Драмы и комедии - Страница 122
С т е б л о в. Хватит, хватит. Лучше скажи-на, что у тебя там с Козорезовым? За что ты с ним конфликт раздуваешь?
Ч е р е д н я к. Козорезов — карьерист.
С т е б л о в. Хватил! Ты, Александр Степанович, у него кое-чему поучись. Как он умеет понимать веяния времени! И, заметь, всегда чувствует меру: веяния-то меняются.
Входят Н и н а и П е т р.
Н и н а. Нет, все-таки тогда… это был он!..
П е т р уводит Н и н у во внутреннюю дверь.
Ч е р е д н я к. Теперь уж пойду. А напоследок расскажу еще одну историйку… Может, эта подойдет для вашей картотеки.
С т е б л о в. Если без юмора, то и не трать слов.
Ч е р е д н я к. На одной большой стройке потребовались сторожа на различные объекты… И несколько раз давали объявления: требуются сторожа. Никто не шел в сторожа наниматься. Тогда в объявлении написали: «Требуются начальники сторожевых постов». Тут же посыпались предложения!
С т е б л о в. Очень мило, вполне современно… Но для моей картотеки все же мелковато.
Входит Я к о в М ы т н и к о в. Худощавый, седой. Одет он очень просто, но все же долгое пребывание на чужбине наложило свой отпечаток: выглядит он как иностранец.
Я к о в. Значит, не ошибся я… квартира та же… Родион Иванович. Здравствуйте. Узнаёте?
Долгая пауза.
С т е б л о в. Яков?
Я к о в (поглядывая на Чередняка). А вы… кто же?
Ч е р е д н я к. Чередняк Александр Степанович.
Я к о в. Яков Мытников. (Стряхивая капли дождя с волос и куртки.) Вот уж оно всегда: дождь идет над тем, кто и так мокрый! Сколько стоит зонтик в Москве? Дешевле, чем до войны, или дороже?
С т е б л о в. Все подешевело, Яков. Разговаривать по-русски не разучился…
Я к о в. Забыть не смог. Дома и воробьи поют лучше, чем райские птички.
С т е б л о в. Долго ты домой собирался.
Я к о в. Обстоятельства задержали малость. Попал в плен, а потом все прочее. Родион Иванович, Нина… жива, здорова?
С т е б л о в. Здорова.
Я к о в. Дети — Петя, Владик?
С т е б л о в. Живы, здоровы.
Я к о в. Нина одна или замужем?
С т е б л о в. Одна, Яков, одна… Раздевайся, садись. Сейчас я… (Хотел было выйти, чтобы позвать Нину, но его заставил остановиться вопрос Чередняка, адресованный Якову.)
Ч е р е д н я к. Скажите пожалуйста, когда же вы попали в плен?
Я к о в. В сентябре сорок третьего года.
Ч е р е д н я к. Где?
Я к о в. На Западном фронте.
Ч е р е д н я к. Но почему вы не вернулись сразу после войны? Ведь наши войска освобождали военнопленных…
Я к о в. Я бежал из плена. Да занесло меня далеко.
С т е б л о в выходит.
Ч е р е д н я к. Так далеко, что целых двадцать лет…
Я к о в. Потом уж меня держала каторга…
Ч е р е д н я к. Да? И в какой вас судили стране? За что?
Я к о в. За что — расскажу как-нибудь. А судили меня в стране, где нужны были даровые рабочие руки на рудниках. Недавно в этой стране переменились порядки. Меня освободили. Помогли мне связаться с нашим посольством.
Входит Н и н а, вслед за нею — П е т р и С т е б л о в. Нина медленно идет к Якову. Вот она прошла эти несколько шагов после двадцатилетней разлуки.
Н и н а. Яков!..
Я к о в. Рыжик…
Н и н а. Яша… Это — наш Петька…
Петр подошел к отцу, пожал ему руку.
Я к о в (всматривается в лицо сына). А Владик?.. Владик — он такой же?
П е т р. Такой же, папа.
Я к о в. Я дома… Все-таки есть бог!
З а н а в е с
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Та же комната в квартире Стебловых. Прошла неделя. В комнате Я к о в.
Входит Н и н а.
Н и н а. Я опять отпросилась с работы! Кто дома?
Я к о в. Никого, если не считать одного бродяги с большим стажем.
