Драмы и комедии - Страница 12

К о н ы ш к о в. Ася, нам пора.

А с я. Не пойду я, Петя… Тут сейчас каждый человек дорог.

К о н ы ш к о в. Понимаю.

А с я (отважилась — целует Конышкова). До свиданья…

К о н ы ш к о в. Проводи меня.

А с я провожает  К о н ы ш к о в а.

Д и н а. Вот и вдовы мы с вами, Маша. Только вы счастливее меня… вы любили настоящего человека!

З а н а в е с

1952

ГРИГОРИЙ КАРПОВ.

НАТАША.

БАСКАКОВ.

ЯНУШКИН.

ЕЛЕНА — его жена.

ШУРИК — их сын.

ГОША — брат Янушкина.

ТЕРЕНТИЙ ГУСЬКОВ.

ТАМАРА.

ОСМОЛОВСКИЙ.

Действие происходит на Урале в 1953 году.

Комната на втором этаже. Здесь живет Григорий Карпов. Из окна видны улица и сквер в прозрачной весенней зелени. В комнате мало мебели и много книг.

Г р и г о р и й  К а р п о в, среднего роста человек с неторопливыми движениями, характерными для людей физически сильных, ходит возле письменного стола, помахивая карандашом, что-то вдохновенно бубнит, пишет.

Входит  Б а с к а к о в — высокий молодой человек в очках, светлом костюме, без галстука, со шляпой в руке; у него совершенно юные, с близоруким прищуром глаза и уже явно обозначившиеся пролысины повыше висков.

Б а с к а к о в (медленно, неожиданным для него густым баритоном). Привет, кузнец!

Г р и г о р и й. Здорово.

Б а с к а к о в. Что ты пишешь?

Г р и г о р и й. Так… письмо.

Б а с к а к о в (присматривается к Григорию). Отмечаю сверхобычное сияние на твоем челе. Причины?

Г р и г о р и й. В отпуске. Первый день.

Б а с к а к о в. Постой, да ты только вчера вечером вернулся из дальних странствий.

Г р и г о р и й. Еще накануне поездки разрешили.

Б а с к а к о в. Ну-с! Как же ты думаешь проводить свой отпуск?

Г р и г о р и й. Есть наметочка.

Б а с к а к о в. С тобой невозможно разговаривать!

Г р и г о р и й. Забыл, что я туговат на ухо?

Б а с к а к о в. Ты мне своим слухом не финти. Помнишь, как я первый раз брал у тебя материал для газеты? (Прислушивается.) Если бы ее репетиционный зал был непосредственно против твоего окна… Так, наискось, через кусочек двора и окно, почти ничего не видно. Ап, Котька! Ап… Репетирует. Редкий номер. Дрессированная рысь — мировой рекорд, Впервые! Я уже тиснул об этом две информации и снимок.

Г р и г о р и й. Не многовато?

Б а с к а к о в. Молчи, кузнец.

Г р и г о р и й. Это можно.

Б а с к а к о в (после паузы). Эх, убить бы тебя, Гриша!

Г р и г о р и й. Давай.

Б а с к а к о в. И за что она тебя любит? А? Грубый, неуклюжий…

Г р и г о р и й. Ну-ну…

Б а с к а к о в. А рядом, тут же, блестящий молодой человек, воспитанный, красивый, с огромной славой журналиста… Смотрите подшивки «Уральского рабочего» и центральной печати! Как несправедливо женское сердце!

Входит  Н а т а ш а, возбужденная, сияющая. Она в кофточке и брюках, с хлыстом в руке.

Н а т а ш а (на ходу забинтовывая палец). Гриша! Гриша! Котька сделала пируэт! Самый чистый пируэт! (Баскакову.) Завяжите. Пойдемте, Гриша, я вам покажу. Это одна минута, Гриша. Спасибо, Баскаков!

Б а с к а к о в. Позвольте и мне, Наталья Владимировна.

Н а т а ш а. Вам?

Б а с к а к о в. Наталья Владимировна, даю слово, ни одной строки, меня и так на редколлегии взгрели.

Н а т а ш а. Извините, Баскаков.

Б а с к а к о в. Наталья Владимировна…

Н а т а ш а (строго). Ап! (Взмахивает хлыстом.)

Баскаков подпрыгивает, Н а т а ш а  уводит  Г р и г о р и я.

Б а с к а к о в (один). Змея… Сердце мое…. Ах, Гриша, Гриша… Пируэт… Котька сделала пируэт. (Берет со стола листок.) Стихи… Стихи! Хо-хо! Гм… (Читает.)

Плохо, товарищ Карпов. Даже для начинающего скверно. (Читает.)

Прорвало-таки! Душа заговорила. (Читает.)

Е л е н а? Гм… Елена… Великолепные стихи! Отличные стихи. Просто талантливые стихи. Не Наташа, нет, Елена, и притом далекая. Что, вообще говоря, не так уж хорошо. Лучше, если б она была где-то поближе. (Кладет на место листки.)

Входит  Г р и г о р и й.

Г р и г о р и й. Хороша Котька. И не так эта Котька… Наташа была хороша.

Б а с к а к о в. Наташа?

Г р и г о р и й. Сила, выдержка, ум, талант. И красота.

Б а с к а к о в. Да, редкая девушка. А знаешь, кузнец, смотрю я на ее отношение к себе как бы со стороны, страдаю, конечно, да не в этом дело… Думается мне, обожает тебя, именно обожает, не столько девушка, сколько артистка.

Г р и г о р и й. Проник! Тонко.

Б а с к а к о в. Стоит этакий Прометей возле вечного огня… А вокруг, ореолом таким, газеты, книги, плакаты избирательной кампании. Как снег, кружатся письма осчастливленных граждан. Музыка телефонных звонков. Таблички международных вагонов. А Прометей улыбается, нажимает кнопку, бьет молот — и все утопает в бурном сверкании искр…

Г р и г о р и й. Дуля с маком. Послушай-ка лучше. Нет, сам… Вот, читай письмо.

Б а с к а к о в (читает). «Здравствуйте, дорогой товарищ Карпов. Я не знаю, помните ли вы меня, но я вас до сих пор не забыл, тем более что ваша производственная, а потом и общественная слава в последние годы широко облетела просторы нашей области…» Гм… «К вам обращается с фронтовым приветом бывший командир отдельного зенитно-артиллерийского дивизиона, знакомый вам майор Семен Александрович Янушкин…» Что ж, обычное дело: фронтовые товарищи часто находят друг друга. Мне тоже до сих пор пишут.

Г р и г о р и й. Давай. (Берет письмо, дочитывает последние строки.) «Привет вам от моей супруги Елены Осиповны. Она тоже хорошо помнит командира орудия третьей батареи Григория Карпова». (Любовно складывает письмо.) Елена Осиповна… Елена…

Б а с к а к о в. Елена?

Г р и г о р и й. Елена… Последний раз видел я ее в сорок третьем году. Давно, давно было… а будто вчера! Маленькая сестренка большого дивизиона.

Б а с к а к о в. Вот оно откуда, твое сияние! И ты все эти десять лет ее помнишь?

Г р и г о р и й. Помню… Ты знаешь, помню.

Б а с к а к о в (покосившись на стол, где лежат стихи). Так… Прошло десять лет. Для тебя она осталась совсем молодой женщиной, а знаешь, что с ней могло случиться за десять лет? У нее уже четверо детей.