыла глаза и, как велел ей доктор, сделала глубокий вдох, пытаясь уловить и расширить это мимолетное воспоминание.

Рождественским утром все обитатели Марчмонт-Холла проснулись и увидели за окном идиллический снежный пейзаж. За обедом они наслаждались гусем с овощами, выращенными тут же, в поместье. После чего собрались в гостиной у огня, чтобы открыть подарки.

– Ой, бабушка, – сказала Ава, развернув мягкое белое детское одеяльце. – Это так пригодится. Спасибо.

– А мы с Тор очень хотели бы купить тебе коляску, но, поскольку никто из нас даже понятия не имеет обо всех этих новомодных приспособлениях, которыми пользуются современные родители, мы решили просто выписать тебе чек, – сказал Дэвид, вручая его Аве.

– Это более чем щедро, Дэвид, – заметил Саймон, приподымая бокал.

Грета была очень тронута подарком Авы – фотографией их обеих в рамке. Она была сделана, когда Ава была крошечным младенцем, а сама Грета была еще в больнице.

– Это чтобы напомнить тебе, чего ожидать, – сказала Ава с улыбкой. – Боже мой, ты же станешь прабабушкой!

– Не может быть, – хихикнула Грета при этой мысли.

– А выглядишь ты едва ли на день старше, чем тогда, когда я встретил тебя впервые, – галантно отметил Дэвид.

Грета села на диван, с радостью глядя на свою семью. Возможно, причиной было выпитое за обедом вино, в большем, чем она привыкла, количестве, но она отнюдь не ощущала себя здесь нежеланной.

Когда подарки были развернуты, Саймон настоял на том, чтобы Ава ушла наверх отдохнуть, А Дэвид с Тор пошли прогуляться. Дэвид предложил Грете присоединиться к ним, но она тактично отказалась. Им надо было побыть вдвоем, а трое – это всегда толпа. Какое-то время Грета еще посидела у камина в легкой полудреме. Очнувшись, она выглянула в окно и увидела, что солнце, хоть и было низко, еще светило и снег сиял под его лучами.

Внезапно решив, что она тоже может подышать свежим воздухом, она позвала Мэри и спросила, где найти сапоги и теплое пальто.

Через пять минут, одетая в пару резиновых сапог-веллингтонов, которые были ей велики, и в старый плащ Барбур, Грета шла по девственному снегу, вдыхая чудесный, чистый, хрустящий морозный воздух. Остановившись, она подумала, куда бы пойти, в надежде, что инстинкт подскажет ей, и решила пройтись по лесу. По пути она любовалась на темно-голубое небо, и от красоты вокруг ее вдруг охватила внезапная радость. Это было настолько непривычное и редкое чувство, что она едва не споткнулась, пробираясь между деревьев вокруг.

Выйдя на поляну, она увидела в центре нее прекрасную огромную ель, зеленые пушистые ветви которой, засыпанные снегом, резко контрастировали с высокими голыми березами, составляющими остальной лес вокруг. Подойдя к ели, она увидела, что под ней была могильная плита, надпись на которой была засыпана снегом. Почти уверенная в том, что это должна быть могила семейного любимца – может быть, даже того, которого она знала, – Грета нагнулась и рукой в перчатке отскребла твердые, примерзшие ледяные хлопья.

Понемногу под рукой начала появляться надпись.

ДЖОНАТАН (ДЖОННИ) МАРЧМОНТ

Любимый сын Оуэна и Греты

Брат Франчески

РОДИЛСЯ 2 ИЮНЯ 1946

УМЕР 6 ИЮНЯ 1949

Да позаботится Господь на небесах о своем ангеле

Грета прочла и перечитала надпись, после чего с внезапно забившимся в груди сердцем упала на колени.