Н и н а. Яшка! Мы — одни!.. Измотали тебя гости, друзья, признавайся?
Я к о в. Да что ты!
Н и н а. Идут, идут… Нашествие какое-то!
Я к о в. Мои друзья теперь — вот… вот!.. (Показывает, какие они сановитые.)
Н и н а. Ты их догонишь! Ты был на нашем курсе самым башковитым.
Я к о в. Песни у нас хорошие… Соскучился я по нашим песням… Слушай, а что это Владика все нет?
Н и н а. Задержался в командировке.
Я к о в. Очень хочется посмотреть на парня.
Н и н а. Знаешь, что мне все эти дни кажется? Только не смейся надо мной, пожалуйста… Мне кажется, вдруг ты всего лишь из какой-то истории папиной картотеки? Очнусь — и ничего нет, только карточки…
Я к о в. Рыжик…
Н и н а. Это ты? Настоящий?
Я к о в (обнимает Нину). Ну? Настоящий — или нет?
Н и н а. Только не смотри на меня так близко… Вот подмолодят мне физиономию в Институте косметики… Сейчас это делают очень ловко. Одна моя знакомая — моего возраста, а на вид моложе лет на десять. Я никогда не обращалась… А там морду ка-ак насандалят!.. Только, знаешь, в этом институте, оказывается, очередища…
Я к о в. Смешно, что тебя заботит… Ты самая молодая. Ты прекрасная…
Н и н а. Я только теперь начинаю понимать, что со мною было… Нет, ты не думай, я жила не хуже других. Но внутри будто замороженная была. Все годы. Так, наверное, лягушки замерзают на долгую зиму, чтобы оттаять только весной, когда пригреет солнце.
Я к о в. А мне, понимаешь ли, все хочется просить у тебя прощения…
Н и н а. За что?
Я к о в. Ждала этого потрепанного молодчика… Ведь как-то бы все иначе сложилось, счастье какое-нибудь новое нашла бы…
Н и н а. «Какое-нибудь» — это уже, Яшенька, не счастье. (Взглянула на часы.) Ой… (Смотрит на талончик.) Твое лекарство должно быть готово. Миленький, я — в аптеку…
Я к о в. Я пойду с тобой.
Н и н а. Сегодня очень сыро. Яша, не ходи, пожалуйста. (Целует Якова и уходит.)
Появляется т е т я Л а с т о ч к а.
Т е т я Л а с т о ч к а. Здравствуй, Яша!
Я к о в. Простите?
Т е т я Л а с т о ч к а. Яша-а! Я же — Клавочка. Эвакуацию, Сибирь, помнишь? Ты в краткосрочный отпуск приезжал… к Ниночке… А я же с ней в одной комнате жила! Еще ночевать ушла в медпункт. Площадь вам освободила.
Я к о в. Помню! Я тебя за это двадцать лет в душе благодарил, клянусь.
Т е т я Л а с т о ч к а. Комиссовать я тебя, дурня, предлагала, бронь… Остался бы тогда в тылу с Ниночкой — совсем другая бы песня!
Я к о в. Ты же дезертировать мне предлагала, сеньора Клава.
Т е т я Л а с т о ч к а. Все такой же гордый?
Я к о в. А ты все такая же пленительная.
Т е т я Л а с т о ч к а. Какая тут пленительная! Радикулит скрутил, целую неделю провалялась на больничном. А как про тебя узнала, ну, думаю, кувырком, а к лифту своему спикирую! Тебя повидать.
Я к о в. Ты тогда, в Сибири, медсестрой была?
Т е т я Л а с т о ч к а. Точно! Так теперь же я пенсию оформила. Могла бы и дальше на медицинской работе оставаться. Да ведь здесь я семьдесят рублей как лифтерша получаю, еще уборкой в конторе Внешторга занимаюсь, утром часа два, вечером часок. Еще семьдесят рублей. Сто сорок! Да пенсия. Ах, Нинка-то… вот скажу объективно: любила она тебя до бесчувствия, а уж теперь и не знаю… Ну, ходит тут к ней один. Очень самостоятельный. Это уж никак не скроешь, даже по дружбе! Ходит. Все-таки и она живой человек. Да ты не волнуйся! Они ведь не расписались? Нет! Значит, порядок. А как с пропиской у тебя, с паспортом?