Древний Восток - Страница 18

В «Поучении царю Мерикара» его автор Хети III четко формулирует обязанности царя перед богами (наполнение их жертвенников и поддержка храмов), усопшими (прежде всего соблюдение неприкосновенности их гробниц) и людьми (справедливое и не жестокое правление), которые его преемник обязан соблюдать под страхом гнева божества. Верховный бог (именуемый, кстати, сплошь и рядом не конкретным именем, а более расплывчатыми описательными эпитетами) признается не только отцом царя, но и благим «пастырем» человеческого «стада», пекущимся о нем. В случае если царь отступает от своего долга «творения маат» (по сути дела, «Поучение царю Мерикара» «расшифровывает», в чем именно этот долг заключается), то бог перестает «отзываться» на просьбы о содействии, обращаемые к нему при совершении ритуалов.

По мнению отечественного египтолога О. Д. Берлева, сомнения многих современников VIII и IX–X династий в том, что тогдашние цари являлись полноценными сакральными правителями, способными добиваться содействия богов посредством ритуала, проявились в крайне неохотном упоминании их имен в своих биографических надписях. Египет и мир в целом при подобных правителях вступают в так называемое «время болезни», т. е. нарушения их нормального взаимодействия с миром богов, а также обеспечиваемого ритуалом равновесия между персонифицированными в них силами. Все это порождает множественные отступления от воплощенной в маат нормы не только общественных отношений, но и природных законов (собственно говоря, именно это состояние мироздания и описывается в «Речении Ипувера» и «Пророчестве Неферти»).

Крайнее проявление недовольства верховного божества земным царем может проявиться в том, что оно перестанет порождать своих новых сыновей в пределах данного царского дома и возведет на престол новую династию: именно это и произошло, согласно «Сказкам папируса Весткар», когда бог Ра соединился, чтобы породить новых царей, не с женщиной, принадлежавшей к дому Хуфу, а с женой простого жреца Реджедет. По-видимому, сама постановка вопроса о том, что находящийся на престоле царь может как личность не соответствовать своим задачам ритуального правителя и пренебрегать своим долгом «творения маат», принадлежит выходцам из слоя неджесов, заложившим эту идею в ряд литературных произведений; в дальнейшем же, в конце I Переходного периода (ко времени создания «Поучения царю Мерикара») она была воспринята и официальной идеологией.

Оскудение страны, бывшее естественным следствием экологического кризиса в начале I Переходного периода, привело к тому, что расходы на поддержание в порядке сооруженных на протяжении Древнего царства гробниц и на совершение в них жертвоприношений снизилась вплоть до полного их прекращения. «Я слышал слова Имхотепа и Джедефхора (авторов классических писцовых поучений Древнего царства)… А что с их гробницами? Стены обрушились, не сохранилось даже место, где они стояли», — говорит автор «Песни арфиста». Тем более непосильными, даже для представителей египетской элиты того времени, оказывались расходы на сооружение новых гробниц, сопоставимых по своему оформлению с памятниками середины III тысячелетия до н. э. В этих условиях акцент в обеспечении посмертного существования людей закономерно должен был сместиться с дорогостоящего конструирования и поддержания «мира-двойника» в гробницах на взаимодействие с божествами загробного мира, обеспечивающими продолжение жизни усопшего по возможности независимо от расходов, которые несли его родственники в земном мире.

Возможности для этого существенно расширились после того, как представления, связанные с царским заупокойным ритуалом, стали известны достаточно широко в результате вторжения в царские гробницы во время восстания в начале I Переходного периода. В это время появляются так называемые «Тексты саркофагов» — записи на деревянных гробах формул, связанных с загробной жизнью простых смертных: формулы эти касаются прежде всего различных ситуаций взаимодействия людей со сверхъестественными существами и богами загробного мира и достаточно часто восходят к хорошо узнаваемым фрагментам «Текстов пирамид». Первостепенное значение среди них приобрел Осирис, с которым теперь отождествлялся не только царь, но и любой умерший. В условиях I Переходного периода, характеризующегося неустроенностью жизни людей и их естественным стремлением обрести компенсацию за переживаемые бедствия если не в земном, то в потустороннем мире, особенное значение приобрел заложенный в миф об Осирисе мотив его безвинного страдания. Возрождение убиенного бога к жизни любящей женой воспринималось как воздаяние за благодеяния, оказанные людям во время его пребывания на земле, и за смерть, которую он претерпел от собственного брата.

