Древний свет (СИ) - Страница 142
— Ты знаешь, дорогая, что висит у нашего соседа на стене? — возбужденно вопила она в телефон. — Винтовка с оптическим прицелом!
И еще фотография. На ней наш сосед рядом с обворожительной брюнеткой и еще каким-то жутким чудовищем!
— Каким чудовищем, Мади?
— Похоже на что-то доисторическое, знаешь, как они там назывались, динозавры? Огромное, со множеством рогов, похоже на… рептилию! Черно-красно-золотое, и…
— Успокойся, Мадлен! Может, он просто охотился на крупного зверя?
— Где ты видела таких зверей, Клотильда? Я же говорю, что это динозавр! Кроме того, он не мертвый! Это больше похоже на семейную фотографию.
— Ты лучше скажи, ты рассмотрела еще что-нибудь, кроме динозавров?
— Неужели тебе этого мало?
— Конечно, меня интересует его личная жизнь. Ты же не полагаешь, что он был женат на этом динозавре? Что там за брюнетка на фото?
— Ее невозможно описать словами! Я хотела бы выглядеть как она!
— Ты говоришь то же самое о каждой встречной женщине моложе сорока. Обсуждение соседа стало такой же неотъемлемой частью жизни двух старых дев, как «Санта-Барбара».
Лугарев лежал с книгой в руках в шезлонге возле бассейна на заднем дворе. Он обосновался в Ницце в середине зимы, приглядев эту маленькую уютную виллу, на которую ушла большая часть его сбережений, если не считать подаренную эльфами шкатулку. Сейчас она хранилась в бронированном сейфе швейцарского банка. После окончания операции в Гондоре он вышел в отставку, несмотря на уговоры Шильмана. То же самое сделали и остальные наемники из команды Митчелла. Теперь покой был им по карману. Все они стали не слишком богатыми, но достаточно обеспеченными рантье, живя на проценты с помещенных в банки ценностей. Лугарев уже подумывал о том, чтобы начать писать мемуары. В небе послышался отдаленный свист очередного лайнера, заходящего на посадку в аэропорту Ниццы. Лугарев лениво повернул голову и проводил взглядом снижающийся Боинг-707, раскрашенный в серебряный и голубой цвета, принадлежащий, похоже, частному лицу. Авиакомпании Вечности уже перешли на 767-е Боинги и Аэробусы А-320. Цветовое решение Боинга напомнило ему недавние события. Еще осенью он ходил в бой под серебряно — голубыми знаменами нолдоров, а кажется, что это было так давно. Поистине, у людей короткая память. Запищали электронные часы, напоминая, что начинается какое-то кино. Лугарев уже не помнил, какое именно, но все равно нехотя поднялся и отправился в дом.
Мадемуазель Клотильда отвлеклась на несколько минут от наблюдения за домом соседа, чтобы налить себе рюмочку ликера. Бинокль она оставила на столике у окна, но телефон взяла с собой. Мадемуазель Мадлен вдруг издала такой вопль, что ее подруга едва не выронила бутылку.
— Клотильда, дорогая, смотри скорее! Мадемуазель Клотильда поставила бутылку и кинулась к окну.
Напротив виллы соседа только что остановился длинный плоский «Кадиллак Стретч лимузин» золотистого цвета. На левом переднем крыле у него развевался небольшой серебряно — голубой флажок.
— Похоже на посольскую машину, Клотильда! Звонок в дверь очень удивил Лугарева. Он никого не ждал. Набросив на плечи халат, он пошел открывать. Преступность в Вечности практически отсутствовала, но Лугарев все же остановился у двери и прислушался.
— Оставьте здесь эти пакеты, Жак, — услышал он звонкий мелодичный голос, который узнал бы среди тысяч других. — Вы свободны. Я позвоню вам, когда будет нужно.
— Да, госпожа посол, — ответил мужской голос, вероятно, шофера. Госпожа посол?!! Лугарев распахнул дверь. На пороге его дома, загадочно улыбаясь, стояла Селестиэль. Яркий свет весеннего южного солнца сверкал на серебряном обруче в ее темных волосах, и на серебряном шитье длинного бледно-зеленого платья, перехваченного в талии изящным поясом из черной, тисненой серебром кожи, и с таким смелым декольте, какого Лугарев не видел даже у девиц на набережной.
— Селест? — произнес Лугарев, справившись с удивлением. — Здравствуй! Ну, проходи же.