Джонни… Слова на могильном камне говорили, что этот умерший ребенок был ее сыном…

Она знала, что Франческа – Ческа – была ее дочерью, но никто никогда даже не упоминал о мальчике. Судя по надписи, он умер всего в три года…

Всхлипывая от потрясения и расстройства, Грета подняла взгляд и увидела, что небо начало темнеть. Она беспомощно огляделась вокруг, как будто деревья могли говорить и ответить на ее вопросы. Продолжая стоять на коленях, она расслышала где-то вдалеке собачий лай. И у нее в голове эхом пронеслась другая картина; она уже была однажды на этом месте и тоже слышала собаку… Да-да…

Она повернулась и сосредоточилась на могиле.

– Джонни… мой сын… пожалуйста, пусть я вспомню! Господи, ну дай же мне вспомнить, что же произошло! – закричала она, давясь слезами.

Звук собачьего лая растаял вдали, она закрыла глаза и сразу же увидела образ крошечного ребенка, которого она обнимала, а он прижимался к ее груди.

– Джонни, мой дорогой Джонни… мой мальчик…

Когда солнце совсем скрылось за деревьями в долине внизу, обозначая наступление вечера, Грета, широко раскинув руки, обхватила могильную плиту и наконец начала вспоминать…

ГРЕТА

Лондон. Октябрь 1945

В тесной гримерке театра «Ветряная мельница» пахло по́том и дешевыми сухими духами. Зеркал на всех не хватало, так что девушки толкались локтями за место, чтобы накрасить губы, и, завивая волосы в кудряшки на макушке, щедро сбрызгивали затейливые прически сахарной водой для закрепления.

– Ну, думаю, в том, чтобы выходить полуголыми, даже что-то есть – по крайней мере, не надо волноваться, что капронки побегут, – смеялась симпатичная брюнетка, глядя на свое отражение и поправляя повыше грудь в глубоком декольте усыпанного блестками костюма.

– Так-то так, Дорис, но карболовое мыло, которым потом смываешь краску, не то чтоб делает кожу нежной, как маргаритка, а? – отозвалась другая девушка.

Раздался громкий стук в дверь, и в гримерку заглянул молодой человек, которому явно было наплевать на мало прикрытые одеждой тела, представшие его взору. – Девушки, пять минут! – крикнул он и снова удалился.

– Ну что ж, – вздохнула Дорис. – Еще шимми, еще шиллинг. – Она поднялась. – Хорошо хоть, что налетов больше нет. Два года назад это был тихий ужас – сидеть на морозе в подвале в одном белье. У меня вся спина была синяя. Пошли, девочки, давайте покажем этим зрителям такое, о чем они потом долго будут мечтать.

Дорис вышла из гримерки, и все остальные тоже потянулись за ней, дружески болтая, пока в гримерке не осталась только одна девушка, торопливо наносящая крошечной кисточкой ярко-алую помаду.

Грета Симпсон никогда не опаздывала. Но сегодня она проспала почти до десяти, а в театре надо было быть в одиннадцать. Ничего, это стоило километровой пробежки до остановки автобуса, подумала она, мечтательно глядя на свое отражение. Прошлый вечер с Максом, когда они танцевали почти до рассвета, а потом брели, взявшись за руки, по набережной, а над Лондоном вставало солнце и все казалось прекрасным. При воспоминании о его руках, обнимающих ее, и его поцелуях она крепко обхватила себя руками.

Она встретила Макса четыре недели назад в ночном клубе Фельдмана. Обычно Грета была слишком вымотана после пяти представлений в «Ветряной мельнице», чтобы делать хоть что-то, кроме как добраться до дома и рухнуть в кровать, но Дорис упросила ее пойти и отметить с ней ее двадцать первый день рождения, и она в конце концов согласилась. Обе девушки были как день и ночь: Грета тихая, замкнутая, Дорис – дерзкая, шумная, с сильным кокни-акцентом. Но они как-то подружились, и Грете не хотелось подвести подругу.

Они даже взяли такси на недалекую дорогу до Оксфорд-стрит. У Фельдмана было битком – демобилизованные английские и американские военные, и все сливки лондонского общества, желающие посетить самый популярный в городе клуб.