Мотив суда, подводящего итоги борьбе Хора и Сета за наследие Осириса (судя по «Текстам пирамид», исходно роль судьи в этой ситуации принадлежала гелиопольскому богу земли Гебу, но затем закрепилась за верховным солнечным божеством), подвергся основательному переосмыслению: Осирис наделялся теперь качеством царя загробного мира, в который после смерти попадал без исключения каждый усопший. Судьба покойного связывалась с его ба, а единственным необходимым для этого условием служило, видимо, сохранение его тела, само по себе достижимое с куда большей легкостью, чем сооружение и содержание гробницы. Смысл и само звучание формулы заупокойного культа, возникшей в эпоху Древнего царства, изменились: Осирис теперь представал в ней владыкой загробного мира, а земной царь — заведомо не равным ему подателем жертвы, благодаря которой этот бог делает доступными усопшему все перечисленные в формуле дары.

Прежде чем начать получать посмертные дары, усопший при помощи Осириса должен был обрести саму возможность посмертного существования. Для этого, оказавшись в загробном мире, он представал перед судом Осириса и содействовавших ему божеств, которые оценивали всю совокупность его прижизненных поступков с точки зрения их соответствия маат: с этой целью сердце покойного (по представлениям египтян, средоточие человеческих помыслов) помещалось на весы, на другой чашке которых находилось перо, символизировавшее маат. Чтобы дела человека соответствовали маат, среди них не должно было оказаться сознательного причинения вреда другим людям либо пренебрежения точным исполнением религиозных ритуалов, которое также могло принести людям вред, нарушив их нормальные отношения с богами и вызвав их гнев. В случае если при взвешивании сердце точно уравновешивало перо, человек считался оправданным от подозрений в нарушении маат («правым голосом») и занимал отведенное ему место в царстве Осириса. Если же чашка весов с сердцем перевешивала перо, считалось, что сердце усопшего свидетельствовало против него: при жизни его злые дела преобладали над добрыми, он не заслуживал посмертного существования, и его сердце пожирало сидящее рядом с весами чудовище Амамат.

Существенно, что по результатам «судебного разбирательства» и взвешивания сердца перед лицом Осириса человек не мог попасть ни в «рай», ни в «ад» по аналогии с представлениями о загробной жизни монотеистических религий. Благая посмертная судьба в царстве Осириса представляла собой не вечное блаженство и наслаждение близостью к богу, а продолжение земной жизни, включая и работу на царя загробного мира (подобно работе под властью царя земного) на так называемых «полях тростника». В связи с этим во II тысячелетии до н. э. в погребения помещаются ушебти (егип. «ответчик»), т. е. небольшие фигурки, которые, отзываясь на призыв усопшего, оживают и исполняют за него назначенную ему работу. Воздаянием же за неправедную жизнь служили не вечные муки, а просто лишение человека возможности посмертного существования, его полное уничтожение.

Характерно, что политические наставления, содержащиеся в «Поучении царю Мерикара», рассчитаны на то, чтобы обеспечить ему не только благополучное правление при жизни, но и оправдание на загробном суде в воздаяние за исполнение им своего долга перед богами и людьми. Судя по этому, в I Переходный период адаптация ритуала погребения царя к заупокойному ритуалу обычных людей привела к тому, что на некоторое время их загробная участь воспринималась (в том числе и самими царями!) как совершенно одинаковая. В дальнейшем, после нового объединения Египта и стабилизации положения в стране, царя стали вновь считать способным обрести бессмертие путем вознесения на небо и слияния со своим отцом Ра, в близкой аналогии с представлениями III тысячелетия до н. э., намеченными в «Текстах пирамид»; несмотря на это, отождествление усопшего царя с Осирисом также сохранило свое значение.