— Здравствуй, Игорь, — ответила она, — Возьми пакеты, я привезла тебе кое-что. Лугарев подхватил два большущих бумажных пакета, из которых шел вкусный пряный аромат, и, пятясь, вошел в комнату.
— Вот, значит, как ты устроился, — сказала Селестиэль, окидывая взглядом гостиную. — Мог бы и связаться со мной.
— Я пробовал, — ответил Лугарев. — но у меня ничего не вышло с этим Палантиром…
— Надо было просто сконцентрироваться. Ладно, я тебя научу.
Давай-ка устроим небольшой праздник по поводу нашей встречи, — Селестиэль влезла в пакеты и начала доставать из них такие деликатесы, что у Лугарева сразу потекли слюнки. — Где у тебя скатерть? Она накрыла белой скатертью стол в гостиной, взяла подсвечник с каминной полки и поставила посередине стола.
— Когда ты прилетела? — спросил Лугарев.
— Час назад.
— Погоди-ка… Серебряно-голубой Боинг? Это не твой?
— Мой. Где у тебя тарелки? Стол быстро оказался уставлен тарелками со всякой снедью.
— Ну-ка, взгляни, что я тебе привезла, — Селестиэль поставила на стол странной формы бутылку без этикетки. Пробка из настоящего пробкового дерева, давно уже не употребляемого в Вечности, была залита белым воском с печатью в виде восьмиконечной звезды Дома Феанора.
— Это вино мой отец опустил в погреб в день моего рождения, — сказала Селестиэль. — А по бутылкам его разлили только на прошлой неделе.
— Ты хочешь сказать, что ему пять с половиной тысяч лет? Ничего себе! Селестиэль наполнила две крохотные рюмочки, и над ними вдруг заискрились яркие разноцветные огоньки, напоминающие салют, а затем между рюмками возникла маленькая, но настоящая радуга.
— Это еще что за чертовщина? — спросил Лугарев.
— Ну, я немного поколдовала над ним, — улыбнулась Селестиэль. Они сидели напротив, глядя друг на друга сквозь колеблющиеся огоньки свечей. Лугарев не мог отвести глаз от ее лица, и от того, что находилось немного пониже.
— Судя по направлению твоего взгляда, я правильно выбрала фасон, — сказала она.
— Я рад, что ты вовремя остановилась, — ответил Лугарев. — Еще немного, и получилась бы картина Делакруа «Свобода, ведущая народ на баррикады». Селестиэль расхохоталась.
— Так значит, ты теперь посол нолдоров в Вечности? — спросил Лугарев, когда они закончили убирать со стола и снова уселись напротив.
— Да. Посольство открылось недели две назад. Я и не представляла, что у меня будет столько дел.
— Тебе нужно найти толкового помощника из людей.
— На меня уже работает Голдштейн.
— Ирвинг?! Вот это новость! — изумился Лугарев. — Ты сумела заставить его бросить «Эйприл Фест»?
— Да. Он передал дела сыну. Знаешь, вообще-то я приехала не просто так, а по делу, — сказала Селестиэль. — Это просто кошмар какой-то, — пожаловалась она. — Я уже ничего не могу сделать просто так. Обедаю с нужными чиновниками, хожу в театр на премьеры с какими-то типами из ведомства Координатора по торговле, меня приглашают на презентации, домогаются, чтобы я открывала всякие фестивали…
— Я тебя предупреждал, чтобы ты не лезла в политику, — сказал Лугарев.
— А что было делать? Я лучше всех остальных разбиралась в ваших порядках.
— И что у тебя за дело?
— Даже не одно. Во-первых, я приглашаю тебя на празднование Нового Года в наше посольство.
— Нового Года? Солнышко, сейчас ведь апрель!
— Эльфы празднуют Новый Год шестого апреля, — ответила Селестиэль. — Кстати, я никак не могу понять, с чего это вы празднуете его в середине зимы? Рождество — понятно, но почему год кончается в декабре? У нас считается, что зима кончается в марте, начинается весна, и вместе с ней — Новый Год.
— В Азии Новый Год тоже празднуют в апреле, только первого, — сказал Лугарев. — Ну, что ж, спасибо. С удовольствием принимаю приглашение. А где вы обосновались? В Париже?
— Под Парижем, недалеко от Версаля. В городе для нас слишком много железа и слишком грязно, — ответила Селестиэль. — Хочешь, покажу тебе наше посольство? Она сняла с каминной полки Палантир на серебряной подставке и установила его на стол.